Просмотр отдельных изменений

'{{Литературное произведение |Название = Фрегат «Паллада» |Изображение = FregatPallada1858.jpg |Ширина = 200px |Подпись изображения = Титульный лист первого отдельного издания |Жанр = [[очерк]]и |Автор = [[Гончаров, Иван Александрович|Иван Гончаров]] |Язык оригинала = русский |Написан = 1855—1858 |Публикация = 1858 |Lib = |Викитека = Фрегат «Паллада» (Гончаров) }} '''«Фрегат „Паллада“»''' — книга очерков [[Гончаров, Иван Александрович|Ивана Александровича Гончарова]], составленная на основе путевых заметок, которые написаны во время экспедиции на [[Паллада (фрегат)|военном парусном корабле]] в 1852—1855 годах. Гончаров, входивший в личный состав [[фрегат]]а в качестве секретаря главы морской экспедиции [[вице-адмирал]]а [[Путятин, Евфимий Васильевич|Евфимия Васильевича Путятина]], вместе с экипажем посетил [[Англия|Англию]], затем побывал в некоторых странах [[Африка|Африки]], [[Китай|Китае]], [[Япония|Японии]]; в [[Петербург]] писатель вернулся по суше через [[Сибирь]]. Первый очерк, озаглавленный «Ликейские острова», был напечатан в журнале «[[Отечественные записки]]» (1855, № 4). В дальнейшем — вплоть до выхода книги — путевые заметки о кругосветном путешествии Гончарова публиковались в журналах «[[Современник (журнал)|Современник]]» (1855, № 10), «[[Морской сборник]]» (1855, № 5, 6), «[[Русский вестник (журнал)|Русский вестник]]» (1856, том 6; 1857, том 7) и «Отечественные записки» (1855, № 10; 1856, № 2, 3). Первое полное издание появилось в 1858 году. При жизни писателя книга выходила шесть раз как отдельными изданиями, так и в составе собраний сочинений автора. Рассматривая произведение в контексте жанра путешествий, исследователи отмечали, что литературными предшественниками «Фрегата „Паллада“» были «Письма русского путешественника» [[Карамзин, Николай Михайлович|Николая Карамзина]] и «Путешествие в Арзрум» [[Пушкин, Александр Сергеевич|Александра Пушкина]]. Определённое влияние на гончаровские очерки оказали [[Радищев, Александр Николаевич|Александр Радищев]], [[Стерн, Лоренс|Лоренс Стерн]], [[Дюма, Александр (отец)|Александр Дюма]]. Впечатления, полученные во время похода, нашли отражение в романе Гончарова «[[Обломов]]». == История создания == === Замысел и сбор материала === [[Файл:FrigatePallada.jpg|thumb|250px|[[Боголюбов, Алексей Петрович|А. Боголюбов]]. Фрегат «Паллада»]] Новость о том, что осенью 1852 года Иван Гончаров отправился в экспедицию на фрегате «Паллада», была встречена представителями российского литературного сообщества с некоторым удивлением. Гончаров — младший столоначальник департамента внешней торговли [[Министерство финансов Российской империи|Министерства финансов]] и автор единственного в ту пору романа «[[Обыкновенная история]]» — имел репутацию человека консервативного, привыкшего к определённому жизненному укладу и не склонного к авантюрам. Спонтанность принятого решения в определённом смысле озадачила и самого писателя, который за несколько месяцев до выхода в море даже не помышлял о том, что ему придётся отложить начатую работу над романом «[[Обломов]]» и покинуть свой дом, который доселе он «оставлял только в случае крайней надобности»<ref name="ИС">{{статья |автор=[[Сухих, Игорь Николаевич|Сухих И. Н.]] |заглавие=Русская литература. ХIХ век |ссылка= http://magazines.russ.ru/zvezda/2006/5/su16.html |издание=[[Звезда (журнал XX—XXI веков)|Звезда]] |тип= |год=2006 |месяц= |число= |том= |номер=5 |страницы= |doi= |issn=}}</ref><ref name="МБ">{{статья |автор=Божович М. |заглавие=Большое путешествие «Обломова»: роман Гончарова в свете «просветительной поездки» |ссылка=http://magazines.russ.ru/nlo/2010/106/bo12.html |издание=[[Новое литературное обозрение]] |тип= |год=2010 |месяц= |число= |том= |номер=106 |страницы= |doi= |issn=}}</ref>. Изначально глава морской экспедиции Евфимий Путятин, которому в дальнем походе нужен был образованный человек для ведения судового журнала и оформления иной документации, планировал взять на секретарскую должность поэта [[Майков, Аполлон Николаевич|Аполлона Майкова]]. Тот от предложения отказался, но посоветовал пригласить в путешествие своего давнего друга Гончарова<ref name="ЮК">{{статья |автор=Калинин Ю. |заглавие=Дачные связи |ссылка= http://magazines.russ.ru/neva/2004/8/ka21.html |издание=[[Нева (журнал)|Нева]] |тип= |год=2004 |месяц= |число= |том= |номер=8 |страницы= |doi= |issn=}}</ref>. На рекомендации настаивал и сам Иван Александрович, рассказывавший в одном из писем, что, узнав о необычной вакансии, он «принялся хлопотать изо всех сил, всех, кого мог, поставил на ноги». Ходатайства, касающиеся Гончарова, были переданы Путятину через [[Товарищ (заместитель)|товарища]] [[Министерство народного просвещения Российской империи|министра народного просвещения]] [[Норов, Авраам Сергеевич|Авраама Норова]]{{sfn|Балакин|2000|с=399}}. Предложенная кандидатура устроила руководителей экспедиции: как чиновник Иван Александрович хорошо знал делопроизводство, как переводчик был способен оказать помощь при переговорах, как литератор мог составить летопись похода{{sfn|Орнатская|1986|с=765—766}}. Через год Путятин поблагодарил Норова за содействие, отметив в письме, что на фрегате «он [Гончаров] чрезвычайно полезен»{{sfn|Фокин|2013|с=177}}. Сам Гончаров, объясняя мотивы, побудившие его — «такого ленивого, избалованного» — отправиться в кругосветное путешествие, говорил знакомым, что с детства любил морские истории из произведений [[Купер, Джеймс Фенимор|Фенимора Купера]]<ref name="МБ" />. В то же время в письме к Майковым, отправленном в ноябре 1852 года, писатель признавался, что его никогда не влекла романтика и экзотика странствий, — мысль о походе возникла у него внезапно: «Ехать… и в голове не было… Я пошутил, а между тем судьба ухватила меня в когти, и вот я — жертва своей шутки»{{sfn|Балакин|2000|с=400}}. Тем не менее исследователи считают, что за «шуткой» писателя скрывались серьёзные причины: в тот момент сорокалетний Гончаров нуждался в жизненных переменах. У него не было семьи; чиновничья карьера застопорилась; общение с друзьями стало обыденностью; работа над «Обломовым» шла тяжело. Иван Александрович сознавал, что он «заживо умирает от праздности, скуки, тяжести и запустения в голове и сердце»{{sfn|Балакин|2000|с=401}}. Гончаров ещё до начала похода предполагал, что по его итогам издаст книгу, а потому письма, отправляемые друзьям из разных уголков Земли, насыщал максимумом подробностей как о жизни на корабле, так и о пребывании на суше{{sfn|Орнатская|1986|с=767}}. В то же время Иван Александрович не знал, что путешествие окажется весьма рискованным, а подлинная цель экспедиции, связанная с «подготовкой почвы для заключения русско-японского договора о торговле и границах»{{sfn|Балакин|2000|с=398}}, — сложной для осуществления. Обратно в Петербург писатель возвращался по суше, и это стало ещё одним серьёзным испытанием для человека с [[Эпикуреизм|эпикурейскими]] склонностями — в письме Аполлону Майкову он сообщал: «… что мне предстоит, если бы Вы знали, Боже мой: 4 тысячи [[Верста|вёрст]] и верхом, через хребты гор и по рекам, да там ещё 6000 вёрст от [[Иркутск]]а»{{sfn|Балакин|2000|с=413}}. === Творческая история и публикации === [[Файл:Otechestvennye zapiski 1856 3.jpg|thumb|Очерк «Сингапур», опубликованный в журнале «Отечественные записки» (1856, № 3)]] По данным исследователей, ни судовой журнал, в котором Гончаров фиксировал путевые происшествия и наблюдения, ни рукописи «Фрегата „Паллады“» не сохранились. Однако восстановить историю создания книги литературоведам помогли личные дневники автора, а также небольшое количество писем{{sfn|Орнатская|1986|с=770}}. Судя по ним, Иван Александрович долго не мог приступить к зарисовкам — так, в июне 1853 года он рассказывал Аполлону Майкову, что «от качки невозможно физически писать, всё рвётся из рук, а чуть выдаётся свободная минута, надо приниматься за казённый журнал»{{sfn|Балакин|2000|с=445}}. Тем не менее к декабрю уже было написано несколько «статеек», а к лету 1854 года автор подготовил целую тетрадь с путевыми заметками; впрочем, большая их часть создавалась не для публикаций, а для чтения друзьям{{sfn|Балакин|2000|с=447—448}}. Первый очерк, озаглавленный «Ликейские острова», был напечатан в апреле 1855 года в журнале «Отечественные записки» (№ 4). Далее разрозненные главы периодически появлялись в «Современнике», «Русском вестнике» и «Морском сборнике»; часть из них сопровождалась подзаголовками «Из путевых заметок» и «Главы из дневника»{{sfn|Балакин|2000|с=448}}. Этот «дневниковый» формат сохранился и в первой отдельной книге «Фрегат „Паллада“», выпущенной в 1858 году по инициативе издателя [[Глазунов, Александр Ильич (издатель)|Александра Глазунова]]. При подготовке последующих изданий Гончаров сокращал или дополнял отдельные главы, а также вносил стилистические исправления. Однако коренную переработку текста с переходом к жанру путевых очерков писатель осуществил лишь в 1879 году{{sfn|Орнатская|1986|с=773}}. Исследователи связывают возобновление работы над «Фрегатом „Паллада“» с несколькими обстоятельствами: во-первых, существовали «настойчивые требования читателей», желавших познакомиться с дополнительными подробностями путешествия; во-вторых, после издания романа «[[Обрыв (роман)|Обрыв]]» в жизни Гончарова наступила творческая пауза, которую необходимо было заполнить; в-третьих, сам автор был не слишком доволен структурой и стилистикой ранних версий книги{{sfn|Орнатская|1986|с=775}}. Готовясь к созданию нового варианта «Фрегата…», Иван Александрович в письме, датированном августом 1878 года, рассуждал: «Романы пишутся для взрослых, а взрослые поколения меняются, следовательно, и романы должны меняться… Книга моя (путешествие) нравилась прежнему поколению детей, пригодится и нынешнему»{{sfn|Балакин|2000|с=459}}. В процессе переработки Гончаров не только внёс много дополнений (в том числе включил в книгу новую главу-эпилог «Через двадцать лет»), но и весьма серьёзно сократил текст (особенно это касалось тех эпизодов, в которых речь шла о национальных кухнях, — именно они вызвали претензии ряда рецензентов, упрекавших рассказчика в избыточном интересе к «гастрономическим» вопросам){{sfn|Балакин|2000|с=461}}. Стилистические исправления были связаны с избавлением от излишней экспрессии («Я ''опять сладострастно'' содрогнулся» → «Я ''радостно'' содрогнулся»), работой над выражениями, принятыми в среде моряков («шторм ''в'' океане» → «шторм ''на'' океане»), устранением смысловых повторов и изъятием устаревших слов{{sfn|Балакин|2000|с=464—465}}. Кроме того, в издании 1879 года появились небольшие добавления в зашифрованные имена членов [[Кают-компания|кают-компании]] корабля: К. Л. → К. И. Л., О. А. → О. А. Г.