Эта статья входит в число хороших статей

Бессмертный Кузьмин

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Стабильная версия, проверенная 18 октября 2024.
Перейти к навигации Перейти к поиску
Бессмертный Кузьмин
Песня
Исполнитель Александр Галич
Дата создания август — сентябрь 1968
Дата выпуска 1968
Жанр авторская песня
Автор песни Александр Галич

«Бессме́ртный Кузьми́н» (по первой строке известна как «Покати́лись вся́чины и ра́зности…») — песня, написанная Александром Галичем в августе — сентябре 1968 года как реакция на подавление «Пражской весны»[1], которое он считал нравственной катастрофой для Советского Союза и началом движения советской империи к распаду[2]. В этой песне Галич утверждает характерную для всей его поэзии идею личной ответственности гражданина за происходящее в обществе[3].

Действие песни разворачивается в Царском Селе, выступающим символом духовного родства всего Отечества, и включает две внешне изолированные сюжетные линии. В первой выражается авторская позиция: принятие на себя вины за происходящее современниками трёх поворотных эпизодов отечественной истории — Гражданской войны, Великой Отечественной войны и ввода советских войск в Чехословакию. Во второй сюжетной линии, которой перемежаются эпизоды первой, возникает образ противостоящего авторской позиции обывателя Кузьмы Кузьмича Кузьмина, не меняющегося от эпохи к эпохе, который в трагические моменты, когда «Отечество в опасности», занят только тем, что выпивает, закусывает и пишет анонимные доносы[4]. В финале песни вечный, воспроизводящийся из эпохи в эпоху Кузьмин оказывается истинным хозяином Царского Села и главным действующим лицом истории[5].

Песня «Бессмертный Кузьмин» относится к наиболее цитируемым произведениям Галича, самая известная фраза из неё — «Граждане, Отечество в опасности! / Наши танки на чужой земле!» — часто употребляется в антивоенных публикациях и выступлениях[6].

Место песни в творчестве Галича

[править | править код]

Песня «Бессмертный Кузьмин» написана в августе — сентябре 1968 года, после ввода советских войск в Чехословакию. Галич воспринял подавление «Пражской весны» как нравственную катастрофу для Советского Союза, заставившую многих граждан пересмотреть своё отношение к советской системе[1][7]. После этого, по мнению Галича, советская империя могла двигаться только к распаду[a][8].

Основное содержание песни — постоянно повторяющаяся в творчестве Галича тема ответственности гражданина перед собственной совестью, осознаваемой как личная вина в происходящих трагических событиях. Галич не требует и не может требовать от своей аудитории открытого самопожертвования, но призывает к честности перед самими собой[9]. За этим стоит и личное чувство вины Галича, внутренний конфликт между выраженными в его песнях убеждениями и образом жизни благополучного советского писателя-сценариста, получавшего гонорары за «соцреалистические поделки»[10], хоть и с «человеческим лицом»[11]. В предельной форме этот конфликт выражен в песне Галича «Петербургский романс» (август 1968 года), сочинённой накануне «демонстрации семерых» в защиту Чехословакии и написанной, как и «Бессмертный Кузьмин», под непосредственным влиянием пражских событий и реакции общества на них. Основная тема «Петербургского романса», рассказывающего, казалось бы, о восстании декабристов, — собственная неспособность действовать, когда это необходимо. Однако всем своим творчеством Галич утверждает, что эта личная неготовность к действию не лишает гражданина права осуждать то, что достойно осуждения[1][12].

