Использование психиатрии в политических целях в СССР

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Это старая версия этой страницы, сохранённая V for Vendetta (обсуждение | вклад) в 17:31, 7 мая 2014 (→‎Список известных жертв: дополнение). Она может серьёзно отличаться от текущей версии.
Перейти к навигации Перейти к поиску
Основная статья: Использование психиатрии в политических целях

На протяжении XIX века в России имели место лишь единичные случаи использования психиатрии в политических целях[1]. Первой жертвой таких злоупотреблений в СССР явилась революционерка-террористка, лидер партии левых эсеров Мария Спиридонова, заключённая в психбольницу по приказу Дзержинского в 1921 году[2].

Злоупотребления психиатрией в политических целях в СССР приобрели более частый характер в 1930-е — 1950-е годы, но лишь в 1960-е они становятся одним из основных видов политических репрессий.[3]

Одной из первых психиатрических больниц, в которой содержались заключённые туда по политическим причинам, считается Казанская тюремная психиатрическая больница.[1] С 1940 по 1970 год в её палатах умерло 1802 пациента, из них 470 были осуждены по ст. 58 УК РСФСР и ст. 54 УК УССР, то есть по политическим мотивам. В исправительно-трудовой колонии № 5, которая находилась на острове Свияжск и с 1956 года стала филиалом Казанской психбольницы, с конца 30-х по 70-е годы прошлого века умерло 3087 заключённых[4].

Юридическая ситуация

В октябре 1960 года Верховный Совет РСФСР принял УК РСФСР, заменивший собой кодекс 1926 г. Для осуждения диссидентов использовалось более 40 статей УК РСФСР, при этом в республиканских УК менялся лишь номер статьи, но содержание было идентичным. Самой «употребительной» статьёй, по которой проходили диссиденты, была ст. 70 УК: «Антисоветская агитация и пропаганда».[5]

В 1966 году был издан Указ Президиума Верховного Совета РСФСР «О внесении дополнения в Уголовный Кодекс РСФСР», дополнявший ряд статей, использовавшихся для осуждения диссидентов, статьями 190-1, 190-2, 190-3 следующего содержания:[5]

  • статья 190.1 — «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй»;
  • статья 190.2 — «Надругательство над Государственным гимном или флагом»;
  • статья 190.3 — «Организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих порядок».

В результате расширения данного понятия совершенно различные деяния, от убийства до распространения запрещённой в СССР литературы, оказались в одной и той же категории деяний, «представляющих особую опасность для общества».

В статье 58 УК РСФСР указывалось:

К лицам, совершившим общественно опасные деяния в состоянии невменяемости, но заболевшим до вынесения приговора или во время отбывания наказания душевной болезнью, лишающей их возможности отдавать себе отчёт в своих действиях или руководить ими, судом могут быть применены следующие принудительные меры медицинского характера:

  1. помещение в психиатрические больницы общего типа;
  2. помещение в психиатрические больницы специального типа.

Касаясь соображений, которыми руководствовались советские чиновники и государственные деятели, Анатолий Прокопенко (профессиональный историк-архивист, консультант Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте РФ[6]) поясняет, что объявление неугодных людей невменяемыми позволяло, не проводя над ними суда, без привлечения внимания мировой общественности и связанного с этим шума, изолировать их в психиатрических больницах. При этом можно было заявлять, что в СССР исповедуется самая либеральная концепция права, поскольку правонарушитель в подобных случаях рассматривается скорее как больной, которого следует лечить, чем как преступник, подлежащий уголовному наказанию[7].

Существовал и другой вариант развития событий — госпитализация без возбуждения уголовного дела, в рамках медицинских нормативных положений.[8] В 1961 году вступила в действие «Инструкция по неотложной госпитализации психически больных, представляющих общественную опасность»[5], утверждённая Минздравом СССР (от 10 октября 1961 года 04—14/32). Она фактически легитимировала внесудебное лишение свободы и насилие над здоровьем людей по произволу власти. Инструкция, выпущенная в 1971 году, в принципе была аналогична предыдущей.[5]

Расширение сети психиатрических больниц

В советской психиатрии преобладала такая тенденция, как усиленное строительство всё большего количества психиатрических больниц.[9] В 1935 году на территории СССР функционировало 102 психиатрических больницы и 33 772 койкоместа; к 1955 — около 200 психиатрических больниц, имевших 116 тысяч коек[10]. С 1962 года по 1974 количество койкомест возросло с 222 600 до 390 тысяч[9]

29 апреля 1969 года Ю.В. Андропов направил в ЦК партии проект плана расширения сети психиатрических больниц и предложения по усовершенствованию использования психбольниц для защиты интересов советского государства и общественного строя. Кроме того, принимались и соответствующие закрытые постановления ЦК партии и Совета Министров.[5]

Специальные (тюремные) психиатрические больницы были созданы в 1930-х годах по инициативе А. Вышинского.[11] С начала 1960-х гг. создаётся широкая и постоянно растущая сеть тюремных психиатрических больниц.[12] Динамика их строительства в 1960-е годы выглядела следующим образом:

Также производилось расширение площадей больниц, в связи с чем увеличивался уровень их заполнения. Например, в 1956 году в Казанской и Ленинградской ТПБ был отмечен самый низкий уровень заполнения — соответственно 324 и 384 больных, а к 1970 году он вырос более чем в 2 раза: 752 больных в Казанской и 853 в Ленинградской[7]. Общее число находящихся на излечении в психиатрических больницах специального типа МВД СССР в 1968 году составляло 2465 человек, а к концу 1979 года оно выросло более чем в 2,5 раза и составило 6308 человек[7][13].

По словам доктора исторических наук Л. А. Королёвой, к середине 1980-х гг. было известно о существовании 11 психбольниц специального типа, в число которых входили Днепропетровская, Казанская, Ленинградская, Минская, Орловская, Сычевская, Черняховская, два «спецсанатория» в Киевской и Полтавской областях и др.[5] Однако Жак Росси в книге «Справочник по ГУЛАГу» упоминает, что к концу 1970-х гг. в СССР было уже около сотни тюремных больниц, причём, кроме собственно «психотюрем», во многих больницах Министерства здравоохранения имелись камеры в распоряжении органов госбезопасности или внутренних дел.[12]

Доктор исторических наук Г. Чернявский пишет, что наиболее известными среди «психотюрем и тюрем с психотделениями» были больница при Институте им. Сербского, Новослободская и Бутырская тюрьмы, тюрьма «Матросская тишина» (все в Москве и под Москвой), психиатрическая больница в городе Белые Столбы Московской области, психотделение тюрьмы «Кресты» и больница им. И. И. Скворцова-Степанова в Ленинграде, больницы и тюрьмы в Днепропетровске, Казани, Калинине, Черняховске, Алма-Ате, Ташкенте, Великих Луках, Запорожье, Челябинске, Кишинёве, Минске, Орле, Полтаве, Киеве (Дарница), Риге и других местах.[6]

Психиатрические больницы специального типа являлись учреждениями закрытого типа и находились в ведении МВД СССР[5] — юридически и фактически бесконтрольные со стороны врачебного сообщества в целом. Фактически же все СПБ были в подчинении 5-го управления Комитета госбезопасности, и поэтому все санкции по отношению к заключённым на «излечение» диссидентам применялись с ведома комитетчиков.[5]

Используемые диагнозы

Анализ конкретных случаев психиатрического репрессирования инакомыслящих показывает, что диагностическими «масками», используемыми в репрессивных целях, чаще всего являлись «сутяжно-паранойяльное развитие личности» и «вялотекущая шизофрения»[14][15]. Остальные диагнозы (в частности, параноидная шизофрения: в редких случаях этот диагноз ставился инакомыслящим, никогда не проявлявшим психотической симптоматики и впоследствии признанным психически здоровыми) диссидентам почти не выставлялись[14][8]. Особенно часто для обоснования невменяемости диссидентов использовали диагноз вялотекущей (малопрогредиентной) шизофрении[16]:18[17].

Зачастую высказывается мнение, что именно расширительные диагностические критерии вялотекущей шизофрении, продвигаемые А. В. Снежневским и другими представителями «московской» школы, обусловили использование этого диагноза в репрессивных целях[15][16][18]:259[19][20][17].

Российский психиатр Николай Пуховский называет концепцию мягкой (вяло, медленно и незаметно текущей) шизофрении мифологизированной и указывает на то, что увлечение ею российских психиатров совпало с правовым дефицитом, который позволил государству использовать этот диагноз в целях политических репрессий[18]:259.

Известный украинский психиатр, правозащитник, президент Ассоциации психиатров Украины Семён Глузман отмечает, что в 60-е годы многообразие советских психиатрических школ и направлений сменилось диктатом школы академика Снежневского, постепенно ставшим абсолютным: альтернативная диагностика преследовалась. Этот фактор способствовал массовым злоупотреблениям в психиатрии, частому использованию в судебной и внесудебной психиатрической практике диагноза «вялотекущая шизофрения» и выставлению его политическим инакомыслящим[15]. По словам украинского судебного психиатра, кандидата медицинских наук Ады Коротенко, расплывчатые диагностические критерии данной нозологической единицы, отсутствие стандартов диагностики и действие в СССР собственной классификации форм шизофрении позволяли укладывать в рамки болезни индивидуальные личностные проявления и признавать душевнобольными практически здоровых людей[16]:18,46.

Известный петербургский врач-психиатр доктор медицинских наук профессор Юрий Нуллер отмечает, что концепция школы Снежневского привела к крайнему расширению диагностики вялотекущей шизофрении и тому вреду, который оно принесло. Ю. Л. Нуллер добавляет, что в рамках концепции вялотекущей шизофрении любое отклонение от нормы (по оценке врача) можно рассматривать как шизофрению, со всеми вытекающими для обследуемого последствиями, что создаёт широкую возможность для вольных и невольных злоупотреблений психиатрией. Однако ни А. В. Снежневский, ни его последователи, как утверждает Нуллер, не нашли в себе гражданского и научного мужества пересмотреть свою концепцию, явно зашедшую в тупик.[19][20]

Американский психиатр Уолтер Райх отметил, что в связи с характером политической жизни в Советском Союзе и социальных стереотипов, сформированных этой жизнью, нонконформистское поведение там действительно кажется странным и что в связи с характером диагностической системы Снежневского эта странность в некоторых случаях стала квалифицироваться как шизофрения. По мнению Райха, во многих и, возможно, в большинстве случаев, когда выставлялся такой диагноз, не только КГБ и иные ответственные лица, но и сами психиатры действительно полагали, что диссиденты больны.[17]

Среди ключевых фигур, возглавлявших использование психиатрии в целях подавления свободомыслия в Советском Союзе, С. Блох и П. Реддауэй называют Г. В. Морозова, Д. Р. Лунца и А. В. Снежневского[9]:219, отмечая, что Снежневский ввёл новое толкование болезни, которое дало возможность рассматривать идеологическое инакомыслие как симптом тяжёлого психического расстройства[9]:220. С. Блох и П. Реддауэй упоминают, что сторонники других направлений в советской психиатрии (главным образом представители киевской и ленинградской школы) длительное время решительно выступали против концепции Снежневского и связанной с этой концепцией гипердиагностики шизофрении; на протяжении 50-х — 60-х годов представители ленинградской школы психиатрии отказывались признавать шизофрениками диссидентов, которым был выставлен диагноз вялотекущей шизофрении в Москве[9].

Французский историк психиатрии Ж. Гаррабе отмечает, что критериям шизофрении, принятым на Западе, этот диагноз не соответствовал: пациенты, которым был выставлен диагноз «вялотекущая шизофрения» представителями московской школы психиатрии, не рассматривались как шизофреники психиатрами в западных странах на основании принятых там диагностических критериев, вскоре официально закреплённых в МКБ-9[21].

Диагноз применялся в случаях, когда обвиняемые отрицали вину, не сотрудничали со следствием и было неудобно приговаривать правозащитников к тюремному заключению[22][5][23].

В. Буковский и С. Глузман приводят слова профессора Тимофеева, писавшего, что инакомыслие может быть обусловлено болезнью мозга, когда патологический процесс развивается очень медленно, мягко, а другие его признаки до определённого времени, иногда до совершения криминального поступка остаются незаметными[8].

