Поэ́зия (греч.ποίησις, «творчество, сотворение») — особый способ организации речи; привнесение в речь дополнительной меры (измерения), не определенной потребностями обыденного языка; словесное художественное творчество, преимущественно стихотворное (в узком смысле термина).
Дополнительной мерой речи является стих (стихотворная строка), а также рифмы, метр и проч. Нередко слово поэзия употребляется в метафорическом смысле, означая изящество изложения или красоту изображаемого, и в этом смысле поэтичным может быть назван сугубо прозаический текст; во избежание путаницы в научной литературе существует поэтому тенденция избегать слова поэзия и говорить исключительно о стихе (стихах), однако и такое словоупотребление не свободно от недостатков, поскольку основное значение термина «стих» — отдельная стихотворная строка.
Принёсшее Пушкину всероссийскую славу первое издание поэмы «Руслан и Людмила» (1820) начиналось строчкой «Дела давно минувших дней». Знаменитый пролог «У Лукоморья дуб зелёный…» был добавлен поэтом лишь восемь лет спустя во втором издании.
Поэтесса Раиса Кудашева долгое время не знала, что на её стихотворение написали музыку. Лишь спустя восемнадцать лет, в 1921 году она случайно услышала свою песню в исполнении девочки. А песня называлась «В лесу родилась ёлочка».
Русский поэт екатерининской эпохи Гавриил Романович Державин был губернатором Олонецкой, а позже Тамбовской губернии, занимал другие высокие административные должности.
Польский инженер Антоний Грабо́вский, впоследствии ставший «отцом эсперантской поэзии», был первым, кто использовал эсперанто в устной форме (1887).
Польский поэт Циприан Камиль Норвид дебютировал в печати стихотворением «Мой последний сонет».
Аэростат летел над полем смерти. Два мудреца в корзине спор вели. Один сказал: «Взовьёмся к синей тверди! Прочь от земли! Земля безумна; мир её кровавый Неукротим, извечен и тяжёл. Пусть тешится кровавою забавой, Сломав ограду, подъярёмный вол! Там, в облаках, не будет нам тревоги, Прекрасен мрамор их воздушных форм. Прекрасен блеск, и сами мы, как боги, Вдохнем благой нирваны хлороформ. Открыть ли клапан?» «Нет! — второй ответил. — Я слышу гул сраженья под собой… Движенья войск ужель ты не приметил? Они ползут как муравьиный рой; Квадраты их, трапеции и ромбы Здесь, с высоты, изысканно смешны… О, царь земли! Как ты достоин бомбы, Железной фурии войны! Ужель века неимоверных болей, Страданий, мудрости к тому лишь привели, Чтоб ты, влекомый чуждой волей, Лежал, раздавленный, в пыли?! Нет, — спустимся. Картина гнусной свалки, Вблизь наблюдённая, покажет вновь и вновь, Что человечеству потребны палки, А не любовь».
_by_Adolphe_Lalauze.jpg)