{{sfn|Балакин|2000|с=466}} == Содержание == [[Файл:Кронштадтский рейд айвазовского.jpg|220px|thumb|[[Айвазовский, Иван Константинович| И. Айвазовский]]. Кронштадтский рейд]] Книга открывается авторскими размышлениями о том, какую роль в жизни человека играют путешествия. Отвечая на вопросы невидимого собеседника, рассказчик поясняет, почему он, человек «избалованнейший», неожиданно рискнул разрушить сложившийся жизненный распорядок и отправиться в экспедицию, цель которой — подписание соглашения о дипломатических и торговых отношениях с Японией (получившего впоследствии название [[Симодский трактат]]){{sfn|Мельник|2012|с=157}}. «Морское крещение» новичка происходит на отрезке от [[Кронштадт]]а до [[Портсмут]]а{{sfn|Лощиц|1977|с=104}}. Затем участники похода посещают [[Мадейра|Мадейру]], останавливаются в [[Южная Африка|Южной Африке]], знакомятся с [[Ява|Явой]], [[Сингапур]]ом и [[Гонконг]]ом. В августе 1853 года фрегат входит на [[Нагасаки|Нагасакский]] рейд. Переговоры с японской стороной идут сложно, и в ноябре глава экспедиции [[Путятин, Евфимий Васильевич|Евфимий Путятин]] решает сделать «дипломатическую рекогносцировку»; корабль отправляется в [[Шанхай]]. Далее экипажу предстоят остановки на [[Рюкю|Ликейских островах]] и в [[Манила|Маниле]]{{sfn|Балакин|2000|с=406—407}}. Рассказывая об образе жизни, сложившемся на «Палладе», автор знакомит читателей с членами экипажа корабля — капитаном [[Унковский, Иван Семёнович|Иваном Унковским]], старшим штурманом Дедом, судовым священником [[Аввакум (Честной)|Аввакумом]], [[мичман]]ом Зелёным и многими другими. Почти постоянным спутником героя является его [[денщик]] — матрос Фадеев. Рисуя картины мелькающих, как в калейдоскопе, новых стран, островов и городов, рассказчик периодически сравнивает их с Россией. Однако его собственное возвращение на родину происходит лишь через два года после начала «кругосветки» и длится много месяцев: автор движется в Петербург через Сибирь, с остановками в [[Якутск]]е, [[Иркутск]]е, [[Симбирск]]е. Завершает книгу послесловие, написанное через двадцать лет после путешествия и добавляющее новые сведения о событиях, происходивших в экспедиции{{sfn|Мельник|2012|с=162—178}}. == Маршрут == {{See also|Паллада (фрегат)}} [[Файл:Pallada's journey 2.svg|thumb|center|600px]] Фрегат «Паллада» вышел из [[Кронштадт]]а 7 октября 1852 года. Корабль шёл по маршруту: Кронштадт → [[Портсмут (Англия)|Портсмут]] (30 октября) → [[Мадейра]] (18 января 1853) → [[Кабо-Верде|острова Зелёного Мыса]] → [[мыс Доброй Надежды]] (10 марта) → остров [[Ява]] → [[Сингапур]] → [[Гонконг]] (весна — лето) → [[Нагасаки]] (9 августа) → [[Шанхай]] → Нагасаки (22 декабря) → [[Рюкю|Ликейские острова]] (январь 1854) → [[Манила]] → остров [[Батанес|Батан]] → [[Камигин]] → {{нп5|Гамильтон (порт)|порт Гамильтон|en|Port Hamilton}} → [[Советская Гавань (залив)|Императорская гавань]] (22 мая){{sfn|Лощиц|1977|с=348}}. Гончаров, подробно описывая почти каждую точку пересекаемого пространства, создал, по словам литературоведа [[Якимова, Людмила Павловна|Людмилы Якимовой]], [[Этнология|этнологическую]] картину мира, в котором путешественнику было интересно всё — от питания и одежды разных народов до их ритуалов, верований и мировосприятия. Наблюдая за жизнью людей, населяющих разные части света, писатель сделал акцент на феноменальной «адаптированности человека к разным условиям земного существования», его умению приспосабливаться к любым климатическим зонам<ref name="ЛЯ">{{статья |автор=[[Якимова, Людмила Павловна|Якимова Л. П.]] |заглавие=«Фрегат “Паллада”» как книга о кругосветном путешествии в контексте мотивов круга и таинственного смысла буквы «О» |ссылка=http://magazines.russ.ru/sib/2012/12/i17.html |издание=[[Сибирские огни]] |тип= |год=2012 |месяц= |число= |том= |номер=12 |страницы= |doi= |issn=}}</ref>. При этом, как заметил [[Лотман, Юрий Михайлович|Юрий Лотман]], авторское восприятие мира постоянно скрещивалось с впечатлениями других участников экспедиции<ref name="ЮЛ">{{статья |автор=[[Лотман, Юрий Михайлович|Лотман Ю. М.]] |заглавие=Современность между Востоком и Западом |ссылка= |издание=[[Знамя (журнал)|Знамя]] |тип= |год=1997 |месяц= |число= |том= |номер= 9|страницы= |doi= |issn=}}</ref>. === Кронштадт — Портсмут === Первый и очень небольшой — по сравнению с общими масштабами экспедиции — отрезок пути от Кронштадта до Портсмута, пройденный за двадцать три дня, показался Гончарову настолько сложным, что по прибытии в Англию писатель готов был отказаться от участия в походе и вернуться в Петербург. Из-за вспышки [[Холера|холеры]] на фрегате умерли три матроса; корабль попадал в шторма, садился на мель, в течение десяти дней безуспешно пытался войти в [[Ла-Манш|Английский канал]]. Проблемы со съестными припасами привели к тому, что в меню офицеров с определённого момента вместо свежих продуктов появилась [[солонина]]; ограничения коснулись даже пресной воды, которую стали выдавать по одной кружке в день. В этих условиях единственным утешением для Ивана Александровича оказалась невосприимчивость к [[Морская болезнь|морской болезни]]: его организм практически не реагировал на качку{{sfn|Лощиц|1977|с=104—105}}. В Англии Гончаров сообщил сначала капитану [[Унковский, Иван Семёнович|Ивану Унковскому]], а затем и Евфимию Путятину о своём желании покинуть фрегат. Возражений с их стороны не последовало; напротив, писателю было обещано, что домой он сможет вернуться за казённый счёт. Столь же спокойно Унковский и Путятин отреагировали на более позднее известие о том, что секретарь главы экспедиции всё-таки останется на «Палладе». Вероятными причинами, повлиявшими на изменение решения, стали, по мнению литературоведа [[Лощиц, Юрий Михайлович|Юрия Лощица]], нелюбовь Ивана Александровича к дискомфорту и нежелание перемещаться через всю Европу с багажом, связками книг и рукописями (в том числе взятыми в поход черновиками «Обломова»): «Нет уж, лучше плыть дальше вокруг света»{{sfn|Лощиц|1977|с=106}}. Пока фрегат находился в портсмутском [[Корабельный док|доке]] (на ремонт и замену отдельных частей ушло почти два месяца), Гончаров знакомился с Англией. Рассказывая об увиденном в письмах к друзьям, Иван Александрович не скрывал, что делится впечатлениями с прицелом на будущую книгу, а потому просил «прятать» послания до его возвращения: «… потому что после я сам многое забуду, а это напомнит мне; может быть понадобится». Так, в доке его особенно заинтересовали [[Паровая машина|паровые машины]] — наблюдая вместе с другими членами экипажа, как парус на английском корабле меняли на двигатель внешнего сгорания, писатель признался, что «после пароходов на парусное судно совестно смотреть»{{sfn|Лощиц|1977|с=107—108}}. Описание непосредственного знакомства рассказчика с Лондоном и англичанами является, по мнению Людмилы Якимовой, не просто путевой зарисовкой, а одним из лучших образцов русской прозы: «Я с неиспытанным наслаждением вглядывался во всё, заходил в магазины, заглядывал в дома, уходил в предместья, на рынки, смотрел на всю толпу и в каждого встречного отдельно». Гончаров подчёркивал, что его мало интересовали «сфинксы и обелиски», но зато он мог часами наблюдать, как люди общаются на улицах, пожимают друг другу руки при встречах, справляются о здоровье<ref name="ЛЯ" />. Литературовед [[Сухих, Игорь Николаевич|Игорь Сухих]] обратил внимание на то, как чопорный и благопристойный Иван Александрович, изучая повседневную жизнь города, оценивал движения и пластику жительниц британской столицы: «Никакие другие женщины не выставляют так своих ног напоказ, как англичанки: переходя через улицу, в грязь, они так высоко поднимают юбки, что… дают полную возможность рассматривать ноги»<ref name="ИС" />. [[Файл:Fleet Street. By James Valentine c.1890..jpg|thumb|right|230px|Лондон. [[Флит-стрит]]]] Встречи с мировыми культурами начались для Гончарова на туманном [[Альбион]]е, и Англия воспринималась писателем как «абсолютный полюс всемирной „зрелости“». Ивана Александровича удивляли ассортимент и сервис лондонских магазинов, неизменность ежедневного распорядка англичан, относительная тишина в центре столицы («Город, как живое существо, кажется, сдерживает своё дыхание и биение пульса»), уважение к общественным нормам поведения и учтивость местных жителей, граничащая с «чувством гуманности»{{sfn|Лощиц|1977|с=109—110}}. Литературный критик [[Де-Пуле, Михаил Фёдорович|Михаил Де-Пуле]] — один из первых рецензентов книги «Фрегат „Паллада“» (журнал «[[Атеней (русский журнал, 1858—1859)|Атеней]]», 1858, № 44) — отметил, что её автор, не будучи англоманом, но являясь в то же время «другом цивилизации», создал весьма «величественный и привлекательный» образ Англии{{sfn|Краснощёкова|1997|с=177}}. === Мадейра — мыс Доброй Надежды === После испытаний, выпавших на долю экипажа в первые недели похода, путь к мысу Доброй Надежды, несмотря на длившуюся нескольких дней качку, воспринимался Гончаровым как относительно благополучный этап экспедиции — об этом свидетельствует фраза, появившаяся в его дневнике 18 января 1853 года: «Как прекрасна жизнь, между прочим и потому, что человек может путешествовать!» Запись была сделана в тот день, когда перед Иваном Александровичем открылись [[пастораль]]ные пейзажи Мадейры с её виллами и виноградниками. Своим неспешным ритмом жизни и тишиной в послеобеденные часы остров напомнил писателю российскую провинцию{{sfn|Лощиц|1977|с=112—113}}. Вскоре представление о Мадейре как об идиллическом месте сменилось у Гончарова лёгким раздражением — ему показалось, что поэзию первозданной природы нарушили те же англичане, которые принесли на остров дух прагматизма. Им принадлежали «лучшие дома в городе и лучшие виноградники за городом»; они ходили по Мадейре в белых жилетах, шляпах и с зонтиками в руках — и это вносило определённый диссонанс в картины не тронутого цивилизацией мира. Однако более близкое знакомство с жизнью острова вынудило писателя подкорректировать собственные тезисы: он увидел, что в лучшем магазине Мадейры на прилавках лежат в основном товары, привезённые из Британии, — от английских булавок и ножей до тканей и фарфоровой посуды. Затем последовало новое признание: «Не будь их на Мадейре, гора не возделывалась бы так деятельно… да и дорога туда не была бы так удобна». По мнению литературоведа Елены Краснощёковой, переоценка личности «новейшего англичанина» произошла у Гончарова не сразу и «как бы вопреки его воле»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=177—178}}. [[Файл:Goncharov Risunok.jpg|thumb|220px|Рисунок, сделанный И. А. Гончаровым во время путешествия]] На южном берегу Африки, в Саймонсбее, фрегат вновь встал на ремонт. Работы по замене частей судна продолжались почти месяц, и писатель использовал затянувшуюся паузу для знакомства с континентом — изучал [[Флора|флору]] и [[Фауна|фауну]], общался с местными жителями, побывал в [[Капская колония|Капской колонии]]{{sfn|Лощиц|1977|с=116}}. Именно в Южной Африке в сознании Гончарова начали разрушаться прежние стереотипы о делении мира на «далёкое» и «близкое»; связь с условными «своими» стала тонкой и зыбкой, зато появилось понимание «самоценности „чужого“»: «Смотрите… уже нет ничего нашего, начиная с человека; всё другое: и человек, и планета его, и обычаи»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=178}}. Как заметил писатель Георгий Давыдов, в главах, посвящённых Мадейре и мысу Доброй Надежды, Гончаров неожиданно проявил себя как романтик и ценитель красоты. Так, принимая на острове экзотический букет от жены [[Консул (дипломат)|консула]], путешественник сообщил, что отправит цветы в подарок русским женщинам. Описывая африканских женщин, обычно сдержанный в проявлении эмоций Иван Александрович не побоялся быть экспрессивным и чувственным: «Что за губы, что за глаза! Тело лоснится, как атлас. Глаза не без выражения ума и доброты, но более, кажется, страсти, так что и обыкновенный взгляд их нескромен»<ref>{{статья |автор=Давыдов Г. |заглавие=Настоящий Гончаров |ссылка=http://magazines.russ.ru/znamia/2012/9/g18.html |издание=[[Знамя (журнал)|Знамя]] |тип= |год=2012 |месяц= |число= |том= |номер=9 |страницы= |doi= |issn=}}</ref>. === Мир Японии === Готовясь к экспедиции, Гончаров прочитал немало книг и журнальных публикаций о Японии; часть из них он взял с собой в поход. Однако ни статья [[Корш, Евгений Фёдорович|Евгения Корша]] «Япония и японцы», напечатанная в 1852 году в журнале «Современник», ни труды путешественника [[Кемпфер, Энгельберт|Энгельберта Кемпфера]], естествоиспытателя [[Зибольд, Филипп Франц фон|Филиппа Зибольда]], натуралиста [[Тунберг, Карл Петер|Карла Тунберга]] не могли дать ответов на все вопросы, которые интересовали писателя и его спутников, направлявшихся к берегам восточного соседа России. Предвкушая встречу, Гончаров писал, что Япония — это «странная, занимательная пока своей неизвестностью страна», и называл её «запертым ларцом», в котором спрятаны сокровища «страны чудес»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=182—184}}. Фрегат пришёл в Нагасаки 9 августа 1853 года, но команда долго не могла сойти на берег: начались сложные переговоры, во время которых хозяева, с одной стороны, демонстрировали интерес к гостям, охотно соглашались позавтракать в адмиральской каюте, с удовольствием принимали недорогие подарки; с другой — всячески затягивали решение вопроса, подчиняясь законам многоступенчатой японской [[Иерархия|иерархии]]<ref name="ЛЯ" />. Целый месяц был потрачен на то, чтобы подготовить, согласовать и утвердить церемониал встречи представителей русской дипломатической миссии с нагасакским губернатором{{sfn|Лощиц|1977|с=120}}. Всё это время Гончаров жил с ощущением ирреальности происходящего — глядя с корабля на холмы и горы, он спрашивал себя: «Что это такое? декорация или действительность? какая местность… всё так гармонично, так непохоже на действительность, что сомневаешься: не нарисован ли весь этот этюд?» Картины, рассказывающие о «благословенном уголке земли», удивительным образом напоминали фрагменты главы «Сон Обломова», опубликованной в приложении к журналу «Современник» в 1849 году. А сам поход Гончаров впоследствии называл «путешествием Обломова»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=185—186}}. Пейзажных зарисовок — по сравнению с другими очерками книги «Фрегат „Паллада“» — в «японских» главах мало, но их немногочисленность компенсируется большим количеством портретов. При описании жителей [[Страна восходящего солнца|Страны восходящего солнца]] Гончаров постепенно переходил от массовых изображений к индивидуальным. Вначале Иван Александрович видел людей в лодках — загорелых, с тонкими [[Хатимаки|белыми повязками вокруг головы]] и на поясе; потом наблюдал за группой прибывших на «Палладу» визитёров, облачённых в кофты из полупрозрачной ткани с вышитыми [[Камон|гербами]]{{sfn|Краснощёкова|1997|с=189—191}}. [[Файл:Pallada in Nagasaki 1854.jpg|thumb|240px|Фрегат «Паллада» в Нагасаки. Рисунок японского художника]] Чем больше новых знакомств появлялось у участников экспедиции, тем больше личных качеств обретали их японские собеседники: одного из них писатель характеризовал как «грубого циника», другого (Нарайбайси 2-го) — как скромного мыслителя. Рассказывая о переводчике Эйноске, писатель выделил его «правильные черты и смелый взгляд»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=191—193}}. Сорокапятилетний Кавадзи-Соиемонно-ками, фактически выполнявший роль руководителя переговоров с японской стороны, был представлен Гончаровым как человек незаурядный, каждое слово которого «обличало здравый ум, остроумие, проницательность и опытность»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=196}}. Как отметила Елена Краснощёкова, смена массовых портретов индивидуальными шла в соответствии с новыми открытиями, которые сделал для себя писатель: {| |{{начало цитаты}} Нарастает уверенность, что путь к подлинному постижению национальной психологии лежит не через сравнение «своего» и «чужого», а через вглядывание в отдельного человека — вдумывание в его общечеловеческую сущность{{sfn|Краснощёкова|1997|с=191}}. {{конец цитаты}} |} В определённый момент Гончаров осознал, что подходить к жителям Японии с мерками европейца неразумно — необходимо признать за ними право на собственные традиции и рассматривать их поступки, кажущиеся участникам экспедиции нелогичными, в контексте складывавшихся веками нравов и обычаев: «Наша вежливость у них — невежливость, и наоборот»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=192}}. Ещё одно открытие, сделанное писателем, касалось менталитета японцев, понять который, по мнению писателя, было сложно без глубокого представления об их истории и языке: «Как ни знай сердце человеческое, как ни будь опытен, а трудно действовать по обыкновенным законам… там, где нет ключа к миросозерцанию, нравственности и нравам народа, как трудно разговаривать на его языке, не имея грамматики и лексикона»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=193}}. === Ликейские острова === Описание [[Рюкю|Ликейских островов]], к которым фрегат подошёл 31 января 1854 года, было сделано с явной отсылкой к литературным источникам. Одним из них оказалось сочинение английского мореплавателя Базиля Галля «Отчёт о путешествии к восточному берегу [[Корея|Кореи]] и островам Лиу-Киу в [[Японское море|Японском море]]», изданное в 1818 году. Согласно версии Галля, Ликейские острова — это идиллическое место, где «люди добродетельны, [[Окинавская кухня|питаются овощами]] и ничего друг другу, кроме учтивостей, не говорят». Гончаров, хорошо знавший содержание этого отчёта, изначально был настроен к нему скептически и, выходя на берег, задал себе вопрос: «Что это? где мы? среди древних пастушеских народов, в [[Золотой век|золотом веке]]?»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=158—159}} [[Файл:Afternoongossiplewchewlg2.jpg|thumb|260px|Ликейские острова. 