Согласно советским правилам, «все больные шизофренией должны находиться на учёте в психоневрологическом диспансере»[24]. Таким образом, хотя вялотекущая шизофрения является нетяжёлым расстройством, лица, получившие этот диагноз, подвергались постановке на учёт в ПНД. Далее, «в неотложной госпитализации в соответствии со специальной инструкцией Министерства здравоохранения СССР нуждаются больные шизофренией, которые вследствие особенностей клинической картины (бред, императивные галлюцинации, возбуждение различного типа, гебоидные состояния с асоциальным поведением, депрессии с суицидальными тенденциями и др.) представляют социальную опасность для окружающих или самих себя»[24]. Поэтому, если психиатр трактовал какую-то общественно-политическую самодеятельность как проявление бреда или как «гебоидное состояние с асоциальным поведением», такая трактовка могла автоматически повлечь за собой недобровольную госпитализацию.

Сутяжно-паранойяльное развитие личности советскими психиатрами выделялось в качестве одной из разновидностей патологического развития психопатической личности[25] и предполагало возникновение после реальных психических травм (в частности, конфликтных ситуаций) паранойяльных реакций, из которых впоследствии формируется стройная система бреда[8][25]: доминирующая идея сменяется сверхценной, и наконец — бредовой[8]. С. Глузман и В. Буковский отмечали, что сутяжно-паранойяльное развитие личности оказалось весьма удобным диагнозом для психиатрического репрессирования инакомыслящих[14]: те или иные проявления нонкомформистского мышления и поведения (например, недовольство «освобождением» человека от занимаемой должности после подписания им «заявления протеста»; суждение об оккупации Чехословакии или об отсутствии в СССР демократических свобод) легко могли быть диагностированы как «бред сутяжничества» либо же «бред реформаторства» в рамках паранойяльного развития личности[8].

Под понятием «бред сутяжничества» подразумевалось не соответствующее действительности убеждение, что личные права индивида нарушаются, попираются; написание многочисленных жалоб и заявлений с требованием восстановить «справедливость». Известными судебно-медицинскими экспертами прямо высказывались утверждения, в соответствии с которыми идеи борьбы за правду и справедливость наиболее часто формируются именно у личностей паранойяльной структуры, судебные заседания лицами с сутяжно-паранойяльным состоянием могут использоваться в качестве трибуны для речей и обращений, и т. п.[8]

К людям, обладавшим паранойяльным складом личности, относили, следуя мнению А. В. Снежневского, «фанатиков правды», убеждённых в правоте своих взглядов.[16]:46 Как паранойяльное развитие трактовались присущие диссидентам уверенность в своей правоте, потребность в справедливости, обострённое реагирование на ситуацию, унижающую человеческое достоинство.[16]:79

Сам по себе диагноз паранойяльного развития личности отнюдь не означает необходимости признания лица, которому инкриминируется совершение правонарушения, невменяемым: у лиц, совершивших общеуголовные деликты, диагностирование этого расстройства почти никогда не приводило к экскульпации и последующему принудительному лечению. Согласно официальной статистике Института судебной психиатрии, вменяемыми признавали 95,5 % правонарушителей, которым был выставлен этот диагноз. Однако диагностирование сутяжно-паранойяльного развития у диссидентов почти всегда приводило к признанию их невменяемыми[14][8]. Аналогичным образом невменяемыми обычно признавались и диссиденты, которым была диагностирована вялотекущая шизофрения, — невзирая на слабую очерченность диагностических критериев, предполагавших невыраженность, стёртость симптоматики, не мешающей успешной адаптации в социум, профессиональной и творческой реализации[14][8].

Недобросовестное использование диагноза «сутяжно-паранойяльное развитие личности» в репрессивных целях во время эпохи застоя привело к его дискредитации и как следствие — к отказу от выделе­ния этого диагноза в рамках МКБ-10[25].

Жертвы использования психиатрии в политических целях

Известные личности, подвергшиеся репрессиям

Усиление злоупотреблений психиатрией наступило после 1968 года[26]. 25 августа 1968 года восемь советских диссидентов (Константин Бабицкий, Татьяна Баева, Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов и Виктор Файнберг) провели у Лобного места на Красной площади сидячую демонстрацию, протестуя против ввода в Чехословакию войск СССР и стран Варшавского договора. Войска были введены в ночь с 20 на 21 августа 1968 года с целью остановить в Чехословакии общественно-политические реформы, получившие название Пражской весны.

Процесс вызвал большой общественный резонанс в СССР и за рубежом. У КГБ СССР возникла сложность: одному из участников (В. Файнбергу) на допросах выбили все передние зубы, и демонстрация его в суде была сочтена нежелательной.[11] Выход был найден в отправке В. Файнберга в спецпсихбольницу[11] (такое решение могло быть вынесено судом без присутствия лица и без права обжалования в вышестоящем суде). Экспертизу Файнберга проводила комиссия Института им. Сербского в составе Г. В. Морозова, Д. Р. Лунца и Л. Л. Ландау. В их акте № 35/с от 10 октября 1968 года намеренно не упоминалось о вводе войск в Чехословакию, давшем повод для этой демонстрации, поступок Файнберга описывался лишь как «нарушение общественного порядка на Красной площади», а его психическое состояние описывалось следующим образом:

С увлечением и большой охваченностью высказывает идеи реформаторства по отношению к учению классиков марксизма, обнаруживая при этом явно повышенную самооценку и непоколебимость в своей правоте. В то же время в его высказываниях о семье, родителях и сыне выявляется эмоциональная уплощённость… В отделении института при внешне упорядоченном поведении можно отметить беспечность, равнодушие к себе и окружающим. Он занят гимнастикой, обтиранием, чтением книг и изучением литературы на английском языке… Критика к своему состоянию и создавшейся ситуации у него явно недостаточная.[7]

В результате Файнберга признали невменяемым и направили в Ленинградскую спецпсихбольницу, где он находился 4 года — с января 1969 по февраль 1973 года[7]. Вместе с Владимиром Борисовым держал голодовку в марте — июне 1971, протестуя против помещения инакомыслящих в психиатрические больницы и невыносимых условий содержания в них; после невыполнения администрацией обещания улучшить условия содержания узников Борисов и Файнберг держали голодовку повторно — с декабря 1971 по февраль 1972 года.[27]

Наталья Горбаневская неоднократно подвергалась судебно-психиатрической экспертизе по политическим мотивам, дважды принудительно направлялась в психиатрические больницы. В вину ей ставили участие в демонстрации на Красной площади против ввода советских войск в Чехословакию, написание и распространение письма об этой демонстрации, участие в издании «Хроники текущих событий» и др.[27] По заключению профессора Лунца, «не исключена возможность вяло протекающей шизофрении», «должна быть признана невменяемой и помещена на принудительное лечение в психиатрическую больницу специального типа»[28]. Окончательный диагноз «вялотекущая шизофрения» был выставлен в 1970 году.[29]

На примере экспертизы, проведенной 6 апреля 1970 года в отношении Натальи Горбаневской, известный французский психиатр Ж. Гаррабе делает вывод о низком качестве судебно-медицинских экспертиз, проводившихся в отношении диссидентов: отсутствие в клиническом описании изменений мышления, эмоций и способности к критике, характерных для шизофрении; отсутствие какой бы то ни было установленной экспертизой связи между действием, повлекшим за собой обвинение, и психической болезнью, могущей его объяснить; указание в клиническом описании лишь депрессивной симптоматики, не требующей госпитализации в психиатрическую больницу[21].

Илью (Элиягу) Рипса, совершившего попытку самосожжения в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию и обвинённого по статье 65 УК Латвийской ССР, соответствующей ст. 70 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда)[30], направили на принудительное лечение в «психбольнице особого типа» с тем же диагнозом.

В качестве примеров можно привести ещё многих. Этот диагноз пытались поставить В. Буковскому[31], но комиссия, состоявшая преимущественно из противников теории вялотекущей шизофрении, в итоге признала его вменяемым. Также этот диагноз поставлен Вячеславу Игрунову, распространявшему «Архипелаг ГУЛАГ», Леониду Плющу, Валерии Новодворской.

Леонид Плющ был в 1972 году обвинён по статье 62 УК Украинской ССР в антисоветской агитации и пропаганде. Трижды проходил судебно-психиатрическую экспертизу. По итогам первой экспертизы (проведенной в киевском следственном изоляторе КГБ УССР) его признали психически здоровым. Вторую и третью экспертизу проходил в Институте им. Сербского; вторая и третья экспертные комиссии пришли к выводу о наличии у Плюща «психического заболевания в форме шизофрении». Был помещён в Днепропетровскую СПБ, в результате применения высоких доз галоперидола испытывал крайне мучительные двигательные нарушения. Впоследствии отмечал тяжёлые условия пребывания в спецбольнице (избиения, злоупотребления инъекциями). За освобождение Л. Плюща боролись международные организации, известные российские правозащитники (А. Сахаров, Т. Ходорович, С. Ковалёв и др.). После 4-летнего пребывания в психиатрической больнице был выписан и вывезен за границу. Л. Плющ эмигрировал.[16]:49—50,65—67

Иосиф Бродский, в феврале — марте 1964 года после ареста проходивший принудительную судебно-психиатрическую экспертизу на «Пряжке» (психиатрическая больница №2 в Ленинграде), впоследствии отмечал: «это было худшее время в моей жизни». По воспоминанию Бродского, в психиатрической больнице к нему применяли «укрутку»: «Глубокой ночью будили, погружали в ледяную ванну, заворачивали в мокрую простыню и помещали рядом с батареей. От жара батарей простыня высыхала и врезалась в тело».[32]

Александр Есенин-Вольпин, сын Сергея Есенина, был пять раз госпитализирован на протяжении 19 лет (1950-е — 1960-е годы) по политическим причинам: написание стихов «антисоветского» характера, поданное заявление о выездной визе после того, как его пригласили на научную конференцию в США, и др. О репрессиях, которым его подвергли, впоследствии (в 1972 году) дал показания Правовому комитету Сената США. В 1975 известный психиатр Сидней Блох провёл неофициальное обследование психического состояния Есенина-Вольпина и не нашёл у него признаков психического заболевания как на момент обследования, так и в прошлом.[12]

Известный геофизик Николай Самсонов был арестован в 1956 году после написания им трактата «Мысли вслух», где рассматривался вопрос о создании бюрократической элиты и искажении ленинских принципов. До сентября 1964 года находился в Ленинградской тюремной психиатрической больнице. По данным «Хроники текущих событий», психиатры больницы считали Самсонова здоровым, однако советовали ему признать свой трактат плодом больного воображения, что «свидетельствовало бы о его выздоровлении». Лишь в 1964 году, после того как ему начали вводить аминазин и как состояние его здоровья ухудшилось, Самсонов подписал заявление, где утверждал, что во время написания трактата был душевно болен.[12]

Виктор Рафальский, автор неопубликованных романов, пьес и коротких рассказов, обвинялся в принадлежности к тайной марксистской группе, написании антисоветской прозы и хранении антисоветской литературы.[33] Имея диагноз «шизофрения», провёл 26 лет в психиатрических больницах, из них 20 лет — в больницах специального типа. Побывал в психиатрических больницах Киева, Харькова, Львова, Москвы, Вильнюса, а также в ленинградской, днепропетровской, казанской и сычёвской спецбольницах.[16]:60—62 В 1987 году был реабилитирован и признан психически здоровым.[33] Впоследствии были опубликованы его воспоминания «Репортаж из ниоткуда», описывающие пребывание Рафальского в советских психиатрических больницах.[34]

Виктора Некипелова, обвинённого по статье 190-1 УК РСФСР («распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный строй»), направили на обследование в институт Сербского со следующим заключением, вынесенным экспертной комиссией г. Владимира: «Излишняя, чрезмерная вспыльчивость, заносчивость… склонность к правдоискательству, реформаторству, а также реакции оппозиции. Диагноз: вялотекущая шизофрения или психопатия». В институте им. Сербского Некипелова признали психически здоровым, срок отбывал в уголовном лагере. Об институте Сербского написал ставшую знаменитой документальную книгу «Институт дураков».[35]

Писатель Михаил Нарица был в 1961 году арестован по обвинению в «антисоветской агитации и пропаганде» (70-я статья) и признан невменяемым.[36][37] В медицинском заключении утверждалось: «Имеет собственную систему взглядов на государственное устройство с позиций свободных идей. Советскую действительность оценивает болезненно неправильно, исходя из неправомерных обобщений отдельных недостатков. Страдает психическим заболеванием в форме параноического развития личности и не может отдавать отчета в своих действиях и руководить ими».[37] Помещён в Ленинградскую спецпсихбольницу, вышел на свободу в 1964. В 1975 последовал новый арест и новая психиатрическая экспертиза[36][37], в этот раз Михаила Нарицу признали вменяемым[36].

