Кожев, Александр Владимирович

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Кожевников.

Александр Владимирович Кожевников
фр. Alexandre Kojève
Имя при рождении	Александр Владимирович Кожевников Aleksandr Vladimirovitch Kojevnikov
Дата рождения	28 апреля (11 мая) 1902
Место рождения	Москва, Российская империя
Дата смерти	4 июня 1968(1968-06-04)[…] (66 лет)
Место смерти	Брюссель, Бельгия
Страна	Российская империя  РСФСР  Франция (1937—1968) апатрид (1922—1937)
Учёная степень	доктор философии (PhD) по философии (1926)
Альма-матер	Гейдельбергский университет Берлинский университет
Школа/традиция	Неогегельянство, западный марксизм
Направление	Европейская философия
Период	Философия XX века
Основные интересы	Политическая философия, философия религии, немецкая классическая философия
Оказавшие влияние	Гегель · Маркс · В. Соловьёв · Ясперс · Хайдеггер · Кандинский · Койре
Испытавшие влияние	Сартр · Лакан · Арон · Мерло-Понти · Батай · Фукуяма · Гройс · Фуко · Деррида
Награды

Алекса́ндр Влади́мирович Коже́в, также — Коже́вников (рус. дореф. Александръ Владиміровичъ Кожевниковъ, фр. Alexandre Kojève; 28 апреля (11 мая) 1902, Москва, Российская империя — 4 июня 1968, Брюссель, Бельгия) — русско-французский философ-неогегельянец. Оригинальное истолкование философии Гегеля Кожевом возымело значительное влияние на интеллектуальную жизнь Франции и европейский философский климат XX века.

Переводчик, полиглот, дипломат, стоявший у истоков ЕЭС.

Биография

Сын Владимира Михайловича Кожевникова (единоутробного брата Василия Кандинского, погибшего при Мукдене в 1905 году) и Александры Митрофановны (ур. Ушаковой, во втором браке Лемкуль). Пасынок Алексея Фёдоровича Лемкуля (1870—1918), члена правления торгового дома ювелирной фирмы Ф. А. Лорие и заведующего золотого отдела фирмы Фаберже, предположительно убитого при грабеже.

Будучи племянником Кандинского, в эмиграции он поддерживал с ним связь (через корреспонденцию) и посвятил ему несколько своих исследований.

15-летним Кожевников горячо приветствовал Октябрьскую революцию, но после неприятного инцидента с ЧК он навсегда покинул Советскую Россию в 1920 году.

Выехав из России, Кожевников отправился в Германию, где изучал философию в Берлинском и Гейдельбергском университетах с 1921 по 1927 годы. Руководителем его докторской диссертации, посвящённой взглядам русского религиозного философа Владимира Соловьёва на конец всемирной истории и единство божественной и человеческой природы Иисуса Христа, был мыслитель-экзистенциалист Карл Ясперс. Затем Кожевников учился в Практической школе высших исследований у другого эмигранта из России, уроженца Таганрога, известного специалиста в области истории и философии науки Александра Койре, который и познакомил его с гегельянством. Кроме своих непосредственных наставников Ясперса и Койре, решающее влияние на формирование раннего мировоззрения Кожевникова имели труды Гегеля, Маркса, Гуссерля и Хайдеггера.

Впоследствии Александр Кожевников постоянно жил во Франции (с получением французского гражданства в 1937 году) и сократил свою фамилию на французский манер — Кожев. Находясь в Париже, в конце 1920-х годов сближается с «левыми» евразийцами, «красным князем» Святополк-Мирским и Львом Карсавиным.

Знаменитые «Лекции по „Феноменологии духа“ Гегеля» (Introduction à la lecture de Hegel) Кожева, были прочитаны в Париже в период с 1933 по 1939 годы. Среди его студентов был психоаналитик Жак Лакан и политолог Раймон Арон, а также писатель Раймон Кено.

К числу постоянных посетителей лекций Кожева относились такие известные философы, учёные и литераторы, как Андре Бретон, Раймон Арон, Морис Мерло-Понти, Жак Лакан, Жорж Батай, Роже Гароди, Пьер Клоссовски, Жан Валь (Жан-Поль Сартр, хотя, видимо, и не присутствовал на лекциях, но был хорошо с ними знаком, что отразилось в его труде «Бытие и ничто»). Из позднейших французских мыслителей, на творчество которых значительное влияние оказало наследие Кожева, были постструктуралисты Мишель Фуко и Жак Деррида. Следы влияния философии Кожева отчётливо прослеживаются во французском экзистенциализме, феноменологии, сюрреализме и постмодернизме. Кожев считается одним из основополжников академической дисциплины: философия власти.

