Мигрантофобия

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску

Мигрантофо́бия[1], антииммигрантские настроения[1], антимигрантские настроения[2] — нетерпимость по отношению к мигрантам или тем, кого считают «мигрантами». Связана с ксенофобией[2], национализмом[3], биологическим и культурным расизмом. Антииммигрантские настроения могут иметь различные выражения, начиная от протестов, исключения иммигрантов из местного сообщества, дискриминации в сфере занятости, образования и социального вспомоществования[4] и заканчивая массовыми депортациями, убийством мигрантов и правым территоризмом[5].

«Пришлость» является не менее важной характеристикой, чем этничность. Традиционные для данной местности меньшинства воспринимаются этническим большинством как «свои», тогда как «пришлость», накладывающаяся на принадлежность к этническим «другим», усугубляет антимигрантские настроения. Поскольку «принимающее» население сталкивается преимущественно с иноэтничными мигрантами, то мигрантофобия обычно имеет явную этническую этиологию. Ситуация более осложняется, если иноэтничные мигранты принадлежат к религии или конфессии иной, чем у «принимающего» большинства, и не имеют местного гражданства[2].

Современная ксенофобия, включая мигрантофобию, часто объясняется исследователями такими причинами как этнический и религиозный «ренессанс», ностальгия по «утраченной общности» и стремление сохранить прежний «культурный порядок»[4], фобии утраты идентичности[6]; реакция на отчуждение в условиях тотальной коммерциализации и сопротивление экономической конкуренции[4], фобии утраты ресурсов, опасения конкуренции за рабочие места и демпинг в оплате труда[6].

Мигрантофобия возникает в результате является расиализация мигранта как «другого». Образ этого «другого» связан с концепцией особого «национального характера» или «менталитета», который, в свою очередь, укоренён в концепции биологического, расового детерминизма, согласно которому жизнь человека и общества полностью определяются биологическими, расовыми факторами[1].

Мигрантофобия в форме культурного расизма акцентирует внимание на идеях несопоставимости, несовместимости культур («духовностей», «ментальностей»), неспособности представителей разных культур к взаимопониманию и добрососедству, неспособности иммигрантов интегрироваться в местное сообщество. Сторонники культурного расизма выступают против «размывания» основ групповой идентичности и призывают к борьбе за сохранение «чистых культур»[7][8]. Категория «мигранты», не представляя собой биологически объединённые группы, стали рассматриваться как унитарные, «расовые» группы на основе их общих культурных черт[9].

Содержание[править | править код]

Наклейка на автомобиль против нелегальных иммигрантов в Колорадо

Подобно расизму, служит для противопоставления «мы и они». Мигрантофобия часто утверждает, что этническая культура, как биологические особенности, дана человеку на всю жизнь вместе с «кровью». Смешение культур в таком ракурсе вызывает протест, поскольку, по мнению сторонников этих представлений, способствует дезориентации через навязывание индивиду разных культурных и поведенческих кодов. В этом дискурсе говорится о «несовместимости культур», что ведёт к выступлению против смешанных браков. Страх в отношении «пришельцев» обосновывается идеей, что они способны засорить и испортить культуру «коренного населения», и сторонники этих взглядов призывают сохранить традиционный этнокультурный облик. Местная культура рассматривается в качестве более «высокой», строится иерархия культур[4].

К мигрантам предъявляются социальные претензии: утверждается, что они отбирают рабочие места местного населения, тормозят рост заработных плат и препятствуют в полной мере развиваться высокотехничным производствам, не платят налоги и вывозят из страны большую массу валюты, стремятся организовать «этнические анклавы», а затем и сепаратистскую деятельность, создают непосильное бремя для социальной сферы, в том числе «незаконно» пользуясь социальными льготами и пенсиями, несут болезни, ведут к быстрому росту преступности, не желают интегрироваться в местную среду и предпринимают попытки навязать местному населению собственную культуру[4].

Мигрантофобия влияет на антисемитизм, поскольку в крайне правой среде распространена идея, что евреи («сионисты») намеренно способствуют миграции с целью снизить долю коренного населения, что подорвёт его жизнеспособность[4].

История[править | править код]

На рубеже XIX—XX веков многими учёными поддерживалась концепция «этнопсихологии» о существовании психологических различий отдельных этнических групп. Речь шла в первую очередь о «дикарях», мозгу которых приписывалась психологическая структура, отличная от таковой у «цивилизованных людей». Этот подход основывался на таких концептах, как «коллективные идеи» и «первобытное мышление» и способствовал появлению понятия «национальный характер». Это направление поддерживал психолог Уильям Мак-Дугалл из Гарвардского университета, который заявлял о наличии умственных различий между расами. Он предложил понятие «психологической», или «культурной», дистанции и утверждал, что в тех случаях, когда эта дистанция велика, отношения между вступающими в контакт группами с неизбежностью будут носить катастрофический характер. По его мнению, группы, которые существенно различаются психологически, не способны сосуществовать. В 1920-е годы подобные представления стали базой для принятия антииммигрантского законодательства в США, поскольку иммигрантов начали рассматривать как угрозу культурному единству американской нации[10].