Известный белорусский диссидент Михаил Кукобака подвергся принудительной госпитализации после того, как в 1969 году написал открытое письмо английскому писателю Айвору Монтегю, которое хотел опубликовать в газете «Комсомольская правда». В результате этой госпитализации провёл шесть лет в психбольницах тюремного типа. Кукобаку трижды подвергали судебно-психиатрической экспертизе в институте им. Сербского, на него было заведено несколько уголовных дел. В вину ему ставили, по словам Кукобаки, отказ от участия в выборах, субботниках и мероприятиях КПСС, распространение текста Всеобщей декларации прав человека в общежитии г. Бобруйска.[38] В частности, в путёвке на госпитализацию, выданной психоневрологическим диспансером в 1976 году, значилось: «по сведениям госбезопасности[,] распространял антисоветскую литературу, страдает манией переустройства общества, социально опасен».[27] В тюрьмах и психбольницах тюремного типа находился в общей сложности 17 лет.[38]

Ольга Иофе обвинялась по статье 70 УК РСФСР в том, что она принимала активное участие в изготовлении листовок антисоветского содержания, хранении и распространении документов антисоветского содержания, изъятых у неё при обыске. Предварительная экспертиза, проведенная Институтом им. Сербского (профессор Морозов, доктор медицинских наук Д. Р. Лунц, врачи Фелинская, Марныненко), признала О. Иофе невменяемой с диагнозом «вялотекущая шизофрения, простая форма»[39][40].

Пётр Григоренко, известный диссидент, генерал-майор Красной Армии, критиковал политику партии и правительства, призывал к восстановлению ленинских принципов и норм, открыто выступал во время политических судебных процессов над диссидентами. Неоднократно был направлен на экспертизу в институт им. Сербского, в результате с диагнозом «паранойяльное развитие» провёл несколько лет в специализированных психиатрических больницах. В освидетельствовании принимали участие А. В. Снежневский, Д. Р. Лунц, Г. В. Морозов, В. М. Морозов и другие именитые психиатры.[16]:22—23,27

29 мая 1970 года в калужской психиатрической больнице оказался известный биолог и публицист Жорес Медведев, написавший несколько статей о нарушениях прав человека в СССР, среди которых был очерк о цензуре советской почты. В нём Медведев утверждал, что любое письмо любого гражданина могли вскрыть сотрудники КГБ[41]. Ночью домой к Медведеву приехали главный врач калужской психбольницы А. Е. Лившиц, заведующий обнинским психдиспансером Ю. В. Кирюшин и наряд милиции во главе с майором Н. Ф. Немовым. Не предъявив ни документов, ни заключения врачей, они потребовали, чтобы Медведев поехал с ними в Калугу на психиатрическую экспертизу[42][43]. Медведев ответил, что добровольно не поедет, но и оказывать сопротивления не будет. Коллеги Медведева, пришедшие к нему домой, стали выражать возмущение. Немов ответил: «Мы — орган насилия, а вы можете жаловаться куда угодно». На их глазах Медведеву заломили за спину руки, посадили его в стоящий у подъезда автобус и увезли из Обнинска в Калугу[42][43].

Экспертная комиссия в составе председателя Б.В. Шостаковича (институт им. Сербского) и нескольких калужских врачей-психиатров «не нашла у Ж. Медведева явных отклонений от психической нормы. Однако она нашла, что Медведев проявляет повышенную нервозность и поэтому нуждается в некотором дополнительном наблюдении в условиях больницы». В защиту Медведева выступали многие советские учёные, писатели и другие представители интеллигенции (в числе которых П.Л. Капица, А.Д. Сахаров, Б.Л. Астауров, И.Е. Тамм, А.Т. Твардовский, В.Ф. Тендряков, М.А. Леонтович, В.Ф. Турчин, Л.В. Альтшулер, В.Н. Чалидзе и др.), направлявшие письма-протесты в различные инстанции и обращение к учёным, научным и творческим работникам всего мира. 17 июня Жорес Медведев был выпущен на свободу из психиатрической больницы[43].

Список известных жертв

Массовые репрессии

Многие случаи госпитализации политических заключённых были хорошо задокументированы. В частности, такого рода репрессиям подвергались активисты-правозащитники, представители национальных движений, граждане, стремившиеся к эмиграции, религиозные инакомыслящие (православные, баптисты и др.).[72] Зачастую узники совести оказывались в психиатрических больницах по таким причинам, как отказ верующих от службы в армии, незаконный переход границы, фальсифицированные уголовные обвинения и др.[73]

Помимо получивших широкую известность во всём мире случаев помещения диссидентов в психиатрические больницы, имели место «локальные конфликты» граждан с представителями власти, заканчивавшиеся недобровольной госпитализацией, хотя клинических оснований для этого не было.[74]

А. Д. Сахаров писал, что в некоторых центральных учреждениях, таких как приёмные Прокуратуры СССР и Верховного Совета, существовала система направлять особо настойчивых посетителей в психиатрические больницы. К числу таких посетителей относились люди, безуспешно добивавшиеся справедливости по причине конфликтов с начальством на работе, незаконного увольнения и др.[75] В документах Московской Хельсинкской группы (1976, документ № 8) отмечалось: «Примерно 12 человек в день милиция направляет дежурным психиатрам только из приемной Верховного Совета СССР; кроме того, еще 2—3 человека из тех, кто пытался пройти в посольство; кроме того, неопределенное число из других мест присутствия, а также — прямо с улицы. Из них примерно половина — госпитализируется».[76]

С. Глузман отмечает, что значительно большее количество людей, по сравнению с числом прошедших через судебные процедуры жертв репрессий, было подвергнуто внесудебным психиатрическим репрессиям. К числу таких репрессий относились, в частности, случаи недобровольной госпитализации в психиатрические больницы на короткий срок, зачастую на один или два дня, по указанию партийных или государственных органов[15].

Дважды в год люди, состоящие на психиатрическом учёте, недобровольно госпитализировались в психиатрические стационары не по медицинским показаниям, а по указаниям чиновников. За две недели до больших советских праздников — 7 ноября и 1 мая — райкомы и горкомы КПСС секретно направляли главврачам психиатрических больниц распоряжения на время госпитализировать в психиатрические больницы людей с непредсказуемым поведением (в том числе инакомыслящих и многих верующих[77]), чтобы обеспечить общественный порядок во время праздников[78].

Нарушение прав пациентов представляла собой и «профилактическая» госпитализация состоящих на учёте людей перед главными международными мероприятиями, такими как молодёжные фестивали и Олимпийские игры.[79] В частности, председатель КГБ Ю. В. Андропов в своём докладе в 1980 году, направленном в ЦК КПСС, отмечал: «…с целью предотвращения возможных провокационных и антиобщественных действий со стороны психически больных личностей с агрессивными намерениями принимаются меры совместно с органами здравоохранения и милиции, направленные на предупреждающую изоляцию таких людей во время Олимпиады 1980 г.».[3]

Олимпийские игры стали поводом к волне арестов, начавшейся в 1979 году, целью которой было окончательное подавление диссидентского движения. Некоторые из диссидентов получали особенно длительные сроки лагерей, другие были отправлены в психиатрические больницы. Города, где проходила Олимпиада, были (как отмечает Р. ван Ворен) «очищены от любого, кто мог бы разрушить красивый, но все же хрупкий образ гармоничного социалистического общества»: психиатрические пациенты, алкоголики, люди, ведущие асоциальный образ жизни, и диссиденты массово арестовывались, и многие из них помещались в психиатрические учреждения.[80]

Одной из первых книг, посвящённых злоупотреблению психиатрией в СССР, стала книга «Казнимые сумасшествием»[81], вышедшая во Франкфурте-на-Майне в 1971 году.

Практика применения

Госпитализация и признание невменяемыми

Политическим диссидентам часто предъявлялось обвинение по статье 70 (антисоветская агитация и пропаганда) и 190-1 (распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй) УК. Судебным психиатрам предлагалось обследовать тех инакомыслящих, психическое состояние которых следователи сочли не соответствующим норме.[1] Судебно-психиатрическая экспертиза назначалась по решению органов следствия и суда; в случае признания политического инакомыслящего невменяемым он согласно решению суда помещался в психиатрическую больницу на бессрочное — до полного «выздоровления» — лечение.[5]

Однако зачастую инакомыслящие, обвинённые по политическим и религиозным статьям уголовного законодательства и направленные на судебно-психиатрическую экспертизу, помещались в больницы специального типа МВД даже без судебного заседания и решения суда, по одному лишь заключению экспертизы, так как формулировки уголовных статей отнюдь не всегда давали возможность осудить за нежелательные высказывания.[26]

Медицинское освидетельствование и экспертиза на предмет вменяемости обычно проводились в научно-исследовательских институтах: в Центральном НИИ судебной психиатрии им. В.П. Сербского в Москве, Научно-исследовательском психоневрологическом институте им. В.М. Бехтерева в Ленинграде, психоневрологических институтах Минздрава УССР в Харькове и Одессе и пр. Главными «экспертами» по вопросам медицинского освидетельствования являлись доктор медицинских наук, профессор Д.Р. Лунц, А.В. Снежневский, Г.В. Морозов и др. [5]

В случае, если психиатры, обследовавшие обвиняемого, не сходились во мнении относительно диагноза либо же имели место те или иные политические тонкости, обвиняемого отправляли на обследование в институт имени Сербского.[1]

Статья 58 УК РСФСР определяла в качестве принудительных мер медицинского характера помещение в психиатрический стационар общего или специального типа. От решения суда зависел тип психиатрической больницы, куда направляли на «лечение»: общая (обычная городская, областная или республиканская психиатрическая больница — ПБ) либо специальная, тюремного типа (психбольница специального типа — СПБ) (ст.ст. 408, 409 УПК РСФСР).[5]

Как правило, при направлении на лечение в обычную психиатрическую больницу соблюдался «республиканский» принцип: такая больница находилась обычно по месту проживания пациента. Но в некоторых из обычных ПБ имелись специальные палаты: к числу таких ПБ относились психиатрическая городская клиническая больница №1 им. Кащенко (Москва) — «Канатчикова дача»; ПГБ № 3 (Москва) — «Матросская тишина»; ПГБ № 5 (Московская область) — «Столбы»; Рижская ПГБ; психоневрологическая больница им. Скворцова-Степанова № 3 (Ленинград) и т.д.[5]

Помещение в психиатрическую больницу специального типа назначалось судом в отношении душевнобольных, представлявших по психическому состоянию и характеру совершённых ими общественно опасных деяний особую опасность для общества.[5] Именно такое решение чаще всего выносилось судом в отношении инакомыслящих, обвиняемых в совершении «политических» преступлений[27], хотя доказательств, что диссиденты являются опасными для себя или для общества и могут совершить физическое насилие, как правило, не предъявлялось[57]. Направление же в психиатрическую больницу общего типа считалось сравнительно мягкой формой принудительных мер медицинского характера.[27]

Обвиняемые не имели права на обжалование. Хотя родственники или другие заинтересованные граждане могли бы действовать от их имени, они не имели права привлечь других психиатров для участия в процессе, поскольку психиатры, привлекавшиеся для участия в процессе государством, считались в равной мере «независимыми» и заслуживающими доверия перед законом.[1] Как правило, подследственные, которых признавали невменяемыми, в зал суда даже не приглашались[8][57], и судебное определение по делу им не объявляли[8]. Им не предъявлялись заключения экспертов, часто у подследственных не было возможности встретиться с адвокатом[82].