В печатном виде курс философии Гегеля увидел свет в 1947 году в качестве книги, вышедшей в редакции Раймона Кено под названием «Введение в чтение Гегеля». В этом же издании были опубликованы несколько обособленных лекций Кожева на другие темы: о соотношении историко-диалектического метода и гуссерлевской феноменологии и по проблеме истолкования Гегелем понятия смерти.

Помимо своих лекций по «Феноменологии духа», Кожев издал ещё несколько значительных публикаций, включая книгу по философии Иммануила Канта и ряд статей, посвящённых связи гегельянской и марксистской мысли с христианством. Ряд книг Кожева был издан посмертно. Так, в 1981 году вышел в свет написанный в 1943-м труд «Очерк феноменологии права» (Esquisse d’une phenomenologie du droit), рассматривающий различия в подходах аристократии и буржуазии к философии права, вслед за которым появилось другое неопубликованное ранее произведение автора — «Понятие, время и речь» (Le Concept, le temps et le discours). Недавно были изданы ещё три произведения Кожева: рукопись 1932 года, посвящённая физической и философской актуальности квантовой физики; расширенное эссе 1931 года по атеизму и «Понятие власти» (1943).

Ряд статей Кожева остаются непереведенными на русский, в частности, опубликованная посмертно «Заметка о Гегеле и Хайдеггере» (1936), в которой, продолжая более ранние и предваряя более поздние размышления, Кожев пытался обосновать взаимную переводимость философии Гегеля и философии Хайдеггера на основании представления о единстве философии Гегеля — Хайдеггера и взаимной дополнительности хайдеггеровских и гегелевских текстов. Аргументы о единой философии Гегеля — Хайдеггера связаны у Кожева с проблемой релятивизма мировоззрений и их происхождением из проблемного начала философии и возможности «иного начала» (Хайдеггер).

Современный философ Венсан Декомб в книге «Le même et l’autre» ввёл понятие «посткожевский дискурс» — так он обозначил период французской философии после 1930-х годов, испытавшей сильнейшее влияние Кожева.

Интеллектуальные контакты Кожева в 1930-х годах

В 1950-х годах Кожев встретился с правым теоретиком права Карлом Шмиттом, чью «Концепцию политического» он неявно раскритиковал в своём анализе текста Гегеля «Господство и рабство». Другим его близким другом был иезуитский гегелевский философ Гастон Фессард.

Одним из постоянных собеседников и ближайших друзей Кожева был немецко-американский философ Лео Штраус. Они познакомились в Берлине, где были студентами, изучавшими философию. Позже Кожев писал, что без Штрауса «никогда бы не узнал <…>, что такое философия».

Они общались и вели содержательную переписку всю жизнь, сохраняя взаимную симпатию.

Александр Кожев

При этом они диаметрально расходились в существенных вопросах. Кожев утверждал, что философы должны принимать активное участие в формировании реальной политики (что и подтвердил своей личной биографией). Штраус полагал, что философия и политика в корне противоположны, и что философы не должны играть существенной роли в политике, ссылаясь на печальный опыт Платона в Сиракузах. Философы должны влиять на политику только в той мере, в которой они могут гарантировать, что философское созерцание остается свободным от соблазна власти. При этом сам Штраус является основателем философии американского неоконсерватизма, а его ученики (такие, как Пол Вулфовиц) оказали определяющее влияние на политику США в конце XX — начале XXI века.

Административная и политическая деятельность

Благодаря своим успешным лекциям Кожев обрёл признание не только в научных, но и в административных кругах. Следствием этого было то, что после Второй мировой войны, во время которой Кожев участвовал в Движении Сопротивления, его в 1948 году пригласили работать в Национальном центре международной торговли при французском Министерстве иностранных дел. По словам самого Кожева, он «хотел знать, как создаётся история».

Хорошее знание языков (Кожев, наряду с русским, французским, немецким, английским и древнегреческим, владел также китайским, санскритом и тибетским) помогло Кожеву начать карьеру в качестве переводчика, однако затем он стал переговорщиком и дипломатом. Не имея фиксированной служебной роли, он оказывал мощное интеллектуальное влияние на французских экономистов, определявших внешнеполитический курс страны. До своей смерти в Брюсселе в 1968 году Кожев занимал значимую, но неопределённую позицию в департаменте торговли министерства экономики Франции. Раймон Фан ван Фи (Raymond Phan Van Phi), бывший высокопоставленный чиновник Еврокомиссии, работавший с Кожевом в 1960-х годах, отмечал, что

Он входил в состав французской администрации, но у него не было какой-то конкретной роли.