Мотив личной ответственности, являющийся основной темой «Бессмертного Кузьмина», возникает ещё в пьесе Галича «Начало пути» (1946 год, ставилась в театре и публиковалась под названием «Походный марш»), один из героев которой говорит: «…если когда-нибудь такое повторится — то в этом будет лично моя вина… Значит, плох я был, профессор Левитин! Слишком лёгкие пути выбирал, сделал мало — если новая нелюдь не побоялась полезть на меня с оружием…». При утверждении пьесы к постановке в Камерном театре эти слова и весь фрагмент, содержащий рассуждения героя о необходимости каждому так думать, о том, что «в век атомной бомбы надо быть человеком прежде всего» и «справедливости не требуют шёпотом», были исключены по требованию цензуры[13]. Сквозной нитью через всё творчество Галича проходит оценка молчаливого потворства как соучастия в происходящем. В его песне «Старательский вальсок» (1963 год) сказано: «Вот так просто попасть в — палачи: / Промолчи, промолчи, промолчи!» В «Памяти Пастернака» (1966) Галич, имея в виду в том числе и себя самого, заявляет: «До чего ж мы гордимся, сволочи, / Что он умер в своей постели!»[3][14] В «Балладе о чистых руках», написанной, как и «Бессмертный Кузьмин», после ввода советских войск в Чехословакию в конце 1968 — начале 1969 года, поэт прямо обращается к соотечественникам: «И нечего притворяться — / Мы ведаем, что творим!»[1] В «Русских плачах» (1974 год), развивая эту тему, Галич пишет о том, что попустительствующие тирании своей немотой сами становятся тиранами[15].

Ещё один сквозной мотив в творчестве Галича — ложь официальной пропаганды, противоречие между декларируемым словом и делом и непрерывное изменение того, что положено считать «правдой». Эта тема звучит во многих произведениях автора, начиная с ранней песни «За семью заборами» (написана совместно с Геннадием Шпаликовым)[16]. Галич в своих стихах и песнях доводит это противоречие до гротеска («Баллада о сознательности»)[17], пародирует его («Съезду историков»)[15] и обличает («бесстыдные фанфары» в «Признании в любви», «зовите небылицы былями» в «Мы не хуже Горация»)[18]. В «Бессмертном Кузьмине» Галич называет официальную ложь «похлёбкою вранья», уподобляя её дурманному зелью[19].

Антагонистом, противостоящим авторской позиции, в «Бессмертном Кузьмине» выступает обыватель Кузьма Кузьмич Кузьмин, который заявляет себя «истым патриотом и верным сыном Отчества», а занимается на драматических поворотах истории, когда «Отечество в опасности», только написанием анонимных доносов[20][21]. Галич часто обращался к образу «простого обывателя» в своих сатирических и драматических стихах и песнях. Эти его герои — достойные сочувствия обыватели-жертвы, страдающие под гнётом обстоятельств и находящиеся в неразрешимом конфликте между жизненными реалиями и требованиями авторитарной системы. Даже партийный функционер и записной демагог Клим Петрович Коломийцев сам оказывается жертвой породившей его действительности[22][23]. Кузьма Кузьмич Кузьмин же — это не обыватель-жертва, а самоуверенный обыватель-агрессор, «некто с пустым лицом», у которого нет иного существования, кроме исполнения функций, возложенных на него сакрализованным государством. Подобный тип «обывателя-агрессора», «добровольного стукача» или «чиновного вертухая», не заслуживающего сочувствия и прощения, встречается в творчестве Галича реже, чем «обыватель-жертва», он выведен в таких песнях, как «Признание в любви», «Летят утки», в стихотворении «Рассказ старого конармейца», в сохранившемся рукописном отрывке из задуманного, но не осуществлённого цикла «Горестная жизнь и размышления начальника отдела кадров СМУ № 22 города Москвы»[24][25].

Художественные особенности песни

[править | править код]

Песня «Бессмертный Кузьмин» имеет «монтажную» композицию, характерную для кинофильмов[26]. Галич, будучи профессиональным драматургом и киносценаристом, активно использовал в своём песенно-поэтическом творчестве кинематографические и театральные приёмы, такие как смена ритма, интонации, стиля, наличие сложного сюжета, деление повествования на эпизоды[27][28]. В «Бессмертном Кузьмине» выделяются две параллельно развивающиеся, внешне изолированные друг от друга сюжетные линии[29]: в первой выражено авторское отношение к личной ответственности гражданина в сменяющихся эпизодах отечественной истории, оцениваемых автором как трагические; во второй сюжетной линии, которой перемежаются эпизоды первой, описывается невозмутимый и безучастный обыватель Кузьма Кузьмич Кузьмин, поведение которого остаётся при всех событиях неизменным — он выпивает, закусывает и извещает «всех кого положено»[4][30].