В ряде случаев принудительное обследование и принудительная госпитализация осуществлялись без возбуждения уголовного дела, в рамках медицинских нормативных положений.[8] В этих случаях применялась Инструкция о неотложной госпитализации лиц, страдающих психическими заболеваниями.[27] В. Буковский и С. Глузман в известной статье «Пособие по психиатрии для инакомыслящих» подробно описывали такой вариант развития событий:

Ваши убеждения, высказываемая общественная позиция, поступки или знакомства стали причиной пристального внимания к вам со стороны оперативной группы КГБ. В силу каких-либо объективных обстоятельств возбуждение уголовного дела против вас нежелательно. В этом случае КГБ (часто не прямо, а используя милицию, прокуратуру, советскую инстанцию, доверенных лиц и т.д. и т.п.) сообщает о вас в медицинские учреждения, как о, по их предположению, душевнобольном, указывая при этом основания интереса к вам.

Психиатр поликлиники, диспансера, больницы или городской станции скорой помощи должен вас в этом случае обследовать и, если считает необходимым, госпитализировать в психиатрическую больницу общего типа.

Такое психиатрическое обследование может быть проведено на дому, по месту работы или «происшествия», в камере предварительного заключения, в надлежащем учреждении либо в другом месте.[8]

Инакомыслящие принудительно помещались в психиатрические больницы при самых разнообразных обстоятельствах, причём зачастую они подвергались заключению, не будучи первоначально осмотрены психиатром. Их задерживали на работе, на улице или в домашней обстановке; в ряде случаев диссидентов вызывали под каким-либо предлогом в больницу, милицейский участок, военкомат или другие государственные учреждения, где, к своему удивлению, инакомыслящий представал перед психиатром, который принудительно помещал его в психиатрический стационар.[57]

Условия пребывания в стационарах

Н. Адлер и С. Глузман (1992), проанализировав всё многообразие стрессовых факторов, которые были испытаны на себе диссидентами, подвергавшимися принудительной госпитализации, выделили, в частности, следующие стрессоры физического характера:[83]

  • Чрезвычайная скученность в камерах. По свидетельствам бывших узников специальных больниц и международных экспертов, пройти между кроватями было трудно даже одному человеку; узникам приходилось постоянно пребывать на койках сидя или лёжа, дыша спертым воздухом (отсутствие принудительной вентиляции в камерах было повсеместным).
  • Отсутствие в камерах туалетов, что являлось наиболее мучительным стрессором физического характера. Отправление физиологических потребностей допускалось лишь в установленное администрацией время суток и в строго предусмотренные несколько минут для каждого.
  • Отсутствие возможностей для физической разрядки и пребывания на свежем воздухе. Предусмотренные ежедневные прогулки в течение 1 часа сводились к тому, что узников покамерно выводили в небольшие тюремные дворики, полностью лишённые растительности и какого-либо спортивного инвентаря. При этом время прогулок почти всегда произвольно сокращалось вдвое в соответствии с желанием администрации, но не узников.

Многие пациенты в СПБ находились запертыми в палатах значительную часть дня в бездеятельности (за исключением приёма пищи и прогулок во дворе). Зимой узников часто не выводили на прогулки в течение одного-двух месяцев по причине низкой температуры[82].

В числе стрессоров морально-психологического характера Н. Адлер и С. Глузман называют:[83]

  • Лишение элементарных юридических прав, неотъемлемых даже в тюрьмах и лагерях.
  • Лишение возможности иметь в камере бумагу и ручку, строгое ограничение поступления книг и журналов. По этой причине — невозможность переключиться на те или иные занятия, чтобы снизить негативное действие других психологических стрессоров. В случаях, когда узники начинали заниматься изучением иностранных языков, врачи немедленно констатировали «ухудшение состояния» и увеличивали дозы нейролептиков.
  • Лишение возможности находиться в одной камере с другими политическими узниками: каждый из них содержался в камере с исключительно тяжёлыми больными, совершившими тяжкие преступления. Общение с другими диссидентами было запрещено, политические узники были вынуждены годами наблюдать людей с тяжёлой умственной отсталостью, с кататоническим возбуждением и т.п.

Те из советских граждан, кто прошёл через заключение и в лагерях, и в специальных психиатрических больницах, неизменно оценивали свой опыт пребывания в психбольницах как значительно более унижавший человеческое достоинство узников и как более тяжёлое переживание[48].

Обстановка в спецбольницах в значительной мере напоминала тюремную. Так, Казанская и Черняховская спецбольницы были окружены высокими кирпичными стенами, вдоль стены вокруг всей территории — сторожевые вышки с охранниками МВД, поверх стен — колючая проволока. Все входы в отделения и палаты закрывались дверями со стальной решёткой или из сплошной стали. Каждое отделение имело свой двор для прогулок, при этом дворы были окружены сплошными заборами, чтобы воспрепятствовать контакту между отделениями[82].

Психиатрические больницы общего типа характеризовались самими узниками и западными экспертами, посетившими советские ПБ, как менее жёсткие по условиям содержания в сравнении со специальными психиатрическими больницами. Пациенты свободно ходили по коридорам и имели доступ к местам отдыха и развлечений. Им давали возможность писать и читать, разрешались свидания. Западными экспертами отмечался случай, когда двух пациентов, находившихся на принудительном лечении в обычной психиатрической больнице, перевели в СПБ, после того как они написали письма с критикой этой больницы[82].

Питание

Характерна была грубая, однообразная, плохая пища. В советских пенитенциарных учреждениях скудный пищевой рацион традиционно являлся одним из наиболее эффективных методов воздействия на поведение узников, однако «пациенты» психиатрических тюрем, как правило, получали пищи меньше, нежели узники в тюрьмах и лагерях. Причина этого состояла в том, что значительную часть содержимого общего пищевого «котла» съедали так называемые санитары, набранные для принудительной работы в специальных больницах из числа обычного тюремного контингента — преступников, осуждённых к лишению свободы за уголовные преступления. По сообщениям бывших узников специальных психиатрических больниц, эти санитары при полном попустительстве администрации шантажом, угрозами и побоями вымогали у узников значительную часть продуктов питания, передаваемых в очень ограниченном количестве родственниками с воли.[83]

Принудительное применение медицинских мер

Применялись такие меры, как:

  • Инъекции сульфозина[80][83][84] (несмотря на отсутствие каких-либо серьёзных исследований, на биохимическом или электрофизиологическом уровне подтверждающих терапевтическую активность этого средства[83]). Пролонгированное использование сульфозинотерапии как метода наказания[48][83], приводящего к интенсивным мышечным болям, изматывающему, астенизирующему пирогенному эффекту[83], обездвиженности, некрозу мышц в месте инъекции[82][16]:60[84].
  • Применение атропинокоматозной терапии, что отмечалось как отдельными диссидентами[83], так и посещавшими психиатрические тюрьмы в СССР международными экспертами[82][83][84]. Специальная медицинская литература в СССР подтверждает факт использования такого средства, сообщая и о значительной опасности этого устаревшего метода лечения.[83] Применение атропина, вызывающего преходящие делириозные состояния и высокую температуру, не является принятым лечебным методом на Западе[82].
  • Инсулинокоматозная терапия[80][83][84] курсами, состоящими из 25—30 гипогликемических ком[48].
  • Постоянное и длительное (годами) использование нейролептиков. При этом выдававшиеся узникам корректоры (медикаментозные средства, которые обычно применяются с целью купирования или смягчения нейролептических экстрапирамидных расстройств) часто под угрозой избиения изымались у них «младшим медицинским персоналом» — санитарами-уголовниками, использовавшими их с целью наркотизации.[83] Нейролептики в высоких дозах применялись в том числе как наказание за нарушения больничных правил и с целью «излечения» от антисоветских взглядов и высказываний.[84]

По словам бывших узников-диссидентов, применение нейролептиков было наиболее тяжёлым фактором, воздействующим на них, как в связи с отчётливым немедленным действием, так и в связи с непрерывностью и длительностью назначения. Многолетний узник специальных психиатрических больниц, врач по профессии, описал состояние психически здорового, спокойного человека после введения высокой дозы нейролептика мажептила (тогда — наиболее употребляемого) следующим образом: «Представьте себе огромную камеру, где кроватей так много, что с трудом пробираешься между ними. Свободного места практически нет. А вам ввели мажептил, и вы в результате испытываете непреодолимую потребность двигаться, метаться по камере, говорить, и рядом с вами в таком же состоянии с десяток убийц и насильников... а двигаться негде, любое ваше невыверенное рассудком движение приводит к столкновению с такими же двигательно возбужденными соседями... и так — дни, месяцы, годы».[83]

Как правило, узники, ощущавшие тяжёлые психические побочные эффекты применения нейролептиков, испытывали страх перед возможностью необратимых психических изменений вследствие их приёма. Угнетала сильная боязнь, что никогда не восстановятся прежние особенности характера, прежние жизненные и профессиональные интересы. Врачи, как правило, умалчивали об обратимости этих изменений, стремясь фиксировать страх перед ними с целью модификации политических или религиозных убеждений узника.[83]

Долгосрочное применение нейролептиков приводило в ряде случаев к развитию у узников-диссидентов органического поражения головного мозга, проявляющегося стойкими тяжёлыми двигательными (экстрапирамидными) нарушениями, которые длились годами.[16]:59—60

Обращение с «пациентами»

Н. Адлер и С. Глузман выделяют такие факторы, как:[83]

  • Категорическое требование к диссидентам медицинского персонала, который неприкрыто выполнял оперативно-следственные функции, отказаться от их политических убеждений, подкреплявшееся резкой интенсификацией лечения нейролептиками, сульфозином и шоковыми методами. Это вынуждало многих диссидентов прибегать в конце концов к идеологической мимикрии, демонстрируя «угасание бредовых образований».
  • Избиения, которым узники подвергались со стороны санитаров — уголовных преступников. Зачастую эти избиения были настолько жестокими, что влекли за собой очень тяжёлые последствия. Свидетели рассказывают и о конкретных случаях смертей в результате побоев, называя соответствующие имена.

Применялось также закручивание непокорных мокрыми полотенцами (простынями), которые, высыхая, нестерпимо сжимали тело.[11][34] Применялись наказания, в том числе физические; переводы в беспокойные палаты при реакциях протеста против бесчеловечного режима.[6] Дозировки нейролептиков увеличивали после нарушений режима или жалоб пациентов. В качестве наказания использовался и сульфозин — вслед за теми или иными нарушениями (например, критика в адрес больницы, сигаретный пепел под койкой пациента, нескромный взгляд на грудь медсестры)[82].

В одной из больниц за написание письма с критикой условий содержания (в специальный, отведенный для переписки день) пациент был наказан тремя неделями одиночного заключения[82].

Многим пациентам спецбольниц не разрешали держать в палатах свои личные вещи. Вся входящая и исходящая корреспонденция пациентов прочитывалась; телефонами пользоваться не разрешали. В качестве посетителей специальных психбольниц допускались, как правило, лишь члены семьи, и за свиданиями велось наблюдение. В ряде случаев свидания были крайне редки: так, в Черняховской СПБ у пациентов было в среднем по два-три свидания в год[82].

Правила режима в специальных больницах не были вывешены, однако пациентов часто постигало наказание за нарушение этих правил. Пациентам, госпитализированным в СПБ, редко сообщали об их юридических правах, о возможности иметь адвоката и подавать апелляцию[82].

Срок заключения и выписка

Одним из морально-психологических стрессоров для инакомыслящих было отсутствие конкретного срока заключения[83]. Как правило, каждые полгода пациенты подвергались переосвидетельствованию психиатрической комиссией, однако эти освидетельствования проводились сугубо формально[83][82]. Каждому пациенту уделялось несколько, максимум 10 минут; за день выездная комиссия или персонал спецбольницы пропускали очень большое количество пациентов. Обычно лечащий психиатр предоставлял информацию о пациентах комиссии из института им. Сербского, приезжавшей из Москвы каждые полгода[82].

Н. Адлер и С. Глузман в своей статье отмечают, что решение об освобождении или о переводе в более мягкие условия обычной психиатрической больницы в действительности принималось, как правило, КГБ и визировалось врачами и судом лишь символически[83].