1856]] Однако вскоре ирония сменилась удивлением — писатель обнаружил, что его впечатления в основном совпадают с рассказом Галля: между миниатюрными хижинами стояли сады; на стенах росли цветы и деревья; [[рюкюсцы|местные жители]], облачённые в чистые одежды с широкими поясами, смотрели на визитёров совершенно бестрепетно; когда гости приблизились, хозяева спокойно, с достоинством поклонились. Гончаров вынужден был признать, что это и «в самом деле идиллическая страна, отрывок из жизни древних»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=159}}. Помимо переклички с работой Галля, в главе, посвящённой Ликейским островам, присутствуют параллели с «Письмами русского путешественника» [[Карамзин, Николай Михайлович|Николая Карамзина]] (речь идёт о стилистическом сходстве) и романом «Обломов»: {| |{{начало цитаты}} Главная примета как Обломовки, так и открывшегося на Ликейских островах идиллического мира — остановка исторического бега, выпадение из времени. Другая примета этих миров — их заключённость в самих себе, отгороженность от человечества. Вне человеческой истории и земной географии жители островов вкушают плоды райского небытия{{sfn|Краснощёкова|1997|с=160}}. {{конец цитаты}} |} == Аян — Петербург == В мае 1854 года находившаяся в аварийном состоянии «Паллада» прибыла в устье [[Амур]]а, к месту своей последней стоянки. Евфимий Путятин, планировавший продолжить переговоры с Японией, переместился вместе со значительной частью экипажа на фрегат «[[Диана (фрегат, 1852)|Диана]]». В рапорте на имя великого князя [[Константин Николаевич|Константина Николаевича]] глава экспедиции указал, что поскольку «почти никакой переписки и других, по должности секретаря относящихся занятий» уже не предвидится, он считает целесообразным предоставить коллежскому асессору Гончарову возможность вернуться в Петербург «сухим путём, через Сибирь»{{sfn|Балакин|2000|с=411}}. 2 августа писатель был переведён на шхуну «[[Восток (шхуна, 1852)|Восток]]», которая через тринадцать дней пришла в поселение [[Аян (Хабаровский край)|Аян]]. Оттуда Иван Александрович отправил друзьям письмо, в котором сообщил: «Я расквитался с морем, вероятно, навсегда»{{sfn|Балакин|2000|с=412—413}}. До [[Якутск]]а Гончаров добирался две недели — сначала верхом (в иные дни приходилось находиться в седле по одиннадцать-двенадцать часов), затем — на лодках по холодной реке [[Мая (приток Алдана)|Мае]], позже — вновь верхом и в повозке. О своём новом опыте он рассказывал писательнице [[Майкова, Евгения Петровна|Евгении Майковой]]: «Вы в письме своём называете меня героем, но что за геройство совершать прекрасное плавание на большом судне… Нет, вот геройство — проехать 10 500 вёрст берегом, вдоль целой части света, где нет дорог, где почти нет почвы под ногами, всё болота; где нет людей, откуда и звери бегут прочь»{{sfn|Балакин|2000|с=413—414}}. В Якутске Гончаров задержался на два месяца — там он сумел привести в порядок разрозненные путевые записи и начал работу над «сибирскими» очерками, впоследствии включёнными в книгу «Фрегат „Паллада“». В небольшом городе Иван Александрович быстро познакомился «со всеми жителями, то есть с обществом»: губернатором, купцами, чиновниками, священнослужителями. Следующую большую остановку писатель сделал в [[Иркутск]]е, дорога до которого заняла у него почти месяц. Ехать пришлось в сильные морозы, от которых не спасала мягкая шуба; в повозке, помимо чемоданов, книг и рукописей, находились запасы продуктов: щи в замороженных кусках, мороженые пельмени, [[строганина]], вино и хлеб{{sfn|Балакин|2000|с=414—415}}. [[Файл:SAM 1712.JPG|thumb|300px|Гавань Аян. 1878]] Впечатления от иркутских встреч у Гончарова остались самые тёплые: он почти ежедневно бывал в гостях у [[Восточно-Сибирское генерал-губернаторство|генерал-губернатора Восточной Сибири]] [[Муравьёв-Амурский, Николай Николаевич|Николая Муравьёва-Амурского]] (которого называл человеком, «нарочно созданным для совершения переворотов в пустом безлюдном крае»), обедал с военным губернатором [[Венцель, Карл-Бургард Карлович|Карлом Венцелем]], посетил бал в Дворянском собрании, общался с декабристами, из которых особо сблизился с [[Волконский, Сергей Григорьевич|Сергеем Волконским]]. Далее путь Ивана Александровича пролегал через [[Казань]], [[Симбирск]] (где он вновь сделал остановку) и Москву. 25 февраля 1855 года, проведя в путешествиях два с половиной года, Гончаров возвратился в Петербург{{sfn|Балакин|2000|с=415}}. По словам Людмилы Якимовой, главы книги «Фрегат „Паллада“», повествующие об обратном пути писателя (они начинаются с зарисовок об аянских утёсах и завершаются очерком о прощании с Иркутском), представляют собой так называемый «сибирский текст». Его основы были заложены Гончаровым и продолжены другими литераторами, совершавшими поездки по России: [[Чехов, Антон Павлович|Антоном Чеховым]] («Из Сибири», «[[Остров Сахалин (книга)|Остров Сахалин]]»), [[Короленко, Владимир Галактионович|Владимиром Короленко]] («Очерки и рассказы», 1886), [[Успенский, Глеб Иванович|Глебом Успенским]] (цикл «Поездки к переселенцам»). Для Гончарова, побывавшего во многих странах, в том числе «закрытых колпаком национальной непроницаемости», новым и неожиданным открытием стала готовность сибиряков к общению; в них он увидел и хлебосольных хозяев, и бескорыстных проводников<ref name="ЛЯ" />. == Участники экспедиции == В течение нескольких десятилетий во всех главах книги «Фрегат „Паллада“» подлинные имена и фамилии участников похода скрывались за начальными буквами; их полная расшифровка произошла уже после смерти автора, в XX веке{{sfn|Тюнькин|1972|с=329}}. Кроме того, Гончаров не стал включать в очерки подробности дипломатических переговоров Путятина с японской стороной, хотя хорошо знал основные детали: именно он как секретарь главы морской экспедиции регулярно отправлял в Петербург рапорты, а по возвращении в столицу составил официальный отчёт. Иван Александрович сознательно выбрал вариант обзорного знакомства с маршрутом, и этот формат вызвал недоумение у кронштадтских моряков, которые, по данным литературоведа [[Энгельгардт, Борис Михайлович|Бориса Энгельгардта]], сочли, что писатель «изобразил героический поход „Паллады“ в виде какой-то увеселительной прогулки. Точно в Москву для развлечений съездил»{{sfn|Балакин|2000|с=402—403}}. [[Файл:Goncharov21.jpg|thumb|350px|Гончаров (сидит пятый слева) среди офицеров «Паллады». Слева от Гончарова — И. С. Унковский, справа — Е. В. Путятин]] О том, что книгу «Фрегат „Паллада“» следует воспринимать как «чисто художественное произведение», одним из первых заявил критик [[Писарев, Дмитрий Иванович|Дмитрий Писарев]] в рецензии, опубликованной в 1859 году. С его мнением согласился Борис Энгельгардт, который, соотнеся подлинные документы экспедиции с очерками Гончарова, пришёл к выводу, что «действительность, представленная в произведении, далека от реальной»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=135}}. Иной точки зрения придерживался Юрий Лощиц, писавший, что книга Гончарова — это не только один из образцов реалистической прозы, но и скрупулёзная хроника, воспроизводящая культурные, социальные и политические процессы, происходившие в середине XIX века в разных частях света{{sfn|Лощиц|1977|с=122}}. В состав [[Кают-компания|кают-компании]] фрегата «Паллада» входили двадцать один офицер, четыре [[гардемарин]]а и несколько штатских лиц, в том числе секретарь Иван Гончаров, переводчик [[Гошкевич, Иосиф Антонович|Осип Гошкевич]], архимандрит [[Аввакум (Честной)|Аввакум]] (Дмитрий Семёнович Честной) и другие{{sfn|Балакин|2000|с=415}}. Подтверждением того, что кают-компания была незаурядной, является, по словам Бориса Энгельгардта, дальнейшая карьера некоторых её представителей: в последующие годы десять офицеров, участвовавших в экспедиции, стали адмиралами, трое (Путятин, [[Посьет, Константин Николаевич|Посьет]] и [[Пещуров, Алексей Алексеевич|Пещуров]]) возглавили министерства, пятеро (Путятин, Унковский, Посьет, Пещуров, [[Бутаков, Иван Иванович|Бутаков]]) получили звание [[генерал-адъютант]]ов{{sfn|Энгельгардт|2000|с=80}}. {| |{{начало цитаты}} В истории русских кругосветных плаваний трудно найти более блестящую кают-компанию, нежели та, которая собралась на «Палладе» благодаря счастливой способности Путятина «уметь выбирать людей и окружать себя талантливыми личностями»{{sfn|Энгельгардт|2000|с=74}}. {{конец цитаты}} |} === Образ рассказчика === Книга начинается с пояснений, почему автор, всегда ценивший домашний уют, избегавший сквозняков и отказывавшийся ездить по ухабистым дорогам, внезапно решил отправиться в морскую экспедицию. В первом и последующих очерках рассказчик, по замечанию Елены Краснощёковой, предстаёт в двух возрастных [[Ипостась|ипостасях]]. С одной стороны, это слегка утомлённый жизнью эпикуреец средних лет, которого сложно чем-то удивить; с другой — пылкий юноша-поэт, витальная энергия которого «кипит, играет и вырывается наружу»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=140—141}}. Своеобразная перекличка, которую путешественник устраивает на страницах книги с позиции того или иного возраста, напоминает диалоги героев гончаровского романа «Обыкновенная история» — Александра Адуева и Петра Адуева. От молодого Адуева, отправляющегося в Петербург в надежде проявить свои творческие способности и найти любовь, автор воспринял огромный интерес к миру и способность видеть прекрасное даже в мелочах. В то же время рассказчик несёт в себе и черты дяди — это проявляется в рациональном взгляде на многие проблемы и умении иронично воссоздать некоторые события{{sfn|Краснощёкова|1997|с=141—142}}. [[Файл:Goncharov Ivan Aleksandrovich.jpg|thumb|155px|И. А. Гончаров]] Кроме того, в образе рассказчика соединились педантичный государственный служащий и искатель приключений. Гончаров, рассказывая об одолевавших его перед походом сомнениях, писал: «Жизнь моя как-то раздвоилась… В одном [мире] я — скромный чиновник в форменном фраке, робеющий перед начальственным взглядом… В другом я — новый [[Аргонавты|аргонавт]], стремящийся по безднам за [[Золотое руно|золотым руном]] в недоступную [[Колхида|Колхиду]]». Два разных типажа, присутствующие на страницах «Фрегата „Паллада“», дали возможность читателям увидеть мир с разных ракурсов: один наблюдатель