Сюжет и композиция «Бессмертного Кузьмина» перекликаются с куплетом из «Песенки о моей жизни» Булата Окуджавы (1962 год) — «А как первая война — да ничья вина. / А вторая война — чья-нибудь вина. / А как третья война — лишь моя вина, / а моя вина — она всем видна»[31]. У Галича многократно повторяется и варьируется тема «моей вины» применительно к трём войнам — Гражданской войне, Великой Отечественной войне и вводу советских войск в Чехословакию, причём «ничью вину» он категорически не приемлет: «А чья вина? Ничья вина! / Не верь ничьей вине, / Когда по всей земле война, / И вся земля в огне!»[32]

Песне предшествуют два эпиграфа, являющиеся, как и во многих других стихах и песнях Галича, своеобразными авторскими комментариями, придающими последующему тексту дополнительные смыслы[33]. Первый эпиграф — «Отечество нам Царское Село», цитата из стихотворения Пушкина «19 октября» — ассоциируется с повторяющимся в песне рефреном «Граждане, Отечество в опасности!». Царское Село, как единое место действия всех эпизодов песни, становится символом, выражающим идею всеобщего духовного родства граждан и отсылающему к блоковскому восприятию России как «пушкинского дома»[4]. Ещё одной отсылкой к блоковскому контексту (стихам «О, весна без конца и без краю» и «Май жестокий с белыми ночами!») и, через него, к другим песням Галича («Цыганский романс», «Новогодняя фантасмагория», «Желание славы») являются строки «Был май без края и конца, / Жестокая весна!», звучащие, в отличие от строк Блока, не мажорно, а в тяжёлом миноре[31][5].

Царскосельская атмосфера, в которой разворачивается действие, подчёркивается использованием классических поэтических формул, контрастирующих с описанием трагических военных событий: «Там, в Царскосельской тишине, / У брега сонных вод… / И нет как нет конца войне, / И скоро мой черёд!», «А где мы шли, там дождь свинца, / И смерть, и дело дрянь! / …Летела с тополей пыльца / На бронзовую длань». «Бронзовая длань», постоянно упоминаемая в песне, также усиливает её «пушкинский» контекст, указывая на знаменитый памятник Пушкину в лицейском саду[21].

Второй эпиграф — «Эх, яблочко, куды котишься…» — взят из знаменитой анархистской песни «Яблочко», популярной во время Гражданской войны как среди белых, так и среди красных[31], и отсылает ко второму, «низкому», стилевому и смысловому слою песни, где находится противостоящий авторской позиции антагонист Кузьма Кузьмич Кузьмин, который в конце концов и становится хозяином Царского Села[21].

Содержание песни

[править | править код]

Основная тема песни, гражданская ответственность, ощущаемая как личная вина в происходящем, раскрывается в трёх «царскосельких» эпизодах, описывающих три войны, три трагических периода в истории Отечества[32].

Первый эпизод — «Граждане, Отечество в опасности! / Граждане, Гражданская война!». Гражданская война для Галича — это братоубийственная в буквальном смысле слова смута, вину за которую каждая из участвующих сторон принимает на себя: «И младший брат, сбежав с крыльца, / Сказал: „Моя вина!“… И старший брат, сбежав с крыльца, / Сказал: „Моя вина!“… На брата брат идёт войной…»[31]. Прошедшее время примиряет воевавших друг с другом братьев, и над их виной шелестит «забвенья трын-трава»[34]. На фоне гражданской трагедии контрапунктом появляется образ равнодушного Кузьмы Кузьмича Кузьмина, который выпив рюмку «хлебного» и закусив севрюжкою[b], анонимно извещает «власти предержащие»[20].