Академик А. Д. Сахаров писал: «Практически во всех известных мне случаях пребывание в спецпсихбольницах было более продолжительным, чем соответствующий срок заключения по приговору».[11] Н. Адлер, С. Глузман приводят следующую статистику: средний срок пребывания диссидентов в специальных психиатрических больницах составлял 2 года, но в некоторых случаях он достигал 20 лет. Многие диссиденты в течение своей жизни направлялись на такое «лечение» неоднократно. Часто вслед за освобождением из психиатрической больницы человека арестовывали и наказывали уже тюремно-лагерным заключением.[83]

Последствия длительного заключения для инакомыслящих

Длительное пребывание в психиатрических больницах влекло за собой стойкие психологические нарушения и социальные трудности у тех, кто оставался в живых. После освобождения инакомыслящие находились под постоянным надзором, который осуществляли врачи психиатрических учреждений, под давлением сотрудников КГБ соглашавшиеся повторно госпитализировать их в случае «рецидива».[1] Ещё при пребывании в стационаре узникам становилось известно, что этот психиатрический учёт фактически будет пожизненным.[83]

Согласно выводам Н. Адлер и С. Глузмана, на бывших узников (если не всех, то многих из них) оказывали влияние такие факторы, как:[83]

  • Продолжение репрессий, закамуфлированных и явных.
  • Одиночество (и моральное, и физическое).
  • Бедность, отсутствие собственного жилья.
  • Использование властями родственников для оказания давления или для слежки.
  • Отсутствие в стране каких-либо реабилитационных центров для жертв пыток.
  • Наличие психиатрического «ярлыка» со всеми вытекающими из этого опасностями и правовыми ограничениями.

Некоторые жертвы политических репрессий выходили из стационаров с теми или иными тяжёлыми физическими последствиями для организма[3] (вплоть до нетрудоспособности[80]), другие ощущали себя психически сломленными[3]. Некоторые, как, например, украинский шахтёр и правозащитник Алексей Никитин[3], слесарь Николай Сорокин из Ворошиловграда[48], погибли при своём пребывании в психиатрической больнице[3][48].

Значительная часть узников после освобождения замечали у себя ранее отсутствовавшие психические симптомы невротического круга: чувство усталости, ухудшение концентрации внимания, возбудимость, вегетативные нарушения, раздражительность, ночные кошмары, временные состояния деперсонализации, острое чувство тоски. Как следует из неопубликованного доклада Ю. Л. Нуллера на IV международном симпозиуме по пыткам и медицинской профессии (1991 год, Будапешт), аналогичные состояния деперсонализации наблюдались и у освобождённых узников сталинских лагерей.[83]

Другие экспертизы и освидетельствования

В 1971 молодой психиатр Семён Глузман провёл заочную судебно-психиатрическую экспертизу по делу генерала Григоренко, воспользовавшись при этом материалами уголовного дела, полученными от адвоката Григоренко Калистратовой, а также побеседовав с близкими генералу людьми. Экспертиза доказывала неправомерность диагноза официальной психиатрии. Результаты экспертизы были опубликованы в самиздате, после чего Глузман получил семь лет лагерей строгого режима и четыре года ссылки.[16]:23

Впоследствии, находясь в США и будучи лишён советского гражданства, П. Григоренко в 1978 году обратился к известному психиатру и доктору медицины Уолтеру Райху с просьбой о проведении судебно-психиатрической экспертизы. Расширенная комиссия с участием известных психиатров, невролога, нейропсихолога долго беседовала с П. Григоренко и не обнаружила у него никаких признаков психического расстройства ни на момент обследования, ни в прошлом.[16]:28

Проходившая в 1991—1992 годах в Ленинграде (Санкт-Петербурге) официальная посмертная судебно-психиатрическая экспертиза подтвердила бездоказательность советских экспертиз по делу Григоренко и безосновательность многолетнего «лечения» генерала в психбольницах строгого режима.[16]:23,28

Психиатр Анатолий Корягин, сотрудничавший с Рабочей комиссией по расследованию использования психиатрии в политических целях правозащитной организации Московская хельсинкская группа, на рубеже 70-х — 80-х годов проводил психиатрические осмотры людей, которые ранее госпитализировались в политических целях, а также тех, кто боялся, что их в ближайшее время ждёт такая же участь. А. Корягин обследовал многих жертв политической психиатрии и признал их здоровыми; его заключения стали прямым доказательством того факта, что психически здоровые люди помещались в психиатрические больницы по политическим соображениям.[80]

В 1988 году Государственный департамент США решил начать официальное расследование в целях выяснить ситуацию со злоупотреблениями психиатрией в политических целях в СССР.[85] В 1989 году делегация американских психиатров посетила Советский Союз и провела переосвидетельствование 27 подозреваемых жертв злоупотреблений, чьи фамилии были сообщены делегации различными правозащитными организациями, Хельсинкской комиссией США и Государственным департаментом[84]; клиническая диагностика осуществлялась в соответствии с американскими (DSM-III-R) и международными (МКБ-10, проект) критериями[16]:9. Участниками делегации производились также опросы членов семей пациентов. Делегация пришла к выводу, что в 17 из 27 случаев не было никаких клинических оснований для признания пациентов невменяемыми; в 14 случаях не было выявлено никаких признаков психических расстройств[84]. Обзор всех случаев продемонстрировал высокую частоту диагноза «шизофрения»[16]:10: 24 из 27 случаев[84].

Делегация Государственного департамента США также пришла к выводу, что, хотя множество людей были госпитализированы по политическим причинам, были и те, которые имели психическое заболевание, однако их в действительности никогда бы не следовало подвергать тому лечению, которому они подвергались.[3]

В постсоветской Украине на базе государственных архивов в течение пяти лет выполнялось исследование истоков политических злоупотреблений в психиатрии. В общей сложности были повторно обследованы 60 человек — граждане, осуждённые за политические преступления и госпитализированные на территории УССР. По результатам этих обследований было обнаружено, что ни один из подэкспертных не нуждался в каком-либо психиатрическом лечении. Обследования выполнила группа украинских экспертов в области судебной психиатрии; один из членов этой группы работал в КГБ, а другой — в институте Сербского в Москве. Эксперты были поражены тем фактом, что они встретили людей, которые были психически вполне здоровы, но которым ранее они сами ставили диагноз вялотекущей шизофрении.[86]

Рабочая комиссия Московской Хельсинкской группы по расследованию использования психиатрии в политических целях

Основная статья: Рабочая комиссия по расследованию использования психиатрии в политических целях

5 января 1977 года при Московской Хельсинкской группе по инициативе её члена Александра Подрабинека была создана Рабочая комиссия по расследованию использования психиатрии в политических целях.[27] Целями организации было выявление и обнародование сведений о случаях злоупотребления психиатрией, а также оказание помощи жертвам психиатрических репрессий[48].

Членами организации являлись Вячеслав Бахмин, Ирина Гривнина, Ирина Каплун, Александр Подрабинек, а позже — Феликс Серебров и Леонард Терновский. В её работе участвовали также Александр Волошанович, Анатолий Корягин[87] и Софья Каллистратова[27]. Врач-психиатр Александр Волошанович[88] и юрист Софья Каллистратова[27] были консультантами комиссии. Врачу-психиатру Анатолию Корягину комиссия поручала проводить экспертизы и обследования граждан, подвергавшихся психиатрическим репрессиям по политическим мотивам, и давать заключения об их психическом состоянии[89].

Комиссия провела большую работу по оказанию помощи лицам, помещённым в психиатрические больницы, и членам их семей, по проверке условий содержания узников совести в психиатрических тюрьмах, по расследованию и преданию гласности многих десятков случаев необоснованного помещения инакомыслящих и верующих в психиатрические больницы[88]. За время своего существования комиссия выпустила 22 номера «Информационного бюллетеня», в котором публиковались сведения о подобных случаях[88][90][91]:45.

Деятельность Рабочей комиссии и опубликованная ею информация стали предметом внимания международных психиатрических и медицинских ассоциаций, явившись сдерживающим фактором для репрессивного использования психиатрии против инакомыслящих[88].

Однако члены организации подверглись репрессиям[88][48]. Рабочая комиссия по расследованию использования психиатрии в политических целях прекратила своё существование 21 июля 1981 года, когда её последний член Феликс Серебров был приговорён к 5 годам лагерей и 5 годам ссылки[90]. Другие члены организации были осуждены ранее: Александра Подрабинека приговорили к 3 годам лишения свободы (осуждён второй раз), Вячеслава Бахмина — к 3 годам лишения свободы, Леонарда Терновского — к 3 годам лишения свободы, Ирину Гривнину — к 5 годам ссылки, врача-консультанта Рабочей комиссии Анатолия Корягина — к 7 годам заключения в лагерях и 5 годам последующей ссылки[90].

В то время как Корягин находился в заключении, Генеральная Ассамблея Всемирной психиатрической ассоциации приняла резолюцию о присвоении ему статуса персонального почётного члена Всемирной психиатрической ассоциации за «проявление в борьбе с извращённым использованием психиатрии в немедицинских целях профессиональной сознательности, мужества и преданности долгу»[92]:17. Американская психиатрическая ассоциация присвоила Анатолию Корягину статус почётного члена, а Королевский колледж психиатров  (англ.) (рус., также присвоивший ему статус члена, направил Юрию Андропову письмо c просьбой об освобождении Корягина[93]. В 1983 году Американская ассоциация по развитию науки удостоила его премии научной свободы и ответственности[94][95]. В конечном счёте Корягин был освобождён 19 февраля 1987 года[96].

Осуждение политических злоупотреблений мировым психиатрическим сообществом

Информация об использовании в СССР психиатрии в политических целях достигла западных стран в 1960-е годы.[1][48] Политическое злоупотребление психиатрией в СССР неоднократно обличалось на конгрессах Всемирной психиатрической ассоциации (ВПА) в Мехико (1971), Гавайях (1977), Вене (1983) и Афинах (1989).[1]

В 1971 году западным психиатрам были предоставлены документы на 150 страницах, свидетельствующие о злоупотреблениях психиатрией в политических целях и сопровождавшиеся письмом В. Буковского, который просил западных врачей изучить шесть случаев, описанных в документе. На основании данных документов группа британских психиатров сделала вывод, что диагнозы этим шести диссидентам выставлялись исключительно по политическим мотивам. Однако на конгрессе в Мехико обсуждение не состоялось[85], просьбы Буковского рассмотреть ситуацию со злоупотреблениями не были услышаны. Советское психиатрическое общество пригрозило выйти из ВПА, и боязнь, что это причинит ущерб ВПА, была настолько сильной, что делегаты в Мехико поддались советскому давлению.[97] Впоследствии Буковский был приговорён к 7 годам лагерей и 5 годам ссылки.[97]

В период между конгрессом в Мексике и следующим конгрессом всё большее количество задокументированной информации о злоупотреблениях достигало Запада[97] и всё большее число национальных психиатрических ассоциаций выражало свою обеспокоенность данным вопросом, но вплоть до следующего конгресса Всемирная психиатрическая ассоциация предоставленные доказательства игнорировала и продолжала укреплять дружеские отношения с советскими психиатрами.[85]

На состоявшемся в 1977 году в американском городе Гонолулу (столица штата Гавайи) VI конгрессе Всемирной психиатрической ассоциации Генеральная ассамблея ВПА приняла резолюцию, осуждающую злоупотребления психиатрией в СССР:[98]

Всемирная психиатрическая ассоциация обращает внимание на злоупотребления психиатрией в политических целях и осуждает такие злоупотребления, в каких бы странах их ни совершали. Данная Ассоциация призывает профессиональные объединения психиатров тех стран, в которых практикуются злоупотребления психиатрией, осудить подобные явления и полностью их ликвидировать. Всемирная психиатрическая ассоциация вносит эту резолюцию прежде всего с учётом весомых свидетельств систематических злоупотреблений психиатрией в политических целях в Советском Союзе.[98][44][9]:330

Также на VI конгрессе было принято решение создать в рамках ассоциации «Комитет по расследованию случаев злоупотребления психиатрией» (англ. WPA Committee to Review the Abuse of Psychiatry). Согласно своей компетенции он должен был расследовать любые заявленные случаи злоупотреблений в психиатрии[99]. Этот комитет действует до настоящего времени[99]. Кроме того, была принята Гавайская декларация (англ. The Declaration of Hawaii)[100] — первый документ с изложением ряда основных этических норм, касающихся деятельности психиатров во всех странах.