Политические неудачи внутренней террористической группировки «Секретная вооружённая организация» во время войны в Алжире (1954—1962), наряду с поражением на выборах крайне правого кандидата Жана-Луи Тиксье-Виньянкура на президентских выборах во Франции в 1965 году, привели к принятию метаполитической  (англ.) стратегии «культурной гегемонии» внутри зарождающихся «новых правых»[11][12][13]. GRECE, аналитический центр французского движения «новых правых», основанная в 1968 году для влияния на правые политические партии и распространения идей движения в обществе в целом, к 1969 году рекомендовала своим членам «отказаться от устаревшего языка»[13]. Идеологи «новых правых» постепенно перешли от теорий биологического расизма к идее, что различные этнокультурные группы должны быть разделены, чтобы сохранить свои исторические и культурные особенности. Эту концепцию они называют этноплюрализмом[12][14]. В 1980-х годах эта тактика была принята французской партией Национальный фронт под руководством Жана-Мари Ле Пена, поддержка которой в то время росла[15][14]. Наблюдая за успехами партии Ле Пена на выборах в конце 1990-х и начале 2000-х годов, британская фашистская группа Британская национальная партия, которая перешла под руководство Ника Гриффина и его фракции «модернизаторов», также всё меньше поддерживала биологический расизм в пользу идеи о культурной несовместимости различных этнических групп[16][17].

В Дании в 1986 году была создана крайне правая группа Датское общество, которая поддерживала идею культурной несовместимости, направленную в основном против беженцев, въезжающих в страну. Дискурс этой группы представлял Данию как культурно однородную христианскую нацию, основной угрозой для которой являются мигранты-мусульмане[18]. В Норвегии крайне правый террорист Андерс Брейвик высказывал идеи о культурной несовместимости между мусульманами и другими европейцами. По его мнению, мусульмане представляют культурную угрозу для Европы, но он не делал акцента на их биологических различиях[19].

В Европейском союзе термин «ксенофобия» официально используется в отношении распространённых в обществе подозрительности и враждебности к иммигрантам, явллясь эвфемизмом понятия «расизм», но рассматривается как его мягкая форма, выражающаяся в мигрантофобии. Европейская комиссия применяет следующее определение ксенофобии: «Отношение, предрассудки и поведение, которые отвергают, исключают или очерняют людей, исходя из того, что те являются чужаками или иностранцами по отношению к местной общине, обществу или национальной идентичности»[4].

Связь с культурным расизмом[править | править код]

Начиная с 1980-х годов преимущественно в Великобритании, Франции и Соединённых Штатах велись дебаты о связи между биологическим расизмом и предрассудками о культурных различиях[20]. К этому моменту большинство учёных, работающих в рамках критической расовой теории, отвергли идею существования биологически различных рас и рассматривали «расу» в качестве культурно сконструированного понятия, созданного посредством расистских практик[21]. Эти академические теоретики утверждали, что враждебное отношение к мигрантам, проявлявшееся в Западной Европе в последние десятилетия XX века, следует рассматривать как «расизм», но признавали, что это явление отличается от классических форм расизма, таких как расовый антисемитизм или расизм в рамках европейского колониализма[22]. По мнению исследователей, в то время как исторические формы расизма коренились в идеях биологических различий, новый «расизм» основан на убеждениях, что разные группы культурно несовместимы друг с другом[9].

Этьен Балибар связывал неорасизм с процессом деколонизации. Он писал, что старый, биологический расизм использовался в эпоху европейской колонизации, тогда как новый расизм связан с ростом миграции в Европу в первые десятилетия после Второй мировой войны[23]. Балибар считал, что неорасизм заменил понятие расы понятием иммигранты[24], и таким образом возник «расизм без рас»[23]. По мнению Балибара, центральной идеей этого направления является не биологическая наследственность, а «непреодолимость культурных различий, расизм, который, на первый взгляд, постулирует не превосходство одних групп или народов по отношению к другим, а „только“ вредность стирания границ, несовместимость образа жизни и традиций»[23]. Он считал, что заявления приверженцев культурного расизма о равенстве разных культур, являются «скорее мнимыми, чем реальными», поскольку на практике оказывается, что приверженцы культурного расизма считают одни культуры выше других[25].