Второй эпизод — Великая Отечественная война («Граждане, Отечество в опасности! / Танки входят в Царское село!»). Галич воспринимает эту войну как трагическую, но обязательную[34], и при этом отказывается признавать «ничью вину» в происходящем[32], утверждая позицию, заявленную ещё в его ранней пьесе «Начало пути» (1946)➤, согласно которой даже если человек не может непосредственно влиять на события, то «лучше и честнее» будет, если он задумается над тем, что мог сделать, чтобы помочь их избежать: «Пришла война — моя вина, / И вот за ту вину / Меня песочит старшина, / Чтоб понимал войну»[13]. И опять возникает образ Кузьмы Кузьмича Кузьмина, который, выпив стопку «чистого» и закусив огурчиком[b], извещает «дорогие органы»[20].

Третий эпизод — ввод советских войск в Чехословакию («Граждане, Отечество в опасности! / Наши танки на чужой земле!»), в ответ на который и была написана песня. Эту войну Галич категорически не приемлет, прямо обращаясь к соотечественникам: «Вопят прохвосты-петухи, / Что виноватых нет, / Но за враньё и за грехи / Тебе держать ответ!»[32] Интонации Галича становятся непримиримыми и откровенно обвинительными: «А если нет, то чёрт с тобой… Тогда опейся допьяна / Похлёбкою вранья», причём выражение «чёрт с тобой» здесь не только выражает презрение, но и употребляется в буквальном смысле — «на стороне зла»[36]. Однако выступать в роли судьи Галич позволяет себе только оставаясь совиновником происходящего, готовым взвалить ответственность на свои плечи: «И пусть опять — моя вина, / Моя вина, моя война»[37]. На фоне горьких и обличительных авторских интонаций[38] снова возникает Кузьма Кузьмич Кузьмин, выпивший «молдавского» под селёдочку[b] и извещающий «всех, кого положено»[30].

Бессмертие Кузьмы Кузьмича Кузьмина

[править | править код]

Тема жизни, смертности и бессмертия часто возникает в творчестве Галича и по-разному разрешается для разных его персонажей. Протагонист и лирический герой Галича — всегда интеллектуальная и моральная личность, он готов к совместному участию в жизни с другими людьми, способен взять на себя груз ответственности и поэтому полноценно жив. Отказ от сочувствия и сопереживания для Галича равносилен отказу от жизни, в посвящённой памяти Михоэлса песне «Поезд» он говорит, в том числе о себе: «…Живём мы, в живых не значась… / Непротивление совести — / Удобнейшее из чудачеств!»[39] Истинная же жизнь у Галича всегда смертна, и эта смертность даёт возможность герою, благодаря присущей ему этике самопожертвования, обрести подлинное бессмертие как бытие в человеческой памяти, в вечно звучащем слове[40][41]. В стихотворении «Кошачьими лапами вербы…» Галич, вспоминая одновременно Чехова и Ильфа[42][43], пишет: «Ты смертен, и это награда / Тебе — за бессмертье твоё…»[4].

Беда «обывателя-жертвы»➤, которому Галич искренне сочувствует[44], но с которым никогда себя не отождествляет[45], в том, что ему недоступен мир идей и смыслов. «Обыватель-жертва» лишён жизненной инициативы, он существует только в мире вещей и внешней необходимости, исполняя навязанную ему программу. Его смерть всегда окончательна, без какой-либо посмертной перспективы, умирая, он исчезает, оставляя после себя только ту груду вещей, из которой и состояла его жизнь. Для обывателя у Галича доступна только иллюзия воскрешения в навязанной сакрализованным государством фиктивной реальности, как это произошло с героем гротесковой «Баллады о сознательности»[4].

«Обыватель-агрессор»➤ Кузьма Кузьмич Кузьмин бессмертен изначально. Его бессмертие выражается в бесконечной повторяемости, в которой он родственен только самому себе и своим бесчисленным копиям. Эта повторяемость подчёркивается и его тавтологическим именованием, и единообразным для всех времён описанием образа его действий («выпил-закусил-написал донос»)[46]. Однако и это ограниченное существование Кузьма Кузьмич получает только от государственной системы, которой он за это верно служит. Собственного бытия «бессмертный» Кузьмин не имеет и изначально не жив, он возможен только в навязанной авторитарным государством мифологизированной реальности, подчинённой идеологическим шаблонам[4]. В атмосфере всеобщего умолчания и моральной неопределённости («И не поймёшь, кого казним, / Кому поём хвалу?!») именно Кузьма Кузьмич Кузьмин оказывается хозяином Царского Села — духовного центра Отечества. В финале песни его шляпа, на которую теперь летит пыльца, подменяет собой бронзовую длань памятника, так же, как «бессмертный» Кузьмин подменяет собой бессмертного Пушкина, становясь главным действующим лицом истории[5][21].