В августе 1982 года правление Американской психиатрической ассоциации разослало всем национальным обществам психиатров в составе Всемирной психиатрической ассоциации письмо о принятии им резолюции, гласившей:

в случае если Всесоюзное научное общество невропатологов и психиатров до 1 апреля 1983 года не отреагирует соответствующим образом на все запросы, исходящие от ВПА относительно злоупотреблений психиатрией в этой стране, то ВНО должно быть временно лишено членства в ВПА до тех пор, пока эти злоупотребления не прекратятся.[7][101]

В нём также сообщалось, что американская делегация на заседании Комиссии по правам человека ООН, запланированном на февраль 1983 года в Женеве, намерена внести на рассмотрение Комиссии проект резолюции, осуждающей практику «использования психиатрии в политических целях». В этой связи руководителям национальных обществ психиатров в случаях, если они поддерживают позицию США, рекомендовалось направлять соответствующие предложения в министерства иностранных дел, членам делегаций их стран в Комиссии по правам человека ООН, в международный отдел Американской психиатрической ассоциации и «Комитет, занимающийся вопросами злоупотребления психиатрией в международном аспекте»[7].

В частности, резолюции, призывавшие Генеральную ассамблею Всемирной психиатрической ассоциации лишить Всесоюзное научное общество невропатологов и психиатров СССР членства в ней за «невыполнение решений предыдущего конгресса и игнорирование запросов, исходящих от организаций», приняли, наряду с Американской психиатрической ассоциацией, Королевский колледж психиатров Великобритании и Датское общество психиатров[7].

Национальные ассоциации справедливо пришли к мнению, что 10 лет скрытой дипломатии, частных разговоров с представителями советской официальной психиатрии и сдержанных общественных протестов существенно не отразились на масштабе советских злоупотреблений и что данный подход, таким образом, не имел успеха. В январе 1983 года количество ассоциаций — членов Всемирной психиатрической ассоциации, проголосовавших за бессрочное или временное исключение из неё Всесоюзного научного общества, возросло до девяти. Поскольку данные ассоциации обладали половиной голосов в руководящем органе ВПА, теперь, в январе, представители СССР были почти уверены в том, что будут исключены из неё при голосовании в июле[102]:44.

В 1983 году Всесоюзное научное общество невропатологов и психиатров добровольно вышло из Всемирной психиатрической ассоциации накануне её VII конгресса в Австрии, чтобы не потерять свою репутацию окончательно. Мотивы данного решения поясняются в записке председателя КГБ СССР Виталия Федорчука и министра здравоохранения СССР Сергея Буренкова в ЦК КПСС «О подготовке специальными службами противника новой антисоветской акции в связи с предстоящим в 1983 году Всемирным Конгрессом психиатров в Австрии»:

По полученным КГБ СССР данным, руководителями австрийского оргкомитета по подготовке VII Всемирного конгресса психиатров считают вопрос об исключении СССР из ВПА решённым, так как, по заявлению профессора Гофмана — члена оргкомитета, он «окончательно подготовлен к реализации». С учётом складывающейся обстановки считали бы целесообразным рассмотреть вопрос о выходе ВНО невропатологов и психиатров из ВПА и об игнорировании его участия в VII Всемирном конгрессе психиатров в Австрии.[7][101]

На конгрессе ВПА в Австрии была принята резолюция, в которой говорилось:

Всемирная психиатрическая ассоциация будет приветствовать возвращение Всесоюзного общества невропатологов и психиатров СССР в состав ассоциации, но ожидать искреннего сотрудничества и заранее предоставленного конкретного доказательства исправления политического злоупотребления психиатрией в СССР.[103][44]

Отношения российской психиатрии с западной наладились только в годы перестройки. В это время в прессе активно публиковались свидетельства жертв психиатрических злоупотреблений. Направляя свою делегацию на афинский конгресс ВПА в 1989 году, Советский Союз согласился признать, что систематические злоупотребления психиатрией в политических целях действительно имели место, прекратить эти злоупотребления и реабилитировать пострадавших.[97] В октябре 1989 года на конгрессе ВПА в Афинах Всесоюзное научное общество было вновь принято в международное психиатрическое сообщество. Тогда же членом ВПА стала Независимая психиатрическая ассоциация России как в противовес ВОП, так и по причине глубокого неудовлетворения состоянием дел в официальной советской психиатрии.[6]

Принимая Всесоюзное научное общество в свои ряды, Всемирная психиатрическая ассоциация обязала его выполнить несколько важнейших условий:[6]

  1. публично признавать имевшие в Советском Союзе место злоупотребления психиатрией в политических целях;
  2. реабилитировать пострадавших от карательной психиатрии;
  3. принять закон о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании;
  4. не чинить препятствий процедурам инспекционной деятельности ВПА в СССР;
  5. обновить руководство официальной советской психиатрии.[6]

Во исполнение данных условий 2 июля 1992 года в России был принят Закон о психиатрической помощи (N 3185-1), вступивший в силу 1 января 1993 года[104][105], признано использование психиатрии в политических целях и реабилитирована часть пострадавших. Согласно Закону РСФСР от 18 октября 1991 г. «О реабилитации жертв политических репрессий», лица, по политическим мотивам необоснованно помещённые в психиатрические учреждения на принудительное лечение, подлежат реабилитации и пользуются льготами, установленными для всех категорий граждан, признанных жертвами политических репрессий; согласно Положению о порядке выплаты денежной компенсации лицам, реабилитированным в соответствии с Законом РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий», утверждённому 16 марта 1992 г., этим гражданам выплачивается денежная компенсация[106]. Тем самым государство признало факты использования психиатрии в политических целях[106].

В 1990 году в журнале Королевского колледжа психиатров Великобритании «Психиатрический бюллетень» была опубликована статья Анатолия Корягина «Принуждение в психиатрии: благо или беда?»[107], содержащая восемь аргументов о существовании системы политического злоупотребления психиатрией в СССР и анализ злоупотребления психиатрией.

Злоупотребление психиатрией в СССР оказало сильное влияние на формирование и радикализацию антипсихиатрического движения на Западе. По словам Юрия Савенко, ничто не послужило антипсихиатрии больше, чем происходившие в 1960—1980-х годах психиатрические репрессии в Советском Союзе[108], поскольку практика советских злоупотреблений психиатрией оказалась наиболее широкомасштабной и получила наибольшую огласку[109].

В начале 1990-х годов директор Центра Сербского Татьяна Дмитриева принесла слова покаяния за беспрецедентное по масштабам использование психиатрии в политических целях в Советском Союзе для дискредитации, запугивания и подавления правозащитного движения, осуществлявшееся прежде всего именно в этом учреждении[109]. При этом в 2001 году в своей книге «Альянс права и милосердия» Дмитриева писала, что если в СССР и были злоупотребления в психиатрии, то не больше, чем в западных странах[109].

Масштабы

Существуют различные данные и высказываются разные оценки относительно масштабов использования психиатрии в политических целях.

Так, в 1994—1995 годах комиссия московских врачей-психиатров посетила психиатрические больницы специального типа системы МВД в Черняховске, Санкт-Петербурге, Казани, Орле и Сычёвке, где смогла ознакомиться с картотекой пациентов и изучить некоторые истории болезни. В распоряжение комиссии обществом «Мемориал» были предоставлены списки лиц, находившихся в этих больницах на принудительном лечении в связи с обвинением по «политическим статьям» УК. Оказалось, что количество пациентов, подвергавшимся принудительному лечению по политическим мотивам, превышало данные «Мемориала» в десятки раз: оно составляло более 2000 человек.[16]:29—30

Большое количество случаев политического злоупотребления хорошо задокументированы. В частности, С. Блох и П. Реддауэй в книге Soviet Psychiatric Abuse приводят задокументированные данные насчёт 500 случаев злоупотреблений.[72] По мнению Реддауэя, эти случаи представляют собой не более 5 процентов от числа всех случаев политических злоупотреблений психиатрией на протяжении двух десятков лет.[48]

Правозащитная организация Freedom House произвела тщательное изучение данных о 1110 политических узниках, 215 из которых были заключены в психиатрические учреждения. Согласно выводам организации, реальное количество политических заключённых (и, соответственно, тех из них, кто стал жертвами злоупотреблений психиатрией), было примерно в десять раз выше.[48]

Президент Ассоциации психиатров Украины С. Глузман отмечает:

Точной статистики… злоупотреблений психиатрией в политических целях не существует. Сведения, предоставляемые украинскому обществу архивным управлением Службы безопасности Украины, касаются исключительно тех граждан, которые прошли через судебные процедуры. Намного большее число людей было подвергнуто так называемым внесудебным психиатрическим репрессиям…[15]

Анатолий Собчак в своём предисловии к одной из книг[110] о карательной психиатрии даёт следующую оценку её масштабам:

О масштабности применения методов репрессивной психиатрии в СССР говорят неумолимые цифры и факты. По итогам работы комиссии высшего партийного руководства во главе с А. Н. Косыгиным в 1978 году было решено к имевшимся построить дополнительно ещё 80 психиатрических больниц и 8 специальных. Их строительство должно было быть завершено к 1990 году. Строились они в Красноярске, Хабаровске, Кемерово, Куйбышеве, Новосибирске и других местах Советского Союза. В ходе изменений, происходивших в стране в 1988 году, в ведение Минздрава из системы МВД передали 5 тюремных больниц, а 5 ликвидировали. Началось поспешное заметание следов через массовую реабилитацию пациентов, частью — психически искалеченных (только в тот год с учёта сняли 800 000 пациентов). Только в Ленинграде в 1991—1992 годы было реабилитировано 60 000 человек.[111]

Согласно данным, опубликованным Международным обществом прав человека в «Белой книге России», в целом по стране жертвами использования психиатрии в политических целях стали порядка двух миллионов человек[112]. С 1988 года их начали постепенно выписывать из психиатрических больниц и снимать с психиатрического учёта в психоневрологических диспансерах по инициативе международной общественности и Всемирной психиатрической ассоциации[7].

В 1988—1989 году по требованию западных психиатров как одному из условий принятия советских психиатров во Всемирную психиатрическую ассоциацию около двух миллионов человек было снято c психиатрического учёта[113].

По оценке ван Ворена, в Советском Союзе были помещены в психиатрические больницы около трети политических заключённых.[114][97] Со ссылкой на доступные данные ван Ворен делает вывод о том, что тысячи инакомыслящих были госпитализированы по политическим мотивам.[114][97] Он отмечает также, что «тысячи жертв этих политических злоупотреблений составляли лишь вершину айсберга из миллионов советских граждан, которые явились жертвами тоталитарной советской психиатрии», указывая на тяжёлые условия пребывания людей с психическими нарушениями в психоневрологических интернатах и психиатрических больницах и на массовые нарушения прав пациентов в этих учреждениях.[97] Те же проблемы, как отмечает Ван Ворен, имеют место и в постсоветское время.[3]

Вопросы о привлечении к ответственности лиц, игравших непосредственную роль в злоупотреблении психиатрией в СССР, были проигнорированы[7]. Многие жертвы «политической психиатрии» остались или ушли из жизни нереабилитированными, например инженер Вадим Лашкин, написавший в 70-е годы письмо в защиту Александра Солженицына[115].

