Христианский антисемитизм

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску
Сожжение иудеев в Деггендорфе (Бавария) за осквернение гостии (1338). Ксилография из «Нюрнбергской хроники» (1493)

Христианский антисемитизм (христианский антииудаизм) рассматривается многими учёными как начало антисемитизма в качестве полноценного социального явления[1]. Опирается преимущественно на выраженную уже в Новом Завете идею коллективной ответственности евреев за распятие Иисуса, а также на характеристику евреев как презренных и вечных врагов Христа и, следовательно, всех честных христиан[2]. В рамках христианской традиции создавалась специальная литература Adversus Judaeos — против иудеев: выпускались полемические прокламации и памфлеты, доказывающие ошибочность иудаизма и обвиняющие евреев в различных преступлениях. В создании этой литературы принимали участие известнейшие представители христианской церкви как на Востоке, так и на Западе христианского мира. Принципы, заложенные в этой антиеврейской христианской литературе, нашли отражение в политической жизни и повлияли на отношение римских властей к еврейским общинам и на имперское законодательство, касающееся евреев[3].

Христианский антисемитизм оказал глубокое влияние на последующие разновидности антисемитизма вплоть до современных. Так, широкое распространение антисемитского законодательства и почти повсеместное соучастие неевреев в актах уничтожения евреев нацистами необъяснимы без учёта масштабного многовекового явления христианского антисемитизма[1].

Терминология[править | править код]

Термины антииудаизм и антисемитизм вызывают трудности при использовании в качестве аналитических понятий в социальных науках; среди учёных имеются существенные разногласия по поводу их определений. Одними авторами термин «антииудейский» относится только к христианскому богословию, другие могут применять его также к дискриминационной политике церквей, которая является следствием этой теологии. Некоторые называют «антисемитскими» направленные против иудаизма и евреев христианские тексты, в то время как другие отвергают использование этого термина до его появления в конце XIX века, одновременно используя его как аналитическую концепцию. Эти два понятия могут противопоставляться (как новое и старое, политическое и религиозное и др.). Такая оппозиция оказалась плодотворной в изучении антиеврейского расизма, однако она становится эпистемологическим препятствием при описании взаимосвязи между религиозными и расовыми проблемами в XIX веке[4].

Начиная с 1945 года, в большинстве научных работ об антисемитизме и в работах, посвящённых ответственности христианских церквей за уничтожение евреев во время Второй мировой войны, нацистский антисемитизм (враждебность к евреям как расовой группе) противопоставляется христианскому антиудаизму (христианской враждебности к еврейской религии), как новое старому, современное традиционному, политическое религиозному[5].

Политический историк Ханна Арендт в работе «Об антисемитизме» (1951) рассматривала антииудаизм и антисемитизм как полностью самостоятельные явления: антисемитизм она понимала как светскую идеологию, существующую с XIX века, антииудаизм - как религиозную ненависть к евреям, вдохновлённую антагонизмом двух конфликтующих вероисповеданий; «и даже то, в какой степени первый черпает аргументы и эмоциональные воззвания из второго, остаётся под вопросом». Соответственно, политическая идеология не имеет ничего общего с религиозной доктриной, а антисемитская враждебность — с христианской враждебностью по отношению к евреям. Поэтому, согласно Арендт, бесполезно искать «христианские корни антисемитизма» — поскольку он появился только на закате национального государства, с подъемом империализма и производного от него тоталитаризма. Этнолог Жанна Фавре-Саада[en] считала, что такому жёсткому разделению антииудаизма и антисемитизма противоречат реальные ситуации, например, отношения между католической церковью, иудаизмом и евреями начиная с XIX века, которые нельзя описать однозначно ни тем, ни другим термином[6].

Историк Жюль Исаак[en] (1964) использовал «анахронизм», заявив о «христианском антисемитизме» в XV веке. Он пытался показать, что социальный факт не нуждается в названии, чтобы существовать: христианская культура «презрения» и преследования евреев уже несли в себе то, что позже было названо антисемитизмом[7].

Историки Томас Ниппердей[en] и Рейнхард Рюруп[de] в историческом словаре немецких политических идей (1972), переизданном несколько раз, акцентируют внимание на культурной революции, вызванной «изобретением» антисемитизма. Они писали, что представляют концепции исторических деятелей 1880-х годов, понимавших антисемитизм как «враждебность к евреям и иудаизму, которая совсем не тождественна традиционной антипатии к евреям, существовавшей в то время в Восточной Европе и Юго-Восточной Европе». По их мнению, авторы XIX века считали, что антииудаизм исчез из цивилизованных регионов, но все ещё сохраняется в нескольких очагах в пограничных регионах христианской Европы, где люди более легковерны. Ниппердей и Рюруп считали, что «Термин [антисемитизм] не только дал новое определение старому врагу: он определил нового врага». Антисемитизм понимается ими как секуляризованная форма антипатии к евреям и их идеологии; в рамках антисемитизма антипатия не была направлена в отношении иудаизма, антисемитизм не опирался на христианскую антипатию. Фавре-Саада, напротив, отмечает, что в 1880-е годы можно было идентифицировать себя и как христианина, и как антисемита[8].