трезв, прохладен и объективен, другой способен опоэтизировать самые заурядные явления{{sfn|Краснощёкова|1997|с=142}}. {| |{{начало цитаты}} «Игра с планами» сообщает книге обаяние импровизации. Как надеялся сам автор «Фрегата „Паллада“»: «Abandon, полная свобода — вот что будут читать и поглощать»… «Двойное» и подвижное зрение наблюдателя придало полноту картине мира, в котором «проза» и «поэзия» совмещаются хоть подчас и неожиданно, но неизменно{{sfn|Краснощёкова|1997|с=142—143}}. {{конец цитаты}} |} === Евфимий Путятин === {{See also|Симодский трактат}} [[Файл:Putyatin in Nagasaki 1853.jpg|thumb|155px|Е. В. Путятин в Нагасаки. Рисунок японского художника]] Глава морской экспедиции Евфимий Путятин (которого Гончаров в книге называл [[адмирал]]ом, хотя во время похода тот находился в чине вице-адмирала) имел репутацию человека парадоксального: рассудительность опытного дипломата сочеталась в нём с нетерпеливостью при решении бытовых вопросов; лёгкая чудаковость скрещивалась с абсолютным благоразумием{{sfn|Энгельгардт|2000|с=75}}. Путятин, судя по описанию Гончарова, не терпел праздности на корабле и считал своим долгом воспитывать и просвещать команду: «Чуть увидит кого-нибудь без дела, сейчас что-нибудь и предложит: то бумагу написать… кому посоветует прочесть какую-нибудь книгу; сам даже возьмёт на себя труд выбрать её в своей библиотеке и укажет, что прочесть или перевести из неё»{{sfn|Балакин|2000|с=417}}. К своему секретарю Евфимий Васильевич относился с безусловным доверием; его благосклонность была настолько подчёркнутой, что во время переговоров в Нагасаки представители японской стороны даже приняли Гончарова «за фигуру влиятельную и важную, чуть ли не вторую после самого Путятина». В статье Кадзухико Савады «Гончаров в Японии» (''Japanese Slavic and East European Studies'', 1989, № 4) упоминалось — со ссылкой на одного из участников переговорного процесса, — что писатель «всегда сидит возле посла и вмешивается в разговор. Выглядит главным советником»{{sfn|Балакин|2000|с=419}}. В то же время капитан шхуны «Восток» [[Римский-Корсаков, Воин Андреевич|Воин Римский-Корсаков]] (его судно входило в состав [[Эскадра|эскадры]] Путятина) характеризовал главу морской экспедиции как человека, отличавшегося «скряжничеством», берегущего «казённые деньги бог весть зачем, без всякого положительного убеждения, без расчёта, без взгляда на будущее»{{sfn|Балакин|2000|с=418}}. Немало разногласий — особенно поначалу — возникало у Путятина и с капитаном «Паллады» Иваном Унковским; их конфликты в основном были связаны с тем, что Евфимий Васильевич слишком активно «вмешивался во внутренний распорядок фрегатской жизни». Одна из таких размолвок едва не завершилась уходом Унковского с корабля. Узнав о желании капитана покинуть «Палладу», Путятин сначала предложил своему оппоненту «[[Дуэль|всякое удовлетворение]]», а затем примирительно заметил: «Я не могу лишить русское военное судно подобного капитана, в то время когда Россия накануне военных действий». Гончаров знал о несостоявшейся дуэли, однако, с приязнью относясь к обоим участникам событий, не стал упоминать о ней в книге. Предвидя возможные вопросы от других очевидцев, писатель подчёркивал, что он не стремился выполнять роль «историографа» экспедиции{{sfn|Балакин|2000|с=420}}. === Иван Унковский === С первых дней пребывания на фрегате Гончаров чувствовал особую расположенность со стороны Ивана Семёновича Унковского, который всегда интересовался самочувствием писателя, приглашал на обеды, а во время сильной качки предоставлял в его распоряжение свой просторный кабинет, в котором, помимо мягких диванов и большого письменного стола, находилось даже пианино. Полукруглую софу, привинченную к полу в капитанской каюте, Иван Александрович воспринимал как надёжное убежище во время любой непогоды, потому что «упасть с неё было некуда». Поначалу писатель связывал заботливость Унковского с рекомендательной запиской от князя [[Оболенский, Александр Васильевич (1823)|Александра Оболенского]], которая была передана командиру корабля перед походом, — в ней содержалась просьба уделять некоторое внимание неопытному путешественнику Гончарову{{sfn|Балакин|2000|с=420}}. [[Файл:Unkovskiy.jpg|thumb|155px|И. С. Унковский]] Позже стало понятно, что доброжелательность Ивана Семёновича искренняя. В одном из писем друзьям Иван Александрович рассказывал, что на корабле сложилась своеобразная традиция долгих ежедневных бесед: «Четверо нас собираемся всегда у капитана вечером ''закусить'' и сидим часов до двух». В свою очередь, Гончаров, откликаясь на просьбу Унковского, давал уроки русского языка и литературы самому юному участнику экспедиции — тринадцатилетнему юнкеру гвардейского экипажа Мише Лазареву, сыну адмирала [[Лазарев, Михаил Петрович|Михаила Лазарева]]{{sfn|Балакин|2000|с=421}}. И капитан фрегата, и глава экспедиции были воспитанниками «лазаревской школы моряков», а потому проявляли максимум заботы о наследнике покойного учителя; по словам Бориса Энгельгардта, Миша «был баловнем как Путятина, так и Унковского»{{sfn|Энгельгардт|2000|с=74—76}}. Для Унковского экспедиция стала серьёзным испытанием. Во-первых, «Паллада» к моменту выхода из Кронштадта была уже весьма изношенным судном и в пути постоянно вставала на ремонт (в одном из писем друзьям Гончаров признался, что фрегат «течёт как решето»{{sfn|Лощиц|1977|с=118}}); во-вторых, команду спешно собирали накануне похода с разных кораблей. Тем не менее в декабре 1853 года Воин Римский-Корсаков писал, что ему ещё не доводилось «видеть судна, доведённого до такой быстроты в работах и до такого порядка в боевых манёврах и учениях»{{sfn|Балакин|2000|с=405}}. === Другие члены кают-компании === {{See also|Тихменев, Пётр Александрович|Шварц, Сергей Павлович}} Неформальным лидером «научной партии» кают-компании был Константин Посьет — ближайший помощник Путятина по дипломатическим вопросам, который, самостоятельно выучив во время похода [[нидерландский язык]] (именно на нём велись переговоры с представителями Японии), выполнял ещё и обязанности переводчика. Гончаров описывал Посьета как человека «доброго» и «неугомонного». Деликатность Константина Николаевича позволяла ему выступать посредником в конфликтных ситуациях на фрегате; как вспоминали участники экспедиции, «он один только мог удерживать Путятина от слишком резких выходок и чудачеств». Добрые отношения, сложившиеся у Ивана Александровича с Посьетом, сохранились и после экспедиции. В 1871 году Гончаров, считавший, что он навсегда «расквитался с морем», едва не отправился вместе с Посьетом (ставшим к тому времени вице-адмиралом) в [[Соединённые Штаты Америки|Соединённые Штаты]] на фрегате «[[Светлана (фрегат)|Светлана]]»; писатель даже был включён в состав экспедиции, но из-за ухудшившегося состояния здоровья в последний момент вынужден был отказаться{{sfn|Балакин|2000|с=421—422}}{{sfn|Энгельгардт|2000|с=76—77}}. В первой же главе «Фрегата „Паллада“», рассказывая о начале похода, Гончаров упомянул о книге «История кораблекрушений», которую ему дал почитать Воин Андреевич Римский-Корсаков, отвечавший в экспедиции за научно-исследовательские работы. Присутствие Корсакова в кают-компании было недолгим (в 1853 году его назначили капитаном паровой шхуны «Восток»), однако изначально Воина Андреевича и Ивана Александровича связывали весьма тёплые отношения. В письме к родным, датированном 14 октября 1853 года, Римский-Корсаков отзывался о Гончарове как о «приятном собеседнике» и признавался: «Мне сильно хотелось приманить его к себе в товарищи на шхуну». Позже славившийся резкостью в суждениях Воин Андреевич изменил своё мнение: в письме к отцу он сообщил, что Гончаров — «просто ленивейший из эпикурейцев, расплывшийся от сытных обедов и послеобеденной высыпки, человек, приятный в беседе, но в сообществе часто тягостный по своему… нервному темпераменту». Охлаждение, вероятно, было взаимным, поэтому в книге «Фрегат „Паллада“» Римскому-Корсакову уделено сравнительно мало внимания{{sfn|Балакин|2000|с=423—424}}{{sfn|Энгельгардт|2000|с=77—78}}. [[Файл:Japanese painting of the Embassy of Vice Admiral EV Putiatina.jpg|155px|thumb|Дипломатическая миссия Е. В. Путятина в Японии. Рисунок японского художника]] Эпизоды с участием старшего офицера «Паллады» Ивана Бутакова Гончаров нередко окрашивал мягким юмором: к примеру, писатель вспоминал, как во время прогулок по Мадейре, желая отведать местных экзотических овощей или фруктов, они с Иваном Ивановичем случайно сорвали и съели по пучку «нашего северного плода» — зелёного лука. Между тем обязанности Бутакова на корабле были достаточно серьёзными: он отвечал, кроме прочего, за безопасность фрегата во время стихии. Гончаров характеризовал его как «великолепного моряка», который при [[Штиль|штиле]] выглядел порой сонным и апатичным, однако «в бурю и вообще в критическую минуту — весь огонь»: «Вот и теперь, в эту минуту, орёт так, что, я думаю, голос его разом слышен и на [[Ява|Яве]], и на [[Суматра|Суматре]]»{{sfn|Балакин|2000|с=425—426}}. Одним из своих первых наставников на корабле Гончаров считал Деда — старшего штурманского офицера Александра Антоновича Халезова (Хализова), для которого участие в экспедиции стало четвёртым кругосветным путешествием. Он был представлен в книге как человек, «у которого всё отлично»: дул ли попутный ветер или, напротив, встречный, надвигался ли сильнейший шторм или наступал штиль — Дед в любых ситуациях оставался бодрым, невозмутимым, застёгнутым на все пуговицы и твёрдо стоящим на ногах{{sfn|Мельник|2012|с=160}}. {| |{{начало цитаты}} В палладской кают-компании он [Гончаров] нашёл высокоинтеллигентную атмосферу… Разговоры о предстоящих дипломатических отношениях с Японией сменялись собеседованиями на