Воспоминания бывших узников

См. также

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Ougrin D, Gluzman S, Dratcu L. Psychiatry in post-communist Ukraine: dismantling the past, paving the way for the future // The Psychiatrist. — February 16, 2007.
  2. ↑ Меленберг А. Карательная психиатрия. Новая газета, 18.08.2003.
  3. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Ван Ворен Р. Психиатрия как средство репрессий в постсоветских странах. — Европейский парламент. Департамент политики. Генеральное управление по внешней политике, 2013. — 28 с. — ISBN 978-92-823-4595-5. — doi:10.2861/28281. См. также:Ван Ворен Р. Психиатрия как средство репрессий в постсоветских странах // Вестник Ассоциации психиатров Украины. — 2013. — № 5.
  4. ↑ Черепанов М. ЖЕРТВЫ ПРИНУДИТЕЛЬНОГО ЛЕЧЕНИЯ. — Казанские ведомости, 2004. — Вып. 249.
  5. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Королева Л.В, докт. ист. наук. "Власть и советское диссидентство: итоги и уроки. Часть 1". Электронный журнал «Полемика» (11). {{cite journal}}: Шаблон цитирования имеет пустые неизвестные параметры: |month= (справка)
  6. ↑ 1 2 3 4 5 6 Петрюк П. Т., Петрюк А. П. [Рецензия] // Психічне здоров’я. — 2006. — Вып. 4. — С. 89—94. Рец. на кн.: Карательная психиатрия: Сборник / Под общ. ред. А. Е. Тараса. — Москва — Минск: АСТ — Харвест, 2005. — 608 с. — (Серия «Библиотека практической психологии»).
  7. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Прокопенко А.С. Безумная психиатрия.
  8. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Буковский В., Глузман С. (1975). "Пособие по психиатрии для инакомыслящих" (PDF). Хроника защиты прав в СССР (13). {{cite journal}}: Неизвестный параметр |all pages= игнорируется (справка); Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка)
  9. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Блох С., Реддауэй П. Диагноз: инакомыслие. Как советские психиатры лечат от политического инакомыслия. — Лондон: Overseas Publications Interchange, 1981. — 418 p. — ISBN 0903868334.
  10. ↑ Ястребов В. С. Организация психиатрической помощи // Общая психиатрия / Под ред. А. С. Тиганова. — М., 2006.
  11. ↑ 1 2 3 4 5 Сахаров А.Д. Часть вторая. Глава 6. «Памятная записка». Дело Файнберга и Борисова. Михаил Александрович Леонтович. Использование психиатрии в политических целях. Крымские татары // Сахаров А.Д. Воспоминания.
  12. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Блох С., Рэддауэй П. (1996). "Диагноз: инакомыслие". Карта: Российский независимый и правозащитный журнал (№13—14): 56—67. {{cite journal}}: Шаблон цитирования имеет пустые неизвестные параметры: |month= (справка)
  13. ↑ Центральный архив Федеральной службы безопасности РФ, д. Н685; ф. 55, оп. 2, д. 739, 852
  14. ↑ 1 2 3 4 5 Глузман С. Ф. (2010). "Этиология злоупотреблений в психиатрии: попытка мультидисциплинарного анализа". Нейponews: Психоневрология и нейропсихиатрия (№ 1 (20)). {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка)
  15. ↑ 1 2 3 4 5 Глузман С. Ф. Украинское лицо судебной психиатрии // Новости медицины и фармации. — Издательский дом «ЗАСЛАВСКИЙ», 2009. — № 15 (289).
  16. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 Коротенко А. И., Аликина Н. В. Советская психиатрия: Заблуждения и умысел. — Киев: Сфера, 2002. — 329 с. — ISBN 9667841367.
  17. ↑ 1 2 3 Reich W. (1983). "The World of Soviet Psychiatry". The New York Times (USA). {{cite journal}}: Игнорируется текст: "issue" (справка) Перевод: Мир советской психиатрии. Архивировано 11 февраля 2012 года.
  18. ↑ 1 2 Пуховский Н.Н. Очерки общей психопатологии шизофрении. — Москва: Академический проект, 2001. — 366 с. — ISBN 5829101548.
  19. ↑ 1 2 Нуллер Ю.Л. О парадигме в психиатрии // Парадигмы в психиатрии. — Киів: Видання Асоціац ii психіатрів Украіні, 1993.
  20. ↑ 1 2 Нуллер Ю.Л. О парадигме в психиатрии // Обозрение психиатрии и медицинской психологии имени В.М. Бехтерева : научный журнал. — Л.: Институт им. В.М. Бехтерева, 1991. — № 4. — С. 5—13.
  21. ↑ 1 2 3 Garrabé J. Histoire de la schizophrénie. — Paris, 1992. Перевод: История шизофрении. См. Вялотекущая шизофрения (в гл. XI).
  22. ↑ Буковский В., Глузман С. (1975). "Пособие по психиатрии для инакомыслящих" (PDF). Хроника защиты прав в СССР (13): 43. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |all pages= игнорируется (справка); Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка)
  23. ↑ Королева Л.В., докт. ист. наук. "Власть и советское диссидентство: итоги и уроки. Часть 2". Электронный журнал «Полемика» (12). {{cite journal}}: Шаблон цитирования имеет пустые неизвестные параметры: |month= (справка)
  24. ↑ 1 2 Наджаров Р. Я. Шизофрения // Справочник по психиатрии / Под ред. А. В. Снежневского. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Медицина, 1985. — С. 96. — 416 с. — 235 000 экз.
  25. ↑ 1 2 3 Развитие личности сутяжно-паранойяльное. — В кн.: Гиндикин В.Я. Лексикон малой психиатрии. — Москва: КРОН-ПРЕСС, 1997. — 571 с.
  26. ↑ 1 2 Ковалев А. А. Взгляд очевидца на предысторию принятия закона о психиатрической помощи // Независимый психиатрический журнал. — 2007. — № 3.
  27. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Документы Инициативной группы по защите прав человека в СССР / Составители Г. В. Кузовкин, А. А. Макаров. — Москва, 2009.
  28. ↑ Горбаневская Н.Е. Психэкспертиза // Полдень: Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади. — Frankfurt/M: Посев, 1970. — С. 121. — 497 с.
  29. ↑ Что было: свидетельствует Наталья Горбаневская // Независимый психиатрический журнал. — 2009. — № 3.
  30. ↑ "Судьба инакомыслящих, объявленных психически больными". Хроника текущих событий (Вып. 8). 1969. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка); Шаблон цитирования имеет пустые неизвестные параметры: |all pages= (справка)
  31. ↑ См. 10:55 от начала фильма: «Или другой диагноз — так называемая вялотекущая шизофрения — диагноз, изобретённый нашим отечественным, уважаемым психиатром профессором Снежневским, и идея, состоящая в том, что шизофрения может развиваться так незаметно и так долго, что только он, Снежневский, может это заметить. Мне он поставил диагноз „вялотекущая шизофрения“ в шестьдесят втором году. Я счастлив сообщить, что она до сих пор течёт вяло». Ярошевский А. Фильм «Тюремная психиатрия». rutube (2005). Дата обращения: 14 мая 2010. Архивировано 19 июля 2013 года.
  32. ↑ 1 2 Иосиф Бродский о своих судебно-психиатрических экспертизах // Независимый психиатрический журнал. — 2005. — Вып. 4.
  33. ↑ 1 2 Struk D. Encyclopedia of Ukraine. — London: University of Toronto Press Incorporated, 1993. — Т. 4. — С. 308. — ISBN 0-8020-3009-2.
  34. ↑ 1 2 Рафальский В. Репортаж из ниоткуда // Воля: журнал узников тоталитарных систем. — 1995. — № 4—5. — С. 162—181.
  35. ↑ 1 2 Савенко Ю. С. «Институт дураков» Виктора Некипелова // Независимый психиатрический журнал. — 2005. — № 4.
  36. ↑ 1 2 3 4 5 Писатели-диссиденты: Биобиблиографические статьи (Продолжение) // Независимый филологический журнал. — 2004. — № 67.
  37. ↑ 1 2 3 4 Автор Татьяна Вольтская, ведущий Иван Толстой. Поверх барьеров: судьба Михаила Нарицы. Радио Свобода. Дата обращения: 18 октября 2013.
  38. ↑ 1 2 Радиостанция Deutsche Welle («Немецкая волна»): «Михаил Кукобака: портрет самого известного белорусского диссидента»
  39. ↑ "Суд над Ольгой Иофе". Хроника текущих событий (Вып. 15). 1970. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка); Шаблон цитирования имеет пустые неизвестные параметры: |all pages= (справка)
  40. ↑ Чернявский Г., докт. ист. наук (2003). "Преступники в белых халатах (окончание)". Интернет приложение к газете «Каскад» (№ 194). {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка)
  41. ↑ См. 13:55 от начала фильма Ярошевский А. Фильм «Тюремная психиатрия». rutube (2005). Дата обращения: 14 мая 2010.
  42. ↑ 1 2 3 Терновский Л. Б. Сага о «Хронике» / Воспоминания и статьи. — Москва: Возвращение, 2006.
  43. ↑ 1 2 3 4 "Заключение Медведева в психиатрическую больницу". Хроника текущих событий (Вып. 14). 1970. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка); Шаблон цитирования имеет пустые неизвестные параметры: |all pages= (справка)
  44. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 Bloch, Sidney; Reddaway, Peter. Soviet psychiatric abuse: the shadow over world psychiatry. — Westview Press, 1985. — ISBN 0-8133-0209-9.
  45. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Карательная психиатрия в России: Доклад о нарушениях прав человека в Российской Федерации при оказании психиатрической помощи. — Москва: Изд-во Международной хельсинкской федерации по правам человека, 2004. — 496 с.
  46. ↑ 1 2 Что было: свидетельствует Наталья Горбаневская // Независимый психиатрический журнал. — 2009. — № 3.
  47. ↑ Garrabé J. Histoire de la schizophrénie. — Paris, 1992. Перевод: История шизофрении. См. 1971 год (в гл. XI).
  48. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Gershman C. Psychiatric abuse in the Soviet Union // Society. — July/August 1984. — Т. 21, № 5. — С. 54—59.
  49. ↑ Райч В. Четвертая экспертиза (приложение) // Григоренко П.Г. В подполье можно встретить только крыс. — Нью-Йорк: Детинец, 1981. — С. 806—815. — 845 с.
  50. ↑ Человек имеет право
  51. ↑ Асриянц С., Чернова Н. (2010). "Юрий Савенко и Любовь Виноградова (Интервью)". Новая газета. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка)
  52. ↑ Справка о реабилитации
  53. ↑ Glasser, Susan (Dec 15, 2002). "Psychiatry's Painful Past Resurfaces in Russian Case; Handling of Chechen Murder Reminds Many of Soviet Political Abuse of Mental Health System". The Washington Post (USA). Перевод: Болезненное прошлое российской психиатрии вновь всплыло в судебном деле Буданова // ИноСМИ.ру. — 2002.
  54. ↑ van Voren R. On Dissidents and Madness: From the Soviet Union of Leonid Brezhnev to the “Soviet Union” of Vladimir Putin. — Amsterdam—New York: Rodopi, 2009. — 296 p. — ISBN 9789042025851.
  55. ↑ Владимир Емельянов об Игоре Мальском
  56. ↑ Некролог на сайте ЧГК.инфо
  57. ↑ 1 2 3 4 5 Abuse of Psychiatry against Dissenters // Economic and Political Weekly. — Feb. 7, 1981. — Т. 16, № 6.
  58. ↑ Глузман С.Ф. Снежневский // Вестник Ассоциации психиатров Украины. — 2013. — № 6.
  59. ↑ Потылицын С. Ум и безумие // журнал "Знамя". — 1998. — № 8.
  60. ↑ Рогозин Ю. Умер Эдуард Самойлов, человек, который хотел улучшить мир // Патриот — российский политический клуб. — 10 февраля 2010 года.
  61. ↑ Подрабинек А.П. Карательная медицина. — Нью-Йорк: Хроника, 1979. — 223 с. — ISBN 0897200225.
  62. ↑ "Суды над ЦУРКОВЫМ и СКОБОВЫМ". Хроника текущих событий (Вып. 53). 1979. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка); Шаблон цитирования имеет пустые неизвестные параметры: |all pages= (справка)
  63. ↑ Глузман С. Рисунки по памяти, или Воспоминания отсидента. — Издательский дом Дмитрия Бураго, 2012. — 520 с. — ISBN 978-966-489-121-6.
  64. ↑ "Краткие сообщения". Хроника текущих событий (Вып. 25). 1972. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка); Шаблон цитирования имеет пустые неизвестные параметры: |all pages= (справка)