Фавре-Саада считала, что строгое противопоставление понятий антииудаизм и антисемитизм способствует игнорированию влияния христианских церквей на процесс, который привёл к возникновению расового антисемитизма и к уничтожению европейских евреев нацистами[9].

Содержание[править | править код]

По мнению социолога Колетт Гийомен[en], христианский антииудаизм, в отличие от расового антисемитизма, не исключает евреев полностью, поскольку христианское учение содержит идею о единстве человечества и предлагает евреям спасение через обращение. Жанна Фавре-Саада отмечала, что этому противоречит политика церквей, их конкретные действия в отношении евреев и заявления священнослужителей — во времена l’age de la foi, но особенно в XIX и XX веках; христианство не может быть сведено к наиболее официальному изложению своего учения, и часто сама религиозная власть противоречит учению[10].

В условиях стремления отделить зарождающееся христианство от иудаизма и с целью ограничить «иудаизацию» христианства словесные нападки на евреев и иудаизм стали обычным явлением. Во многих местах коллективно выдвигались прямые провокационные обвинения: евреи — ненавистники человечества или педантичные, злобные законники. Часто сами действия и слова евреев рассматривались как их самообвинения. В то время как дохристианский антисемитизм возник на основе более или менее сознательного негативного восприятия исключительности, своеобразного поведения евреев и других связанных с этим факторов, христианский антисемитизм процветал благодаря идее коллективной ответственности евреев за распятие Иисуса, а также характеристике евреев как презрительных и вечных врагов Христа и, следовательно, всех честных христиан[11].

Одну из основ антииудаизма христианской литературы составила замена содержания древнееврейских понятий «сын человеческий» и «помазанник», «спаситель» на новозаветные с определениями евангельского толка. Таким образом, Ветхий Завет предоставлял большое число «доказательств» истинности Нового Завета, которыми считаются многочисленные примеры употребления понятий «сын человеческий» и «спаситель» в Пятикнижии, Пророках и Писаниях, что позволяло утверждать «изначальность» евангельских образов, а отказ «окаянных» принять христианство трактовать как «смертный грех», наказанием за который и стало «отверженье жидовьстѣ». Различия в ожиданиях пришествия Спасителя у иудеев и христиан привело к противопоставлению иудейского Машиаха христианскому Мессии. Апокалиптический образ «лжепророка», который гибнет вместе со «зверем багряным», с течением времени трансформировался в образ Антихриста. Эта оппозиция определила противопоставление «бывшего» «избранного Богом» народа «истинно верующим». Выводом стал обвинительный акт против иудеев[12].

Антисемитская полемика, характерная для раннего христианства, и включение полемического материала в христианское богословие имели существенные последствия для будущих иудейско-христианских отношений. Христианство обосновывало свою актуальность в том числе на том, что с точки зрения христиан, послание иудаизма устарело, что демонстрировалось разрушением и слабостью еврейского народа, чему сами христиане могли способствовать при помощи вспышек антисемитского насилия или антиеврейского законодательства. С ростом христианства, резко противостоящего евреям и иудаизму, литературный антисемитизм стал неотъемлемой частью литературы средиземноморско-европейского мира и продолжал оставаться таковым пока западная литература существовала в рамках христианской религии[1].

Эстетические средства, при помощи которых христианские литературные антисемитские тексты возлагают ответственность за распятие Иисуса на весь еврейский народ, включая прошлые, настоящие и будущие поколения, являются практически постоянными в корпусе текстов, которые были вошли в канон Нового Завета, в проповедях отцов Церкви и в рамках религиозных праздников, которые трансформировались в мистерии и страстные пьесы, достигшие пика популярности в позднем Средневековье и эпоху раннего Возрождения[13].

Сроки конца света в христианстве не определены, в связи с чем всегда находились те, кто пытался найти видимые и невидимые знаки приближения Апокалипсиса. В религиозной среде Средневековья выбор виновников был небольшим, подозрения обычно падали на иудеев[14]. Изначальный христианский антииудаизм — идея «греха иудеев» переносится на тематику конца света и трансформируется в аргумент финальной космической драмы, соединяясь с образом антихриста и «колена Данова»[15]. На протяжении многих веков, темы ожидания антихриста и его связи с евреями вспыхивали, обычно независимо друг от друга, в периоды наибольшего социального напряжения, на исторических переломах, однако христианская эсхатологическая мысль и литургическая рутинная повседневность обычно обходились без этих двух элементов[16].