литературные темы, в которых он принимал самое деятельное участие, выступая с отрывками из своих очерков; каждый участник похода энергично готовился к предстоящим трудам: кто изучал голландский язык, кто занимался историей Китая и Японии, кто собирал гео- и [[Гидрография|гидрографические]] материалы для будущих исследований и съёмок{{sfn|Энгельгардт|2000|с=81}}. {{конец цитаты}} |} === Вестовой Фадеев и другие матросы === С матросской командой Гончаров сталкивался во время похода редко, а потому места ей в книге выделил немного. Чаще всего писатель пересекался с матросами во время праздников и народных гуляний, когда весь экипаж «Паллады» собирался на палубе. На веселье, которое сопровождалось «плясками, имевшими вид каторжного труда», Иван Александрович обычно смотрел с холодным недоумением, как сторонний наблюдатель. В одном из писем Языковым он объяснил причины охватывавшего его раздражения: «Я всегда был враг буйного веселья, в [[армяк]]е ли оно являлось передо мной или фраке, я всегда прятался в угол. Здесь оно разыгралось в матросской куртке… Скучно, а уйти некуда»{{sfn|Балакин|2000|с=437}}. Кроме того, на страницах «Фрегата „Паллада“» периодически появлялись зарисовки с участием выделенных из общей массы лиц: писатель упоминал то про Агапку, который за две чарки водки взялся обучать [[Денщик|вестового]] Фадеева грамоте, то про матроса Мотыгина, решившего в Портсмуте поухаживать за продавщицей рыбы и получившего за свои манеры удар в глаз{{sfn|Балакин|2000|с=440}}. Наиболее колоритным представителем матросской команды являлся [[Кострома|костромич]] Фадеев, назначенный Гончарову в денщики. Он постоянно поражал автора цепкостью, ловкостью и сметливостью. Так, получив приказ разложить в каюте вещи прибывшего на корабль рассказчика, вестовой выполнил за полчаса ту работу, на которую слуге Ивана Александровича потребовалось бы три дня. Когда на фрегате ввели лимит на получение пресной воды и начали выдавать её по одной кружке в день, сообразительный Фадеев научился притуплять бдительность [[боцман]]а Терентьева и приносить писателю каждое утро полный кувшин для умывания: «На вот, ваше благородие, мойся скорее, чтоб не застали да не спросили, где взял». В неизменном обращении на «ты», по замечанию Юрия Лощица, присутствовала мягкая снисходительность денщика, воспринимавшего повествователя не только как «барина», но и как младшего брата{{sfn|Лощиц|1977|с=112}}. [[Файл:GoncharovPeizazh.jpg|thumb|250px|Морской пейзаж, привезённый И. А. Гончаровым из путешествия]] Подобные отношения, в основе которых — безоглядная преданность и бесконечная опека, — складывались и между другими персонажами произведений Гончарова: точно такая же заботливость была свойственна слуге Обломова Захару и неизменному спутнику Александра Адуева Евсею{{sfn|Балакин|2000|с=441}}. В советское время характер этих связок рассматривался в основном с выделением исключительных достоинств крепостных людей — к примеру, критик [[Заславский, Давид Иосифович|Давид Заславский]] писал в газете «[[Правда (газета)|Правда]]» (1937, 17 июня), что Гончаров, рассказывая о Фадееве, «создаёт привлекательный образ смышлёного, лукавого и расторопного матроса-крестьянина»<ref>{{статья |автор=[[Заславский, Давид Иосифович|Давид Заславский]] |заглавие=Фрегат «Паллада» |ссылка= |издание=[[Правда (газета)|Правда]] |тип= |год=1937 |месяц= |число= |том= |номер=17 июня |страницы= |doi= |issn=}}</ref>. Литературоведы более позднего времени стали обращать внимание и на другие качества вестового: так, по замечанию Елены Краснощёковой, в психологическом портрете Фадеева присутствовало, помимо расторопности, ещё и «непробиваемое, непростительное равнодушие», с которым денщик относился к миру. Его не интересовала жизнь неизвестных стран, он воспринимал чужие обычаи «с большой недоброжелательностью и даже презрением». Нежелание узнавать новое было для Гончарова синонимом «умственной и душевной неразбуженности»; в то же время писатель видел в этой безучастности ещё и «ничем несокрушимое стремление к своему долгу — к работе, к смерти, если нужно»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=207—208}}. == Художественные особенности == [[Файл:1Benedikt.jpg|thumb|150px|С литератором Владимиром Бенедиктовым рассказчик вёл заочную поэтическую перекличку в главах «Плавание в атлантических тропиках» и «Море и небо»{{sfn|Балакин|2000|с=491—493}}]] Свободный формат «Фрегата „Паллада“» позволил соединить в одной книге главы, написанные в разных жанрах: среди них встречаются и авторские размышления-воспоминания, и очерки, детально воспроизводящие историю и географию разных стран, и лирические обращения к друзьям («Не знаю, получили ли вы моё коротенькое письмо из [[Дания|Дании]], где я, впрочем, не был…»){{sfn|Балакин|2000|с=479}}. Друзья, которым Гончаров адресовал свои послания, — не вымышленные персонажи, а реальные люди, помогавшие Ивану Александровичу собираться в дорогу и поддерживавшие его письмами во время путешествия: это поэты Аполлон Майков и [[Бенедиктов, Владимир Григорьевич|Владимир Бенедиктов]], художник [[Майков, Николай Аполлонович|Николай Майков]], а также члены их семей. В книге их имена встречаются нечасто, однако фамилии каждого из них легко угадываются из контекста — к примеру, в главе «Ликейские острова» присутствует явное обращение к Николаю Майкову: «Я всё время поминал вас, мой задумчивый артист: войдёшь, бывало, утром к вам в мастерскую, откроешь вас где-нибудь за рамками перед полотном…»{{sfn|Балакин|2000|с=489}} В стилистике «Фрегата „Паллада“» сохранились черты изначального замысла — писатель предполагал по возвращении из путешествия прочитать очерки в кругу друзей. Отсюда и своеобразный диалог, который рассказчик порой ведёт с невидимыми собеседниками, и ориентация на их художественные вкусы, и включение в текст известных им цитат, и даже отголоски неких давних дискуссий{{sfn|Балакин|2000|с=490}}. Автор легко переходит от лирических зарисовок (среди которых исследователи выделяют главу «Плавание в атлантических тропиках», названную «поэтической вершиной книги») к повседневной хронике на корабле, от морских пейзажей к описанию быта жителей разных стран{{sfn|Балакин|2000|с=496}}. При этом, по замечанию исследователей, Гончаров перемещается «не только по горизонтали пространства, но и по вертикали времени»: к примеру, картины Лондона, живущего в XIX столетии, сменяются экскурсией в тот «золотой век», в котором пребывает население Ликейских островов{{sfn|Балакин|2000|с=500}}. Иногда хроника прерывается длинными авторскими размышлениями. Так, рассказывая о ежедневном распорядке «новейшего англичанина», который просыпается строго по будильнику, затем быстро завтракает, бегло просматривает утреннюю газету и отправляется на работу, Гончаров внезапно останавливает рассказ. По его словам, в этот момент мысленно он переносится в русскую деревню — некую «дремотную Обломовку», где на трёх перинах спит человек. У него нет будильника, просыпается он ближе к полудню от петушиного крика, и его жизнь наполнена «деятельной ленью и ленивой деятельностью». Англичанин живёт в мире таблиц, графиков, схем; безымянный русский барин окружён слугами и гостями-соседями. При этом Гончаров никого не хвалит и не осуждает; более того — образ далёкой Обломовки создан мягкими красками с оттенком ностальгии{{sfn|Балакин|2000|с=505—506}}. По словам Юрия Лотмана, автор, противопоставляя разные территории, двигался к поиску своеобразного «идеального» стандарта: {{начало цитаты}}Разрушение штампов в [[Антитеза|антитезе]] далёкое/близкое, чужое/своё, экзотическое/бытовое создаёт образ общего совместного движения всех культурных пространств Земли от невежества к цивилизации. Отсюда экзотика часто оборачивается некультурностью, а цивилизация — жестоким бессердечием. Эти противопоставления, по мнению Гончарова, должны быть сняты единой моделью, в которой динамика и прогресс положительно противостоят статике<ref name="ЮЛ" />. {{конец цитаты|источник=}} Лингвисты обращают внимание на насыщенность текста «Фрегата „Паллада“» английскими [[Заимствование|заимствованиями]]: Гончаров использовал их, когда воспроизводил речь британских моряков, включал в очерки услышанные в Лондоне пословицы и поговорки, добавлял местные [[Топонимика|топонимические]] наименования в описание городов. Вероятно, во время путешествия английская лексика давала писателю возможность «воссоздать новизну восприятия», точнее передать нравы и обычаи незнакомых мест. Так, рассказывая о поездке в шлюпке, направляющейся к фрегату, автор передаёт диалог: «„Russian-frigate?