  65. ↑ Erlich R. Soviet Dissidents. Gone with the wind of change // Chicago Tribune. — 11.11.2001.
  66. ↑ Тарасов А. Н. Возвращение на Лубянку: 1977-й // Неприкосновенный запас. — 2007. — № 2.
  67. ↑ "В психиатрических больницах". Хроника текущих событий (Вып. 43). 1976. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка); Шаблон цитирования имеет пустые неизвестные параметры: |all pages= (справка)
  68. ↑ "В психиатрических больницах". Хроника текущих событий (Вып. 45). 1977. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка); Шаблон цитирования имеет пустые неизвестные параметры: |all pages= (справка)
  69. ↑ В России назрела психиатрическая революция. НТВ (18 февраля 2007). Дата обращения: 7 марта 2010. Архивировано 16 марта 2012 года.
  70. ↑ Slater E. Russia's Political Hospitals. The Abuse of Psychiatry in the Soviet Union // Journal of medical ethics. — 1978. — № 4. — С. 100—103.
  71. ↑ "Краткие сообщения". Хроника текущих событий (Вып. 20). 1971. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка); Шаблон цитирования имеет пустые неизвестные параметры: |all pages= (справка)
  72. ↑ 1 2 Finlayson J. Political Abuse of Psychiatry with a Special Focus on the USSR Report of a meeting held at the Royal College of Psychiatrists on 18 November 1986 // Psychiatric Bulletin. — 1987. — № 11. — С. 144—145. — doi:10.1192/pb.11.4.144.
  73. ↑ Сахаров А.Д. Часть третья. Горький. Глава 2. Вновь Москва. Форум и принцип «пакета» // Сахаров А.Д. Воспоминания.
  74. ↑ Иванюшкин А.Я., Игнатьев В.Н., Коротких Р.В., Силуянова И.В. Глава XII. Этические проблемы оказания психиатрической помощи // Введение в биоэтику: Учебное пособие / Под общ. ред. Б.Г. Юдина, П.Д. Тищенко. — Москва: Прогресс-Традиция, 1998. — 381 с. — ISBN 5898260064.
  75. ↑ Сахаров А.Д. Часть вторая. Глава 27. Письма и посетители // Сахаров А.Д. Воспоминания.
  76. ↑ 1976. 15. О злоупотреблениях психиатрией. Документ № 8 // Документы МХГ (1976—1982)
  77. ↑ Сахаров А.Д. Часть вторая. Глава 7. Обыск у Чалидзе. Суд над Красновым-Левитиным. Проблема религиозной свободы и свободы выбора страны проживания. Суд над Т. Обращение к Верховному Совету СССР о свободе эмиграции. В марте 1971 года открылся ХХIV съезд КПСС // Сахаров А.Д. Воспоминания.
  78. ↑ См. 28:00 от начала фильма Ярошевшский А. Фильм «Тюремная психиатрия». rutube (2005). Дата обращения: 21 марта 2010.
  79. ↑ Krasnov VN, Gurovich I (2012). "History and current condition of Russian psychiatry". Int Rev Psychiatry. 24 (4): 328—33. doi:10.3109/09540261.2012.694857. PMID 22950772. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка)
  80. ↑ 1 2 3 4 5 Ван Ворен Р. О диссидентах и безумии: от Советского Союза Леонида Брежнева к Советскому Союзу Владимира Путина / Пер. с англ. К. Мужановского; предисл. И. Марценковского. — Киев: Издательский дом Дмитрия Бураго, 2012. — 332 с. — ISBN 978-966-489-158-2.
  81. ↑ Казнимые сумасшествием: Сборник документальных материалов о психиатрических преследованиях инакомыслящих в СССР / Редакторы: А.Артемова, Л.Рар, М.Славинский. — Франкфурт-на-Майне: Посев, 1971. — 508 с.
  82. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 Report of the U.S. Delegation to assess recent changes in Soviet psychiatry // Schizophr Bull. — 1989. — Т. 15, suppl. 1, № 4. — С. 1—219. — PMID 2638045. На русском: Доклад делегации США по оценке недавних перемен в советской психиатрии
  83. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 Адлер Н., Глузман С. Пытка психиатрией. Механизм и последствия // Социально-психологические и медицинские аспекты жестокости. — 2001. — № 1. — С. 118–135. См. также другие публикации статьи: Обозрение психиатрии и медицинской пси­хологии им. В.М. Бехтерева, № 3, 1992. С. 138–152; Вiсник Асоціації психiатрiв України, № 2, 1995. С. 98–113.
  84. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Richard J., Bonnie L.L.B. (2002). "Political Abuse of Psychiatry in the Soviet Union and in China: Complexities and Controversies" (PDF). The Journal of the American Academy of Psychiatry and the Law. 30 (1): 136—144. PMID 11931362. {{cite journal}}: Шаблон цитирования имеет пустые неизвестные параметры: |month= (справка)
  85. ↑ 1 2 3 Ван Ворен Р. От политических злоупотреблений психиатрией до реформы психиатрической службы // Вестник Ассоциации психиатров Украины. — 2013. — № 2.
  86. ↑ Ван Ворен Р. История повторяется и в политической психиатрии // Новости медицины и фармации. Психиатрия. — 2009. — № 303.
  87. ↑ Lymanov K. Working committee against psychiatric abuse for political purposes. Dissident movement in Ukraine: Virtual Museum. Дата обращения: 15 июня 2010. Архивировано 17 февраля 2012 года.
  88. ↑ 1 2 3 4 5 Боннэр Е., Каллистратова С., Ковалев И., Ланда М., Осипова Т., Ярым-Агаев Ю. Документ № 123: Репрессии против Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях. Московская Хельсинкская группа (13 февраля 1980). Дата обращения: 15 июня 2010. Архивировано 17 февраля 2012 года.
  89. ↑ Боннэр Е., Каллистратова С., Ковалев И., Мейман Н. Документ № 162: Арест Анатолия Корягина. Московская Хельсинкская группа (5 апреля 1981). Дата обращения: 15 июня 2010. Архивировано 17 февраля 2012 года.
  90. ↑ 1 2 3 Боннэр Е., Каллистратова С., Ковалев И. Документ № 176: Осуждение последнего члена Рабочей Комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях Феликса Сереброва. Московская Хельсинкская группа (29 июля 1981). Дата обращения: 16 июня 2010. Архивировано 17 февраля 2012 года.
  91. ↑ van Voren, Robert. On Dissidents and Madness: From the Soviet Union of Leonid Brezhnev to the “Soviet Union” of Vladimir Putin. — Amsterdam—New York : Rodopi, 2009. — ISBN 9789042025851.
  92. ↑ Abuse of psychiatry in the Soviet Union: hearing before the Subcommittee on Human Rights and International Organizations of the Committee on Foreign Affairs and the Commission on Security and Cooperation in Europe, House of Representatives, Ninety-eighth Congress, first session, September 20, 1983. — Washington : U.S. Government Printing Office, 1984.
  93. ↑ Wynn A. (1983). "Imprisonment of Dr. Anatoly Koryagin" (PDF). British Medical Journal. 286 (6361): 309. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка)
  94. ↑ "Scientific Freedom and Responsibility and Science Journalism Awards". Science, New Series. 220 (No. 4601): 1037. 1983. {{cite journal}}: |issue= имеет лишний текст (справка); Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка)
  95. ↑ Anatolyi Koryagin: AAAS Scientific Freedom and Responsibility Award, 1983. The American Association for the Advancement of Science (AAAS) (1983). Дата обращения: 6 июня 2010. Архивировано 27 апреля 2012 года.
  96. ↑ Keller, Bill (March 17, 1987). "Soviet Study of Abuse of Psychiatry Is Urged". New York Times.
  97. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 van Voren R. (2002). "Comparing Soviet and Chinese political psychiatry" (PDF). The Journal of the American Academy of Psychiatry and the Law. 30 (1): 131—135. PMID 11931361.
  98. ↑ 1 2 Merskey, Harold (1978). "Political neutrality and international cooperation in medicine". Journal of Medical Ethics. 4 (2): 74—77. PMC 1154638. PMID 671475.
  99. ↑ 1 2 Kastrup M. (2002). "The work of the WPA Committee to Review the Abuse of Psychiatry". World Psychiatry. 1 (2): 126—127. PMC 1489863. PMID 16946875. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка)
  100. ↑ The Declaration of Hawaii. World Psychiatric Association (WPA) (1977). Дата обращения: 10 февраля 2010. Архивировано 4 марта 2012 года.
  101. ↑ 1 2 Центр хранения современной документации, ф. 4, оп. 28, д. 503
  102. ↑ The national associations rightly took the view that 10 years of quiet diplomacy, private conversations with Soviet official psychiatrists, and mild public protests had produced no substantial change in the level of Soviet abuses, and that this approach had, therefore, failed. In January 1983, the number of member associations of the World Psychiatry Association, voting for the U.S.S.R.'s expulsion or suspension, rose to nine. As these associations would wield half the votes in the WPA’s governing body, the U.S.S.R. was now, in January, almost certain to be voted out in July. Abuse of psychiatry in the Soviet Union: hearing before the Subcommittee on Human Rights and International Organizations of the Committee on Foreign Affairs and the Commission on Security and Cooperation in Europe, House of Representatives, Ninety-eighth Congress, first session, September 20, 1983. — Washington : U.S. Government Printing Office, 1984.
  103. ↑ Voren, Robert van. Cold war in psychiatry: human factors, secret actors. — Amsterdam & New York : Rodopi Publishers, 2010. — ISBN 90-420-3048-8.
  104. ↑ Закон РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании». Независимая психиатрическая ассоциация России (1993). Дата обращения: 3 марта 2010. Архивировано 2 апреля 2012 года.
  105. ↑ Савенко Ю. 15-летие Закона о психиатрической помощи. Независимая психиатрическая ассоциация России (2007). Дата обращения: 3 марта 2010. Архивировано 4 апреля 2012 года.
  106. ↑ 1 2 Законодательство Российской Федерации в области психиатрии. Комментарий к Закону РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании», ГК РФ и УК РФ (в части, касающейся лиц с психическими расстройствами) / Под общ. ред. Т. Б. Дмитриевой. — 2-е изд., испр. и доп. — Москва: Спарк, 2002. — 383 с. — ISBN 5889141872.
  107. ↑ Koryagin A. (1990). "Compulsion in psychiatry: blessing or curse?" (PDF). Psychiatric Bulletin. 14: 394—398. {{cite journal}}: Шаблон цитирования имеет пустые неизвестные параметры: |month= (справка)
  108. ↑ Савенко Ю., Виноградова Л. (2005). "Латентные формы антипсихиатрии как главная опасность". Независимый психиатрический журнал (№ 4).
  109. ↑ 1 2 3 Савенко Ю.С. Тенденции в отношении к правам человека в области психического здоровья // Права человека и психиатрия в Российской Федерации: Доклад по результатам мониторинга и тематические статьи / Отв. ред. А. Новикова. — Москва: Московская Хельсинкская группа, 2004. — 297 с. — ISBN 5984400073.
  110. ↑ Куприянов Н.Я. ГУЛАГ-2-СН. — Санкт-Петербург, 2001. — 680 с.
  111. ↑ Собчак А.А. Предисловие // Карательная психиатрия / Под общ. ред. А.Е. Тараса. — Москва—Минск: АСТ, Харвест, 2005. — С. 6—7. — 608 с. — ISBN 5170301723.
  112. ↑ Белая книга России / Международное общество прав человека. — Франкфурт-на-Майне: Издательство Международного общества прав человека, 1994. — 267 с. — ISBN 3892480575.
  113. ↑ Василенко Н.Ю. Основы социальной медицины. — Владивосток: Издательство Дальневосточного университета, 2004. — С. 34. — 129 с.
  114. ↑ 1 2 van Voren R. (2010). "Political Abuse of Psychiatry—An Historical Overview" (PDF). Schizophrenia Bulletin. 36 (1): 33—35. doi:10.1093/schbul/sbp119. PMID 19892821. {{cite journal}}: Неизвестный параметр |month= игнорируется (справка)
  115. ↑ Бабурин В. Права человека. Радио Свобода (31 октября 2001). Дата обращения: 6 марта 2010. Архивировано 27 апреля 2012 года.

Ссылки

Шаблон:Link GA

Источник — https://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=Использование_психиатрии_в_политических_целях_в_СССР&oldid=62943339