Критика и актуальность песни

[править | править код]

Современники Галича видели в «Бессмертном Кузьмине» прежде всего декларацию гражданской позиции, требование осознать собственную вину за происходящее в стране и мире и выражение готовности взвалить эту вину на свои плечи[37]. С этой же точки зрения рассматривают песню исследователи авторской песни А. Е. Крылов, усматривающий в ней полемику с Булатом Окуджавой[47][32], и С. В. Свиридов, изучающий социальные типы героев в творчестве Галича[48]. Литературовед А. В. Кулагин включает «Бессмертного Кузьмина» в литературное пространство «поэтического Петербурга Галича», противопоставленного советской реальности XX века[49]. Филолог Н. А. Богомолов полагает, что песня — прежде всего о роли в мировой истории бессмертного Кузьмы Кузьмича, и считает, что она не принадлежит к лучшим в творчестве автора, но заслуживает подробного анализа содержащихся в ней отсылок к обширному историческому и литературному контексту — от Вяземского, Рылеева и Бестужева до Блока и Катаева. Через этот контекст песня оказывается прямо связана с другими произведениями Галича, от ранней «Песни про острова», где «неправда не бывает права», до «Новогодней фантасмагории», в которой Христос уходит от тех, кто верит в его пришествие, и трагического «Желания славы»[34][50].

«Бессмертный Кузьмин» относится к ситуативно цитируемым произведениям Галича, отсылки к ней всегда связаны с содержанием песни и конкретными обстоятельствами. Вне контекста, посвящённого творчеству автора или авторской песне в целом, обычно встречается — как правило, в антивоенных публикациях — только одна фраза из неё: «Отечество в опасности! Наши танки на чужой земле!». В то же время эта фраза употребляется достаточно часто для того, чтобы отнести «Бессмертного Кузьмина» к числу наиболее цитируемых произведений Галича[6].

Примечания

[править | править код]

Комментарии

[править | править код]
  1. ↑ В воспоминаниях В. П. Лебедева приводятся слова Галича, сказанные им после вторжения в Чехословакию: «Империя достигла, думаю, предела своих возможностей. Это пик. Лет через двадцать начнётся распад»[8].
  2. ↑ 1 2 3 Кузьма Кузьмич пьёт напитки и употребляет закуски, характеризующие каждое из упоминаемых времён. «Хлебное вино» — официальное наименование водки до начала 1930-х гг.; «чистый» — чистый неразбавленный спирт, употребляемый в военную пору; «молдавский» — популярный в СССР сорт коньяка[35].