“ — спрашивают мои гребцы. „No“, — пронзительно доносится до нас на ветру». В другом эпизоде рассказчик, услышав от офицера на корабле, что слово «[[аврал]]» означает «свистать всех наверх», пытается найти его английский аналог и приходит к выводу, что в Британии призыв к общей работе на судне звучит как ''allhands up''<ref>{{статья |автор=Наумова И. О. |заглавие=Английские заимствования в путевых очерках И. А. Гончарова «Фрегат «Паллада»» |ссылка= http://cyberleninka.ru/article/n/angliyskie-zaimstvovaniya-v-putevyh-ocherkah-i-a-goncharova-fregat-pallada |издание=Вестник Российского университета дружбы народов |тип= |год=2012 |месяц= |число= |том= |номер=3 |страницы= |doi= |issn=}}</ref>. == Отзывы и рецензии == Первые отзывы представителей российского литературного сообщества на ещё не опубликованные очерки стали поступать весной 1855 года, когда их автор, вернувшись в Петербург, начал устраивать домашние чтения отдельных глав. Так, писатель [[Писемский, Алексей Феофилактович|Алексей Писемский]] в письме, адресованном драматургу [[Островский, Александр Николаевич|Александру Островскому]], рассказывал, что одной из обсуждаемых новостей столичной жизни является возвращение Гончарова из кругосветного путешествия: «Привёз с собой кипу заметок, не глупы, да и не очень умны и порядочно скучноваты». Возможно, столь вялое восприятие было связано с авторской манерой чтения — впоследствии Иван Александрович в письме Аполлону Майкову напомнил, что тот, слушая его путевые записи, задремал: «Мне просто было вас совестно звать на чтение»{{sfn|Балакин|2000|с=524}}. Довольно много рецензий появилось после журнальных публикаций очерков — здесь реакция критиков в целом была более благожелательной, чем их же отзывы на устное чтение. К примеру, поэт [[Некрасов, Николай Алексеевич|Николай Некрасов]] оценил «свежесть содержания и художественную умеренность красок» в главе «Манила»{{sfn|Балакин|2000|с=524}}. [[Чернышевский, Николай Гаврилович|Николай Чернышевский]] («Современник», 1855, № 10) выделил очерки о Якутске и Японии, признав, что эпизод, повествующий о визите русской дипломатической миссии к нагасакскому губернатору, является «прекрасным». Для публициста [[Дудышкин, Степан Семёнович|Степана Дудышкина]] («Отечественные записки», 1856, № 1) главным достоинством путевых заметок Гончарова стал авторский взгляд на мир, умение передать личные, а не книжные впечатления об увиденном{{sfn|Балакин|2000|с=525}}. В то же время ряд рецензентов поставил в упрёк писателю излишний интерес к «гастрономическим вопросам». Так, писатель [[Попов, Василий Петрович|Василий Попов]] («Общезанимательный вестник», 1857, № 13) не без ехидства заметил, что из путевых зарисовок Гончарова «составилась бы интересная поваренная книга», после чего добавил: «Сколько таланта истрачено на эти пустяки!» Подобным же образом отреагировал на выход очерков и [[Герцен, Александр Иванович|Александр Герцен]] — в статье, озаглавленной «Необыкновенная история о ценсоре Гон-ча-ро из Ши-Пан-ху» (1857), он написал, что для Ивана Александровича путешествие не представляло никакого интереса, «кроме кухонного»{{sfn|Балакин|2000|с=527}}. Отклики на выход отдельного издания «Фрегата „Паллада“» оказались опять-таки разноречивыми. Если безымянный автор газеты «[[Северная пчела]]» (1858, № 102) поздравил «образованную русскую публику» с появлением «умной, занимательной, общеполезной книги»{{sfn|Балакин|2000|с=529}}, то Дмитрий Писарев в рецензии, напечатанной в журнале «Рассвет» (1859, № 2) и посвящённой не только «Фрегату „Паллада“», но и роману «Обломов», указал, что Гончарова «не волнуют крупные нелепости жизни; микроскопический анализ удовлетворяет его потребности мыслить и творить». При этом Писарев признал, что как художник и наблюдатель Иван Александрович заслуживает всяческих похвал{{sfn|Балакин|2000|с=533}}. == «Фрегат „Паллада“» в контексте жанра путешествий == Классическое советское издание книги Гончарова с изображением фрегата на обложке, осуществлённое Географгизом в 1949 году, а также несколько повторений этого издания в 1950-х годах служили для среднестатистического советского читателя своего рода окном в мир, особенно в экзотические южные страны: {{начало цитаты}}Лишённый собственной возможности передвигаться по миру читатель населял планету тем, чему позволено было стоять на полках. Там единовременно жили французы конца XVIII века из «[[Письма русского путешественника|Писем русского путешественника]]», малайцы середины XIX столетия из «Фрегата „Паллада“», новогвинейские папуасы 80-х годов того же века из [[Миклухо-Маклай, Николай Николаевич|Миклухо-Маклая]], американцы 30-х уже следующего столетия из «[[Одноэтажная Америка|Одноэтажной Америки]]», африканцы и южноамериканцы 50-х [[Ганзелка, Иржи|Ганзелки]] и [[Зикмунд, Мирослав|Зикмунда]]. Мир получался по-[[страбон]]овски диковинный, но получался<ref>{{статья |автор=[[Вайль, Пётр Львович|Вайль П. Л.]] |заглавие=Слово в пути |ссылка=http://magazines.russ.ru/inostran/2007/12/va1.html |издание=Иностранная литература |тип= |год=2007 |месяц= |число= |том= |номер=11 |страницы= |doi= |issn=}}.</ref>.{{конец цитаты|источник=[[Вайль, Пётр Львович|Пётр Вайль]]}} === Литературные предшественники === Выход гончаровских очерков совпал с ростом общественного интереса к путешествиям. В салоне Майковых, где Иван Александрович формировался как литератор, бывали исследователь Азии [[Карелин, Григорий Силыч|Григорий Карелин]] и председатель статистического комитета [[Русское географическое общество|Русского географического общества]] [[Заблоцкий-Десятовский, Андрей Парфёнович|Андрей Заблоцкий-Десятковский]], много ездивший по Англии и Франции{{sfn|Краснощёкова|1997|с=147}}. В 1848 году журнал «Современник» напечатал цикл путевых заметок «Письма об Испании» очеркиста [[Боткин, Василий Петрович|Василия Боткина]], отдельные посылы которого (например, оценка деятельности «новейших англичан») оказались близки размышлениям рассказчика из «Фрегата „Паллада“»{{sfn|Балакин|2000|с=487}}. В этот же период в Петербурге вышла книга «Странствователь по морям и сушам» востоковеда [[Ковалевский, Егор Петрович|Егора Ковалевского]] {{sfn|Краснощёкова|1997|с=147}}. Критик Иван Иванович Льховский, реагируя на претензии коллег, которые упрекали Гончарова в излишнем внимании к пейзажам и людям (рецензенты приводили в качестве альтернативы научные издания о путешествиях, насыщенные больших количеством цифр и статистических выкладок), отметил, что в ту пору появилось немало книг, авторы которых были узкими специалистами в разных областях знаний, а потому в их воспоминаниях присутствовал неизбежный профессиональный интерес{{sfn|Краснощёкова|1997|с=148}}. Сравнивать их произведения с «Фрегатом „Паллада“» бессмысленно, потому что книга очерков Гончарова относится к другому жанру, — она сродни «литературным путешествиям», пришедшим в Россию из Европы ещё во второй половине XVIII века, констатировал Льховский. К примеру, рассуждения рассказчика «Фрегата „Паллада“» о том, что возможность посещать незнакомые уголки планеты добавляет в жизнь новых красок, напоминает размышления [[Руссо, Жан-Жак|Жан-Жака Руссо]] о том, что «путешествие — это необходимый этап духовного созревания человека» («Эмиль, или О воспитании», 1762){{sfn|Краснощёкова|1997|с=149}}. К числу литературных «предшественников» «Фрегата „Паллада“» исследователи относят также «[[Путешествие из Петербурга в Москву]]» [[Радищев, Александр Николаевич|Александра Радищева]] (здесь речь идёт прежде всего о жанровой близости) и «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» [[Стерн, Лоренс|Лоренса Стерна]], у которого этнографические и географические зарисовки соседствуют с лирическими отступлениями и авторскими рассуждениями о жизни{{sfn|Краснощёкова|1997|с=150—151}}. Кроме того, в книге Гончарова чувствуется влияние путевой прозы таких писателей, как [[Дюма, Александр (отец)|Александр Дюма]] («[[«Быстрый», или Танжер, Алжир и Тунис|„Быстрый“, или Танжер, Алжир и Тунис]]», «Путевые впечатления (Швейцария)»), [[Готье, Теофиль|Теофиль Готье]] («Путешествие в Испанию», «Зигзаги»), [[Нерваль, Жерар де|Жерар де Нерваль]] («Сцены восточной жизни», «Путешествие на Восток»). В 1858 году Гончаров встречался с Александром Дюма, совершавшим поездку по России; о своих недолгих беседах с французским литератором Иван Александрович отзывался так: {{начало цитаты}}Дюма я видел два раза минут на пять, и он сказал мне, что полагает напечатать до 200 [[Том (книга)|волюмов]] путешествий и, между прочим, определяет 15 вол(юмов) на Россию, 17 на [[Греция|Грецию]], 20 на [[Малая Азия|Малую Азию]] и т. д. Ей-богу, так!{{sfn|Балакин|2000|с=488—489}}{{конец цитаты|источник=}} === Перекличка с «Письмами русского путешественника» Карамзина === <!--уверен, что эту «перекличку» придумала г-жа Краснощекова. Ответ от ОА: чтобы «разбавить» Краснощёкову, внесла дополнения из академического издания--> [[Файл:Nikolai Karamzin (miniature) by anonymous.jpg|thumb|150px|Карамзин в пору своего [[гран-тур]]а]] Гончаров с большим пиететом относился к творчеству Карамзина и даже называл его своим непосредственным учителем «в развитии гуманитета». О том, что структура и стилистика «Фрегата „Паллада“» перекликаются с карамзинскими «Письмами русского путешественника», изданными в 1797 году, впервые заявил литературовед [[Шкловский, Виктор Борисович|Виктор Шкловский]]. Прямые отсылки к «Письмам…» начинаются уже в первом очерке книги Гончарова, когда писатель, рассказывая о сборах и отъезде из дома, переключается на размышления о дружбе, которая «едва ли удержит кого-нибудь от путешествия». Подобным образом, только несколько эмоциональнее, начинает своё повествование и Карамзин: «С вещами бездушными прощался я, как с друзьями; и в самое то время, как был размягчён, растроган, пришли люди мои, начали плакать и просить меня, чтобы я не забыл их»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=153}}{{sfn|Балакин|2000|с=481}}. Автор «Писем…» настоятельно советует друзьям время от времени менять обстановку («Путешествуй, [[Ипохондрия|ипохондрик]], чтобы исцелиться от своей ипохондрии! Путешествуй, [[Мизантропия|мизантроп]], чтобы полюбить человечество!»); автор «Фрегата…» пытается донести до читателей практически те же же мысли{{sfn|Балакин|2000|с=482}}. Книга Карамзина насыщена риторическими вопросами и сентиментальными признаниями: «Милые друзья! Всегда, всегда о вас думаю, когда могу думать»; Гончаров также включает в текст обращения к тем, кому адресованы его послания: «Где я, о, где я, друзья мои? Куда забросила меня судьба от наших берёз и елей?»