Кожев стал советником в важнейших торговых переговорах и одним из главных разработчиков Европейского общего рынка и Генерального соглашения по тарифам и торговле, а также одним из влиятельнейших советников в кабинете Валери Жискар д’Эстена.

Он способствовал заключению Римского договора — документа, который учредил Европейское экономическое сообщество и в котором был сформулирован принцип «всё более тесного союза».

В дальнейшем Кожев создал трио с участием Бернара Клапье и Оливье Вормсера, будущего главы Банка Франции, и смог стать одним из архитекторов будущего европейского пространства.

Одна из главных идей Кожева в послевоенном устройстве Европы заключалась в сокращении торговых барьеров — шесть стран (ФРГ, Франция, Италия, Бельгия, Нидерланды, Люксембург) создали в 1968 году общий рынок. Таким образом, именно Кожев стоял у истоков будущего Европейского Союза.

Награждён за свои политические заслуги Орденом Почётного легиона.

Александр Кожев умер 4 июня 1968, непосредственно после своего выступления в Брюсселе на заседании Европейского экономического сообщества, на котором он председательствовал.

Кожев и «май 1968»

В отличие от других французских левых интеллектуалов, горячо приветствовавших студенческие выступления в Париже весной 1968, Кожев воспринял «красный май» не только без энтузиазма, но даже не скрывая презрения, объявил его «ребяческими забавами сынков обеспеченных родителей». В разговоре с Раймоном Ароном философ, узнав об отсутствии жертв во время волнений, возразил, что революций без жертв не бывает.

Кожев и СССР

Кожева часто обвиняли в «сталинизме», в основном из-за его эпатирующих высказываний с похвалами Сталину и советскому режиму. Существуют свидетельства, что Кожев сам называл себя «сталинистом».

В 1999 в «Le Monde» был опубликован материал, утверждающий, что из некоего документа французской разведки следует, что Кожев на протяжении трёх десятилетий вёл разведывательную деятельность в пользу СССР. Этот документ так и не был опубликован или предъявлен публике. Вероятно, его не существует.

Известно, что Кожев скептически относился к построению социализма в Советском Союзе, называя его внутреннюю политику катастрофической, а претензии на статус бесклассового государства смехотворными. Кроме того, он неоднократно называл СССР единственной страной, продолжающей жить в условиях капитализма XIX века, называя партийную элиту буржуазией и сравнивая индустриализацию с «аналогичным» периодом европейской истории 1847—1887:

Так называемая советская культура является крайне упрощённой репликой французской цивилизации, остановившейся в своём развитии где-то в 1890 году и приспособленной к уровню двенадцатилетнего ребёнка.

Как отмечает профессор международного права Роберт Хауз (Robert Howse) в одном из своих эссе, опубликованных на сайте Института Гувера,

У него не было иллюзий относительно варварской природы сталинского режима. По всей видимости, Кожев скорее считал, что вынужденная «модернизация» была единственным или самым быстрым путём России к той ступени, на которой она смогла бы мирным путём преобразоваться в правовое государство. Сталин был просто инструментом постистории.

Вместе с тем, Кожев настаивал и на своём «сталинизме» (в частности, он одобрял провозглашаемые в СССР конечные цели развития и не возражал против применения политических репрессий для их достижения). Подобно Гегелю, когда-то предлагавшему Наполеону I свою поддержку, Кожев даже написал письмо Сталину; в 1953 он искренне оплакивал смерть генсека.

