Обсуждение портала:Искусство/Избранная личность

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску
                                            Пан способен навести на людей беспричинный, 
                                            так называемый  панический страх, особенно во
                                            время летнего полдня, когда  замирают леса и    
                                            поля.
                         О Пане Тобаке и его работнице Ханке
                                Русская народная сказка




                  Жил-был Пан Тобак. Жил-поживал, жен менял, да детей наживал. Народ веселил, байки творил. Бывало щеки надует, хвост распушит, пыль в глаза бросит, руки в закрома заносит. Сундучок отопрет, горстку из закромов занесет, ключиком закроет,  сундучок укроет. Лет ему было уже немало, да все денег не доставало. Все, что плохо лежало, хапал, в сундучок потайной сносил. Все хотел пан Тобак протянуть ручки подальше, да не дал бог ему ручек ни длинных,  ни нормальных. Руки у него были короткие, покрытые панской шерстью, да хваткие. За свою жизнь нахватал, задушил, задавил всех и вся на пути ему мешавших, да поперек горла встававших. Никого не любил, никого не щадил, кроме свиты своей. Да и свита-то у него была не мирская, а водяная. Всегда рядом стоял большой аквариум с рыбками злючими, с глазами колючими, с зубами кусачими, с плавниками хватающими. Пираньи и все тут. 

Кормил он их только братьями их меньшими – рыбками, большими и малыми. Наказывал за непокорность – сжиранием себе подобной пираньи. Недоволен бывал часто. Вот и жрали они друг друга. Гостей заставлял кормить рыб, опуская руки с кормом в воду, свита умела выхватить рыбку, не поранив руку кормящего. Но была среди этих рыб – рыба-рыбица, с глазами щучьими, с оскалом волчьим, да с годами превратившуюся в вурдалака от насыщения кровью человеческой – при кормлении она хватала за руки, да и за пальцы кормящего, оскалив свой рот, сверкнув глазами, разорвав до крови, упиваясь этой сладкой жижей. Потому и вода в аквариуме была всегда красновато-коричневого цвета. Планктоны и ракушки на дне аквариума жались к его стенкам, боясь стать пищей для ненасытной рыбицы. Вот и плавали рыбы-свита в мутной воде. А Пан Тобак любил эту рыбицу, лелеял ее, поверял ей все свои мысли, доверял ей все свои дела-делишки. Свой дом и аквариум целыми днями и годами обустраивал, чужие денежки не жалея, себе от них понемногу отщипывая на свои утехи и игры, да про сундучок под замком не забывал, доверив его тайну и ключик от него аквариумной рыбице верной. Любил иногда погрузить свою голову в мутный аквариум, о чем-то шепнуть и исчезнуть вновь в потайной соседней двери своего дома. Вот и не заметил, как однажды она распушила свои плавники-«хваты», охватила его руку и сказала «человечьим голосом»: - Всё, твоя власть надо мною кончилась. Я – главная, заглавная. Всех сожру, всех утоплю, всех скручу, буду сидеть на троне царском и править всем, что под руку попадется. Да и тебя к рукам приберу, будешь у меня смиренным, моей воле коленопреклоненным. Мое знание – твоя смерть. Испугался пан Тобак, дал указание не кормить эту рыбицу, да поздно было. Всех раннее ослушивавшихся он казнил, остались только вечно согбенные в поклоне низком и только рыбицу почитавшие, в глаза ей заглядывавшие, да ручку в воду протягивавшие. Но рыбица уже не ела, а жрала. Не пила, а жадно тянула красно-коричневую воду, постепенно все больше наливающуюся кровью человеческой. И стала она, рыбой-человеком, днем ходила среди людской толпы, плавниками-ногами расталкивая их и освобождая для себя место на троне панском. Голова рыбья обросла кудрями ржавыми. Да и имя взяла себе человечье. Стала рыбицей по имени Ханка. Всех опаивала, всех окуривала, да и про себя не забывала. А ночью забиралась в безрыбий аквариум, упиваясь кровью человеческой. А пан становился все меньше и меньше, злость на нее и самого себя превращала его в маленького заросшего шерстью паненка. Все отказывали ему в еде и питье. Его раздувало от голода, холода. Воля его была подавлена рыбицей, знавшей все о его делах-делишках, в руках его державшей. И бросился Пан Тобак в народ: - Помогите, спасите. Ничего не знал, ничего не ведал. Все она, эта рыбица. Она убивала, она оговаривала, она и прихватывала. А я – ни сном, ни духом. Я только всем помогал, кормил, поил. Но народ ему не поверил. Да и осталось - то народу – кучка ненасытных, боявшихся, да ненавидящих рыбицу, но коленопреклоненно стоящих пред аквариумом с рукой кормившей в воду опущенной. Покусанные и жалкие, глазами Пана невидящие, отвернулись они от него. И маленький согбенный Пан Тобак бросился в леса дремучие, где жили те, кого он покинул несколько лет назад ради блага своего, ради наживы и жажды власти. Скормил на груди своей змею, змея его и укусила. Он не знал, выживет или нет. Надежда на тех, кого много лет назад предал. Но их ему предстояло найти и встать на колени пред ними. И молить о прощении. Он пытался стать тем Паном, которым был в семье своего отца, пил вино и красную воду, надувал щеки, думая что веселит народ. Но щеки лопались и красная вода словно кровь ручьями стекала по его лицу и телу. Да и кровь эта была жертв его, невинно загубленных душ и сердец. А рыбица Ханка жила-поживала, народ съедала, кровью питалась и скоро никого вокруг не осталось. Никто не приходил к аквариуму, руки не опускал. Еды не было, крови не стало. Вода постепенно светлела. Рыбица стала задыхаться, плавники потухли, жабры скукожились, кудряшки ржавые опали и в один прекрасный день не смогла она выйти в народ, а так и осталась лежать на дне аквариума, бездыханная, без чешуи и плавников. В чистой воде засверкали ракушки, развеселились и расцветились всеми цветами зелени планктоны и затаившиеся маленькие рыбки завиляли своими хвостиками плавниками, радуя глаз каждого, кто хотел и мог бы подойти к аквариуму. Сегодня их нет, но завтра они обязательно появятся. Постучат по стеклу, улыбнутся радостной беззвучной песенке обитателей подводного аквариумного мира и начнется новая жизнь. Обязательно начнется. Только нужно слить воду от протухшей рыбицы и налить новую, светлую, с пузырьками воздуха.

                              Тот, кто молвил