{{sfn|Балакин|2000|с=482—483}} Определённое сходство обнаруживается и в образах путешественников: рассказчик, присутствующий в «Письмах…», — это, по словам Елены Краснощёковой, «отнюдь не „фотография“ писателя Карамзина», несмотря на то, что основу книги составили его личные послания; точно так же герой Гончарова с его «двойным возрастом», хоть и близок психологически Ивану Александровичу, «не исчерпывает глубин его личности»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=154—155}}. Автор «Фрегата…» наследует у своего учителя и взгляд на некоторые страны. Так, на Лондон Иван Александрович нередко смотрит «глазами» Карамзина, который восхищается английской столицей, потому что в ней соединены «простота с удивительной чистотой» и «единообразие общего достатка»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=162}}. При этом ни тот, ни другой не идеализируют «английский мир»: если в «Письмах…» упоминается про холодность и прагматизм жителей Британии, то в гончаровских очерках говорится, что стремление лондонцев к расчёту и оценке всего и вся «простирается даже до некоторой скуки»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=165}}. === Влияние «Путешествия в Арзрум» Пушкина === В 1879 году, спустя почти четверть века после возвращения из морской экспедиции, Гончаров взялся за коренную переработку текста «Фрегата „Паллада“». К этому времени книга уже выдержала несколько изданий, имела читательский успех, и желание автора практически переписать её заново вызвало удивление у многих литераторов. Объясняя мотивы, побудившие Ивана Александровича вернуться к истории кругосветного плавания, юрист [[Кони, Анатолий Фёдорович|Анатолий Кони]] писал, что Гончарову было свойственно подолгу вынашивать замыслы произведений, поэтому он никогда не спешил со сдачей рукописей в печать. Стремительный выход в свет «Фрегата „Паллада“» не дал автору возможности обдумать композицию и жанр книги, но после того, как были закончены романы «Обломов» и «[[Обрыв (роман)|Обрыв]]», он получил время для для изменения формата путевых очерков. Новая редакция «Фрегата…» несла, по наблюдениям литературоведов, явные отголоски [[Пушкин, Александр Сергеевич|пушкинского]] «Путешествия в Арзрум»{{sfn|Орнатская|1986|с=775}}. Цикл очерков «Путешествие в Арзрум», напечатанный в «Современнике» в 1836 году, стал итогом посещения Пушкиным Закавказья (1829); их основу составили дорожные записи, которые Александр Сергеевич делал во время поездки по [[Военно-Грузинская дорога|Военно-Грузинской дороге]]. Но за много лет до этого, в 1817 году, Пушкин, согласно воспоминаниям его лицейского товарища [[Матюшкин, Фёдор Фёдорович|Фёдора Матюшкина]] (ставшего впоследствии адмиралом и полярным исследователем), объяснял друзьям, как нужно вести дневник путешествий, «предостерегая от излишнего разбора впечатлений и советуя только не забывать всех подробностей жизни». Ссылка на слова Матюшкина была опубликована в сборнике [[Анненков, Павел Васильевич|Павла Анненкова]] «Материалы для биографии А. С. Пушкина», изданном в Петербурге в 1855 году и приобретённом Гончаровым сразу после возвращения из экспедиции{{sfn|Орнатская|1986|с=777—778}}. {{начало цитаты}}В словах 17-летнего Пушкина, приведенных Анненковым, заключена буквально реформа существовавшего в то время жанра путешествий… Есть все основания полагать, что и советы Матюшкина, и «манера» «Путешествия в Арзрум» легли в основу того окончательного текста «Фрегата „Паллада“», который Гончаров выработал в 1879 году{{sfn|Орнатская|1986|с=779}}.{{конец цитаты|источник=}} == Продолжение темы путешествия в романе «Обломов» == По возвращении из экспедиции Гончаров продолжил работу над начатым в 1848 году романом «Обломов». Впечатления от путешествия, судя по черновикам, не оставляли писателя достаточно долго. Так, по его замыслу, предпринимательская деятельность друга детства Ильи Ильича — Андрея Штольца — должна была простираться вплоть до Сибири, где персонажу надлежало стать «одним из „[[Титаны|титанов]]“», преображающих необжитые пространства{{sfn|Краснощёкова|1997|с=216}}. Свидетельством того, что у Ивана Александровича во время посещения Якутска, Иркутска и других городов сформировалась определённая система взглядов на развитие России, являются сохранившиеся в рукописях слова Штольца о том, что «стыдно забиваться в угол, когда нас ждут огромные поля, берега морские, призывает торговля, хлебопашество, русская наука»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=218}}. В процессе работы (в частности, после «появления» в черновиках Ольги Ильинской и переключения авторского внимания на тему, связанную с испытанием любовью) Иван Александрович удалил из текста сюжетную линию, повествующую о «цивилизаторской миссии» Штольца, однако её отголоски остались в итоговой редакции{{sfn|Краснощёкова|1997|с=217}}. К примеру, в характеристике Штольца присутствуют фразы, которые дают представление о нереализованной авторской задумке («Но вот глаза очнулись от дремоты, послышались бойкие, широкие шаги, живые голоса. Сколько Штольцев должно явиться под русскими именами!») и соотносятся с описанием живущего в [[Эвенки|тунгусском]] селе отставного матроса Сорокина из сибирских глав «Фрегата „Паллада“»: «Это тоже герой в своём роде — маленький титан. А сколько их явится вслед за ним!»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=218}}. [[Файл:Chichagov Oblomov 1885.jpg|thumb|310px|К. Н. Чичагов. Обломов и Захар. 1885]] При изучении черновиков исследовали пришли к выводу, что на определённом этапе работы над романом Гончаров предполагал «пробудить» главного героя с помощью «образовательного путешествия». В рукописях найдены обращённые к Обломову слова Штольца о том, что его друг должен посмотреть на жизненное устройство других стран, познакомиться с системой ведения хозяйства во Франции, Англии, Германии, увидеть, как «люди живут без халатов, не прячась в угол… как они сами надевают чулки и сапоги, как там нет ни одного Захара»{{sfn|Краснощёкова|1997|с=218—219}}. Идея, связанная с поездкой героя по Европе, опять-таки осталась неосуществлённой (в окончательной версии романа эта тема завершается, когда Обломов оформляет себе заграничный паспорт, покупает дорожное пальто и остаётся дома). Тем не менее опыт, полученный Гончаровым в экспедиции, отразился в произведении: {| |{{начало цитаты}}Когда-то Руссо задавал вопрос, естественно, никак не обращая его к русскому писателю: «…чтобы изучать людей, нужно ли для этого объехать всю землю? Нужно ли для наблюдения над европейцами побывать в Японии?» Пример Гончарова показывает: подобный опыт очень плодотворен… Это понятие <nowiki>[</nowiki>[[обломовщина]]<nowiki>]</nowiki> могло появиться столь убедительно и чётко благодаря осмыслению феноменов многих стран{{sfn|Краснощёкова|1997|с=220}}.{{конец цитаты}} |} == Примечания == {{примечания|4}} == Литература == * {{книга |автор=Балакин А. Ю., Гродецкая А. Г., Гуськов С. Н., Калинина Н. В., Кийко Е. И., Орнатская Т. И., Савада К., Туниманов В. А. |часть=Примечания |ссылка часть= |заглавие=И. А. Гончаров. Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах |ссылка= |ответственный=Т. А. Лапицкая, В. А. Туниманов |издание= |место= СПб. |издательство=[[Наука (издательство)|Наука]] |год=2000 |том=3 |страницы=393—829 |страниц= |серия= |isbn=5-02-028357-6 |тираж= |ref=Балакин }} * {{книга |автор= |часть= |ссылка часть= |заглавие= Гончаров без глянца |ссылка= |ответственный=П. Фокин |издание= |место=СПб. |издательство=[[Амфора (издательство)|Амфора]] |год=2013 |том= |страницы= |страниц= |серия= |isbn=978-5-367-02392-3 |тираж= |ref=Фокин }} * {{книга |автор=Краснощёкова Е. А. |часть= |ссылка часть= |заглавие=Гончаров: Мир творчества |ссылка= |ответственный= |издание= |место=СПб. |издательство=Пушкинский фонд |год=1997 |том= |страницы= |страниц= |серия= |isbn=5-85767-112-4 |тираж= |ref=Краснощёкова }} * {{книга |автор=[[Лощиц, Юрий Михайлович|Лощиц Ю. М.]] |часть= |ссылка часть= |заглавие=Гончаров |ссылка= |ответственный= |издание= |место=М. |издательство= [[Молодая гвардия (издательство)|Молодая гвардия]]|год=1977 |том= |страницы= |страниц= |серия= |isbn= |тираж= |ref= Лощиц}} * {{книга |автор=Мельник В. И. |часть= |ссылка часть= |заглавие=Гончаров |ссылка= |ответственный= |издание= |место=М. |издательство=Вече |год=2012 |том= |страницы= |страниц= |серия= |isbn=978-5-9533-5079-2 |тираж= |ref=Мельник }} * {{книга |автор=Орнатская Т. И. |часть=История создания «Фрегата „Паллада“» |ссылка часть= |заглавие= И. А. Гончаров. Фрегат «Паллада». Очерки путешествия в двух томах |ссылка= |ответственный=Д. В. Ознобишин |издание= |место=Л. |издательство=[[Наука (издательство)|Наука]]. Ленинградское отделение |год=1986 |том= |страницы=763—787 |страниц= |серия=Литературные памятники |isbn= |тираж= |ref=Орнатская }} * {{книга |автор=Тюнькин К. И. |часть=Примечания |ссылка часть= |заглавие=И. А. Гончаров. Собрание сочинений в шести томах |ссылка= |ответственный=С. И. Машинский |издание= |место=М. |издательство=[[Правда (издательство)|Правда]] |год=1972 |том=2 |страницы= 327—348 |страниц= |серия= |тираж= |ref=Тюнькин }} * {{книга |автор=[[Энгельгардт, Борис Михайлович|Энгельгардт Б. М.]] |часть=«Кают-компания фрегата "Паллада"»: (Из первой редакции монографии Б. М. Энгельгардта. Глава III) |ссылка часть= |заглавие=И. А. Гончаров. Новые материалы и исследования / [[РАН]]. Институт мировой литературы имени А. М. Горького |ссылка= |ответственный=Т. А. Орнатская |издание= |место=М. |издательство=ИМЛИ РАН, Наследие |год=2000 |том= |страницы=74—82 |страниц= |серия=Литературное наследство; т. 102 |isbn=978-5-9208-0038-1 |тираж= |ref=Энгельгардт}} == Ссылки == * {{cite web |author=Тарасов А. |title=Иван Гончаров и небеса Нагасаки |url=http://www.novayagazeta.ru/arts/70235.html |date=2015-10-07 |publisher=Новая газета |archiveurl=https://web.archive.org/web/20151109143950/http://www.novayagazeta.ru/arts/70235.html |archivedate=2015-11-09}} {{Избранная статья}} [[Категория:Книги 1858 года]] [[Категория:Путевые очерки]] [[Категория:Иван Гончаров]]'