Источники

[править | править код]
  1. ↑ 1 2 3 4 Галич. Новые статьи и материалы, 2003, Свиридов С. В. Начало «пражской осени», с. 128—130.
  2. ↑ Аронов, 2012, с. 310, 313.
  3. ↑ 1 2 Казачкова Т. В. Песенная сатира А. Галича // Авторская песня как самостоятельное явление культуры. — Курган: Курганский государственный университет, 2013. — С. 29—32. — ISBN 978-5-4217-0208-5.
  4. ↑ 1 2 3 4 5 6 Свиридов, 2020, с. 72—76.
  5. ↑ 1 2 3 Богомолов Н. А. Две биографии Галича // Бардовская песня глазами литературоведа. — М.: Азбуковник, 2019. — С. 356—373. — ISBN 978-5-91172-183-1.
  6. ↑ 1 2 Галич. Новые статьи и материалы, 2009, Шумкина И. В. Слово Галича в журнально-газетных текстах: аспекты функционирования, с. 197—198.
  7. ↑ Аронов, 2012, Чехословакия, с. 310—312.
  8. ↑ 1 2 Аронов, 2012, После Чехословакии, с. 313.
  9. ↑ Зверев А. М.. «…Это время в нас ввинчено штопором». Вступительная статья // Галич А. А. Матросская тишина. Пьесы, проза, выступления : сборник. — М.: ЭКСМО, 2005. — С. 18—20. — ISBN 5-699-11862-4.
  10. ↑ Богомолов Н. А. Между биографической прозой и научной биографией // Toronto Slavic Quarterly : журнал. — 2010. — № 33. — P. 494.
  11. ↑ Быков Д. Л. Александр Галич // Сентиментальный марш. Шестидесятники. — М.: Молодая гвардия, 2019. — ISBN 978-5-235-04224-7.
  12. ↑ Смит Дж. «Молчание — потворство»: Александр Галич // Взгляд извне. Статьи о русской поэзии и поэтике. — М.: Языки славянской культуры, 2002. — С. 303—307. — ISBN 5-94457-031-8.
  13. ↑ 1 2 Аронов, 2012, Галич-драматург, с. 64—65.
  14. ↑ Новиков В. И. Александр Галич // Авторская песня : сборник. — М.: АСТ, 2002. — С. 144—158. — ISBN 5-17-012205-5.
  15. ↑ 1 2 Кулагин А. В.. Древняя Русь в поэзии Галича // Окуджава, Высоцкий, Галич… Научный альманах : сборник / Сост. А. Е. Крылов, С. В. Свиридов. — М.: Либрика, 2021. — Т. 1. — С. 346—351. — ISBN 978-5-906922-96-0.
  16. ↑ Волынец Т. Н. Категория запрета и специфика её языкового выражения в русской поэзии XX века // Материалы XI Конгресса Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы. — Sofia: Herron Press, 2007. — С. 328—334. Архивировано 14 октября 2022 года.
  17. ↑ Ничипоров И. Б. «И на жалость я их брал, да испытывал…» // Историк и художник : журнал. — М.: Фирма «Знак», 2004. — № 2. — С. 34—38. — ISSN 1998-7811.
  18. ↑ Мальцев Ю. В. Менестрели // Вольная русская литература: 1955—1975. — Frankfurt a. M.: Посев, 1976. — С. 306—308.
  19. ↑ Аронов, 2012, Высоцкий, с. 365—366.
  20. ↑ 1 2 3 Нехамкин В. А. Донос как социально-психологический феномен (из отечественного опыта 1930-х годов) // Историческая психология и социология истории : журнал. — 2014. — Т. 7, № 2. — С. 64, 76. Архивировано 2 марта 2022 года.
  21. ↑ 1 2 3 4 Кулагин А. В. Поэтический Петербург Галича // Словно семь заветных струн. — Коломна: Государственный социально-гуманитарный университет, 2018. — С. 126—127. — ISBN 978-5-98492-364-4.
  22. ↑ Курилов Д. Н. «Карнавальные» баллады Галича и Высоцкого // Мир Высоцкого: Исследования и материалы : сборник / Сост. А. Е. Крылов, В. Ф. Щербакова. — М.: ГКЦМ В. С. Высоцкого, 1999. — Т. 1, вып. 3. — ISBN 5-88673-011-7. Архивировано 24 мая 2017 года.
  23. ↑ Жовтис А. Л. Разоблачение советского менталитета в ролевой сатире Галича и Высоцкого // Мир Высоцкого. Исследования и материалы : сборник / Сост. А. Е. Крылов, В. Ф. Щербакова. — М.: ГКЦМ В. С. Высоцкого, 1999. — Т. 1, вып. 3. — ISBN 5-88673-011-7. Архивировано 22 октября 2016 года.