Критика

Эпистемологические противоречия

Онтологическо-темпоральный дуализм, развиваемый Кожевом в оппозиции онтологии Гегеля и «антропологии» Хайдеггера, сопровождается разделением людей на «не-философов», «философов» и «мудрецов». Отличие между ними состоит в разных эпистемологических предпосылках и созерцательно-деятельных установках. Эпистемологические предпосылки Кожева не только определяют онтологию и антропологию Кожева, но и разрушают его историософскую концепцию, сохранение которой требует изменения созерцательно-деятельной установки. Отличие эпистемологических установок состоит в разном понимании возможности мышления о бесконечном. Идея бесконечного рассматривается как следствие конечности человека и мира в контексте онтологического аргумента (Ансельм, Декарт). «Философ» отличается от «не-философа» тем, что философское понимание cogito не нуждается в гипостазировании или субстантивации идеи бесконечного в виде бесконечного мышления или мышления бесконечного сверх-существа, поэтому cogito присуще смертному человеческому существу автономно, рефлексивно и самотрансцендентно. Кожев утверждает, что мыслимая бесконечность «потенциальна», то есть на языке схоластики является «безграничностью» (interminatum), тогда как «актуальная» бесконечность (infinitum) признается немыслимой и сводимой к «потенциальной». Редуцирование «актуальности» бесконечности делает невозможной веру в Бога, а поэтому эпистемологические расхождения не разрешаются дискурсивно, они — вопрос выбора «мировоззрения» (Weltanschauung). При этом, согласно Кожеву, эпистемологическая «ошибка», которая сделала возможными «актуальную бесконечность» и Бога авраамических религий, была эвристически продуктивной и, посредством секуляризации, помогла появиться науке Нового времени. Однако, редуцирование «актуальной» бесконечности мешает осуществлению наиболее известной идеи Кожева — идея «конца истории» темпорализуется, теряет собственную абсолютную необходимость. Поэтому «философ» должен деятельно вступить в осуществление истории и закончить историю, только так он может стать «мудрецом».

Публицистическая критика

Британский консервативный публицист и общественный деятель Роджер Скратон назвал Кожева «истинным русским, ненавидящим жизнь, самозванным сталинистом, госслужащим, сыгравшим главную закулисную роль» в подписании соглашений, лёгших в основание Евросоюза. Самого Кожева он охарактеризовал так: «Этот человек, на мой взгляд, был опасным психопатом, который привёл с собой из России тот же самый нигилистический пыл, который вдохновлял большевиков, и который испытывал радость от мысли, что всё вокруг него обречено. Он не мог видеть ни одно человеческое достижение, не смакуя его будущие разрушения».

Наследие

Наследие философии А.В. Кожева ощутимо в творчестве многих представителях современной французской философии. По мнению Жака Дерида, неомарксистское и парахайдеггерианское прочтение Феноменологии духа, которое предлагает Кожев, "оказало формирующе и во многих отношениях определяюще воздействие на поколение французских интеллектуалов в до- и послевоенный период. К Кожеву восходят многие идеи Жоржа Батая, чьи лекции о Гегеле он слушал в 30-е годы в Париже. Согласно Кожеву, "человек есть собственное произведение в качестве деления (duree)". Опираясь на эту трактовку, Батай нейтрализует бергсоновскую опозицию "время/длительность", для него эти понятия значат одно и то же, зато в восприятии времени доминирует не пассивное восприятие, как у Бергсона, а активная воля к бытию, желание длиться (термин Кожева).

Развивая идеи о пост-истории, Кожев пришёл к выводам, что конечная стадия марксистского "коммунизма" в США после войны низводит человека (что якобы и должно произойти) на уровень чистой животности. Считая, что "Американский" конец истории представляет собой, так сказать, предельное выражение предела, он подвергает сомнению, что "гегельяно-марксистский конец Истории" следует искать в настоящем, ибо в действительности его следует мыслить в будущем времени. Пересматривая и оспаривая свою первую гипотезу, Кожев приходит к мысли, что существует ещё более окончательный, более эсхатологический конец истории.

Практически все члены "бесклассового общества" могут уже сейчас [1946 г.] приобретать всё, что им заблагорассудится, трудясь при этом не больше, чем прикажет сердце. В результате нескольких ознакомительных путешествий (с 1948 по 1958 год) с США и СССР у меня сложилось впечатление, что если американцы похожи на разбогатевших советско-китайцев, то это потому, что руские и китайцы - это те же американцы, но остающиеся всё ещё бедными, впрочем, вступившие на путь быстрого обогощения. Всё это привело меня к заключению, что American way of life - это образ жизни, свойственный пост-историческому периоду, и что сегодня настоящее Соединённых Штатов - это прообраз "вечного настоящего" всего человечества. Поэтому возвращение человека к животному представляется уже не как некая будущая возможность, но как уже существующая реальность.

— Кожев, А.В., Introduction a la lecture de Hegel.

Ссылки

• Тесля, Е. А. Философия А. Кожева и её влияние на современную французскую философию
• Мэтью Прайс. Агент мирового духа, или Мог ли КГБ вскормить Постмодернизм? // Русский журнал. — 2001. — 2 апреля.
• Фрост Б.-П. Интеллектуальная биография Александра Кожева // Галерея Русских мыслителей International Society for Philosophers. — 2007.