Истоки[править | править код]

Наблюдается постепенная эволюция от эллинистического периода, когда антисемитизм был главным образом литературным явлением, имевшим неопределённые последствия для читательской аудитории, ко времени, когда возникли конкретные социальные и политические последствия этого явления. Эти изменения ускорились и усилились с возникновением и окончательной гегемонией христианства в Европе[1].

Прямые негативные высказывания в Александрии, направленные против евреев, в совокупности с легендами создали основу для последующей разработки негативных мифов римского и христианского литературного антисемитизма, а также мотивировали антисемитское законодательство и вспышки насилия против евреев, начиная с I век н. э. Несмотря на различия между языческим антисемитизмом и христианским, преемственность между этими двумя типами ненависти к евреям связана в том числе с литературным антисемитизмом. Сэмюэл Сэндмел считал, что между языческим антисемитизмом и христианским не существует связи: первый действовал в среде, совершенно чуждой иудаизму и еврейскому народу; христианский связан с теми, кого Сэндмел называет «квазиинсайдерами» (ложными своими). Сэндмел настаивал на чётком различии между раннехристианской критикой иудаизма и христианским ожесточением по отношению к евреям. Так, апостол Павел осуждал иудаизм, а не евреев. Однако на практике тонкое различение этих двух категорий не всегда наблюдается в Евангелиях, Деяниях и других ранних христианских произведениях[11].

Виктор А. Техеровер связывает схожие тенденции в языческом и христианском литературном антисемитизме: подобно тому, как антисемиты предыдущего периода обвиняли евреев во враждебности к богам и всему языческому миру, так христиане обвиняли евреев в ненависти к Христу и его последователям. Многие из прежних антисемитских аргументов были переработаны христианами и были изобретены новые[3].

Новый Завет[править | править код]

Среди христианских антиеврейских текстов особое место занимает отрывок из Евангелия от Матфея, в котором ответственность за распятие Иисуса возлагается на весь еврейский народ, включая прошлые, настоящие и будущие поколения. Соответствующая сцена происходит, когда Иисус стоит перед Пилатом[13]:

Пилат говорит им: что́ же я сделаю Иисусу, называемому Христом? Говорят ему все: да будет распят. Правитель сказал: какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее кричали: да будет распят. Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы. И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших. Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие (Матф. 27:22—26).

Этот отрывок используется в качестве доказательства центральной роли евреев в распятии Иисуса, вечной ответственности всех евреев за это деяние и желательности продолжительных наказаний евреев со стороны христиан[17].

Текст Евангелий имеет тенденцию преуменьшать ответственность Понтия Пилата за казнь Иисуса. Крик еврейской толпы: «Кровь Его на нас и на детях наших!» представляет собой традиционную формулу, согласно которой толпа принимает на себя ответственность за смерть, которую она требует. Фраза не относится к еврейскому народу и его будущим поколениям. Первоначальный смысл отрывка был полемическим и был задуман прежде всего для оправдания Пилата как представителя римских властей, который изображён несчастной жертвой обстоятельств. Только ввиду более резких и уничижительных упоминаний о евреях в Евангелии от Иоанна, в Деяниях и других местах Нового Завета и других христианских писаний, а также вследствие отрыва Иисуса от его собственного еврейского происхождения и идентичности за пределами синоптических Евангелий — читателю предлагается увидеть в отрывке более определённое антиеврейское послание, чем предполагает сам текст[17].

Раннее христианство[править | править код]

Важную роль в отношении ранней христианской церкви к еврейской тематике сыграло влияние языческих писателей и концепций древности. Ранняя церковь выработала своё отношение к иудаизму в рамках греческого культурного мира[18].

В первые три века существования христианства, когда ещё не было единой церкви и каждая крупная община могла трактовать по-своему священные тексты, многие христианские общины мало чем отличались от иудейских. Переломным моментом стало основополагающее решение освободить новообращённых христиан от исполнения заповедей иудаизма и от обрезания на Иерусалимском соборе в 50 году н. э. Конкуренция в обращении язычников и обвинение евреев в богоубийстве постепенно разъединяли иудаизм с христианством и вызывали взаимную ненависть, которую для христиан обосновывал «теологический антисемитизм», активно развиваемый христианскими богословами[19]. Одним из жанров раннехристианской литературы были апологетические сочинения Adversus Judaeos («Против иудеев»). Они формировали в христианской среде негативный образ иудеев и их религии[20].