Новый расизм акцентирует внимание на групповой (этнической или этнорасовой) идентичности и абсолютизирует её. Внимание концентрируется на идеях несопоставимости, несовместимости культур («духовностей», «ментальностей»), неспособности представителей разных культур к взаимопониманию и добрососедству. Если сторонники традиционного расизма стремятся к сохранению своего доминирующего положения в качестве «высшей» расы или «высшей» цивилизации, то сторонники нового расизма выступают против «размывания» основ групповой идентичности и призывают к борьбе за сохранение «чистых культур». Согласно этой идеологии иммигранты не способны интегрироваться в местное сообщество и представляют угрозу его культурной идентичности[7][8]. Французский политолог Пьер-Андре Тагиефф отмечал, что эта форма расизма связана с явлением, которое он называл «миксофобией», неприятием культурного смешения, а также тесно связана с национализмом[3]. В рамках подхода «расизм без расы» такие категории, как «мигранты» и «мусульмане», несмотря на то, что они не представляют собой биологически объединённые группы, претерпели процесс «расиализации», поскольку они стали рассматриваться как унитарные группы на основе общих культурных черт[9].

Сиберс и Денниссен ставят вопрос, можно ли объединить «изоляцию/угнетение таких разных групп, как нынешние мигранты в Европе, афроамериканцы и латиноамериканцы в США, евреи во время Холокоста и испанской Реконкисты, рабы и коренные народы в процессе испанской Конкисты и так далее, понятием расизм, безотносительно оправданий, и не рискует ли это понятие при такой универсальности потерять историческую точность и уместность?»[26]. По мнению данных исследователей, в попытке разработать универсальную концепцию «расизма» сторонники концепции «культурного расизма» рискуют подорвать «историчность и контекстуальность» конкретных изучаемых ими предрассудков[27]. Анализируя предубеждения, с которыми сталкивались мароккано-голландцы в Нидерландах в 2010-х годах, Сиберс и Денниссен утверждали, что опыт этого меньшинства значительно отличался как от опыта голландских евреев в первой половине XX века, так и от опыта колониальных подданных в Голландской Ост-Индии. По мнению исследователей, концепции «культурного эссенциализма» и «культурного фундаментализма» намного лучше объясняют враждебность к мигрантам, чем концепция «расизма»[28].

Критика[править | править код]

Сторонники антииммигрантских взглядов не учитывают, что большинство мигрантов направлялись в первую очередь в сферы занятости, где оплата труда была ниже, а труд является менее престижным и привлекательным для местных жителей[4].

Политолог Б. Парех  (англ.) (2008) указывает на изъяны такого антииммигрантского дискурса: не следует считать, что общество, являвщееся гомогенным до иммиграции, станет таковым и после прекращения последней. Иммигранты явялются выходцами из различных религиозных, этнических и иных групп, поэтому невозможно игнорировать различные ожидания, культурные ресурсы и способы отношений с социумом этих людей. Разнообразие в качестве результата иммиграции не обязательно будет глубже и более интенсивным, чем уже имеющее в «принимающих» обществах, где присутствуют различные взгляды на такие аспекты, как гомосексуальность, однополые браки, сожительство, взаимоотношения между родителями и детьми, семейная дисциплина, капиталистическая экономика, отношение к закону. Почти по всем подобным вопросам иммигранты обычно являются более консервативными, чем «принимающее» большинство, а моральные и культурные барьеры между ними и этим обществом в целом меньше, чем между членами самого общества[29].

См. также[править | править код]

Примечания[править | править код]

  1. 1 2 3 Шнирельман, 2008.
  2. 1 2 3 Мукомель, 2013, с. 1.
  3. 1 2 Taguieff, 2001, p. 5.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 Шнирельман, 2022.
  5. Aubrey, 2004, p. 45.
  6. 1 2 Мукомель, 2013, с. 1—2.
  7. 1 2 Taguieff, 1990.
  8. 1 2 Taguieff, 1994.
  9. 1 2 3 Siebers & Dennissen, 2015, p. 472.
  10. Шнирельман, 2005, с. 41—65.
  11. Taguieff, 1993, pp. 6–8.
  12. 1 2 Taguieff, 2001, pp. 6–7.
  13. 1 2 Bar-On, 2001, p. 339.
  14. 1 2 McCulloch, 2006, p. 165.
  15. Bar-On, 2001, p. 335.
  16. Driver, 2011, p. 142.
  17. Goodwin, 2011, p. 68.
  18. Wren, 2001, pp. 153–155.
  19. Wollenberg, 2014, p. 313.
  20. Rattansi, 2007, p. 95.
  21. Siebers & Dennissen, 2015, p. 471.
  22. Siebers & Dennissen, 2015, pp. 471–472.
  23. 1 2 3 Balibar, 1991, p. 21.
  24. Balibar, 1991, p. 20.
  25. Balibar, 1991, p. 24.
  26. Siebers & Dennissen, 2015, pp. 472—473.
  27. Siebers & Dennissen, 2015, p. 473.
  28. Siebers & Dennissen, 2015, pp. 482—483.
  29. Мукомель, 2013, с. 2.

Литература[править | править код]