  24. ↑ Свиридов, 2020, с. 69, 75.
  25. ↑ Жигулина И. С. Поэтика «Чужого» слова в лирике А. Галича // Сибирский филологический журнал. — 2013. — № 1. Архивировано 3 марта 2022 года.
  26. ↑ Галич. Новые статьи и материалы, 2003, Соколова И. А. Театральное начало песенной поэзии А. Галича, с. 193.
  27. ↑ Галич. Новые статьи и материалы, 2003, Соколова И. А. Театральное начало песенной поэзии А. Галича, с. 163, 176—178.
  28. ↑ Заклинание добра и зла, 1992, Фрумкин В. А. Не только слово: вслушиваясь в Галича, с. 217—223.
  29. ↑ Заклинание добра и зла, 1992, Копелев Л. З. Чем поэт жив, с. 181.
  30. ↑ 1 2 Кякшто Н. Н. Галич Александр // Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. — М.: Эксмо, 2005. — С. 451—454. — ISBN 5-94848-245-6.
  31. ↑ 1 2 3 4 Александр Галич. Стихотворения и поэмы, 2006, Примечания, с. 342—343.
  32. ↑ 1 2 3 4 5 Галич. Новые статьи и материалы, 2009, Крылов А. Е. О двух «окуджавских» песнях Галича, с. 298—300.
  33. ↑ Галич. Новые статьи и материалы, 2003, Кулагин А. В. Эпиграф в поэзии Галича, с. 155—160.
  34. ↑ 1 2 3 Богомолов Н. А. Между биографической прозой и научной биографией // Toronto Slavic Quarterly : журнал. — 2010. — № 33. — P. 499—501.
  35. ↑ Крылов А. Е. Не квасом земля полита...: Примечания к «человеческой трагедии» Александра Галича. — 2-е изд., испр. и доп. — Углич: Промдизайн К, 2003. — С. 52, 61, 74.
  36. ↑ Галич. Новые статьи и материалы, 2009, Кондратова Т. И. Образ чёрта в творчестве Галича, с. 88.
  37. ↑ 1 2 Заклинание добра и зла, 1992, Штромас А. Ю. В мире образов и идей Александра Галича, с. 334.
  38. ↑ Флоря А. В., Уметбаева Е. Ю. Общая характеристика идиостиля А. А. Галича // Вестник Удмуртского университета. Серия «История и филология». — 2015. — № 6.
  39. ↑ Заклинание добра и зла, 1992, Плющ Л. И. Гомер опричного мира, с. 322.
  40. ↑ Галич. Новые статьи и материалы, 2003, Свиридов C. В. Когда-нибудь дошлый филолог…, с. 114—116.
  41. ↑ Свиридов, 2020, с. 67—68.
  42. ↑ Крылов А. Е. Не квасом земля полита...: Примечания к «человеческой трагедии» Александра Галича. — 2-е изд., испр. и доп. — Углич: Промдизайн К, 2003. — С. 47—49.
  43. ↑ Сухих И. Ильф — с Петровым и без // Литературная газета. — 2022. — 17 октября.
  44. ↑ Брейтбарт Е. Не зови меня... Не зови — я и так приду! // Посев : журнал. — 1978. — № 2. Цит. по Югов А. «Не грусти! Я всего лишь навек уезжаю...» Вступительная статья // Александр Галич. Когда я вернусь. Полное собрание стихов и песен. — Frankfurt a M.: Посев, 1981. — С. 9.
  45. ↑ Заклинание добра и зла, 1992, Фрумкин В. А. Не только слово: вслушиваясь в Галича, с. 227.
  46. ↑ Галич. Новые статьи и материалы, 2009, Крылов А. Е. О двух «окуджавских» песнях Галича, с. 302.
  47. ↑ Галич. Новые статьи и материалы, 2009, Безносова Е. Э. «Официальный» Галич, с. 41.
  48. ↑ Свиридов, 2020.
  49. ↑ Соколова И. А. «Словно семь заветных струн» // Окуджава, Высоцкий, Галич… Научный альманах : сборник / Сост. А. Е. Крылов, С. В. Свиридов. — М.: Либрика, 2021. — Т. 2. — С. 649—650. — ISBN 978-5-906922-96-0.
  50. ↑ Биткинова В. В. «Глазами литературоведа» // Окуджава, Высоцкий, Галич… Научный альманах : сборник / Сост. А. Е. Крылов, С. В. Свиридов. — М.: Либрика, 2021. — Т. 2. — С. 631. — ISBN 978-5-906922-96-0.

Литература

[править | править код]
Источник — https://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=Бессмертный_Кузьмин&oldid=140875276