Насущной потребностью ранних христиан, которые сами имели преимущественно еврейское происхождение, было отличать «истинное учение» от «ложного» в своих интерпретациях Нового Завета. С консолидацией ранней церкви «ложное учение» стало приравниваться к «еврейской практике». Такие авторы II века, как Иустин Философ и Егесипп, сообщают об антииудаизме ранней церкви[18].

Христианские богословы II века, включая Маркиона, обращались к учению Павла и других апостолов, с целью объявить «иудействующими» христиан, слишком акцентировавших внимание на плоти, другими словами, принимавших обрезание или чрезчур много внимания уделявших смертной составляющей Христа. Поскольку церковь всё больше превращалась в движение язычников, независимое от иудаизма, аппеляция к еврейству стала средством, с помощью которого христиане осуждали ложную, с их точки зрения, практику. Иудаизм в их восприятии стал «антихристианством»[18].

Тенденции восприятия иудаизма как «антихристианства» получили дальнейшее развитие в средневековый период, становясь всё более политизированными[18]. Начиная с враждебного по отношению к евреям эдикта императора Константина (313 год), влияние христианской церкви в мире всё более возрастало. Вместе с чем возрастало и «обучение презрению» к иудеям. В свою очередь, это приводило к их социальной дискриминации, кровавым наветам, погромам, совершавшимся христианами с благословения церкви, а также погромам, инспирировавшимся непосредственно церковью. Распятие Христа рассматривается некоторыми христианскими богословами и другими авторами как совершённое евреями «богоубийство»[21][22].

Одним из наиболее известных произведений христианской антииудейской литературы была Adversus Judaeos («Против иудеев»), серия христианских проповедей IV века Иоанна Златоуста, адресованная прихожанам Антиохийской церкви его времени, продолжавшим соблюдать еврейские праздники и традиции[23][24]. В своих проповедях Златоуст в крайне резких выражениях нападал на иудаизм и синагоги в своём городе[25], в том числе представлял евреев убийцами Христа[26]. По мнению учёных, злоупотребление его проповедями подпитывало более поздний христианский антисемитизм[27], а некоторые указывают на эти тексты как источник и оправдание для нацистского антисемитизма[28]. Существует ряд других произведений, относящихся к литературе Adversus Iudaeos, в частности Тертуллиана[29] и других авторов[30].

Блаженный Августин утверждал, что евреи, как народ проклятый и наказанный Богом, должны быть обречены на «унижающий их образ жизни» с тем, чтобы стать свидетелями истины христианства[31][32]. В ходе диспута IV века другой богослов Иероним Стридонский и обвинил Августина в «иудействующих» тенденциях при защите иудейского закона; Августин, в свою очередь, обвинил Иеронима, в том, что «иудействующим» является он сам, поскольку читал не греческие переводы, а оригинальные еврейские тексты. Оба они не имели контактов с реальными евреями, однако их дебаты об опасностях, исходящих от иудаизма, стали основополагающими принципами последующих поколений христианских богословов. Богословский дискурс святых Иеронима и Августина оказал влияние на отношение средневековой церкви и европейских монархий к меньшинствам[18].

Средние века[править | править код]

См. также: Антисемитизм в Средние века

Православие унаследовало от отцов церкви сильную антииудаистскую полемическую тенденцию. Особым авторитетом в восточной церкви пользовались антиеврейские проповеди Иоанна Златоуста. Византийская церковь время от времени обращалась к полемике с евреями и периодически прибегала к репрессиям против них. Тем не менее, положение евреев в Византии было существенно лучше, чем у язычников или христиан, объявленных еретиками[33]. С ужесточением относящегося к евреям Византии законодательства в начале V века в их положение стало быстро ухудшаться[34]. К началу VI века политические и религиозные идеи слились в имперском законодательстве в соединение роли императора как главы государства и защитника христианской веры. Это создало угрозу для евреев и других иноверцев[35].

Антисемитизм в Средние века существовал в двух смежных формах — религиозный антииудаизм («теологический» антисемитизм) и специфический «химерический» (Гэвин Ленгмюр) или «оккультный» (Джон Клир) антисемитизм[36]. Вплоть до XI века в Европе в отношении к евреям преобладала относительная в сравнении с более поздним периодом терпимость. Однако с конца XI века, начиная с эпохи крестовых походов, враждебность к ним стала быстро расти. Согласно исследованиям американского историка Р. Ландеса (1997), это изменение произошло раньше, в начале XI века. Происходят кровавые погромы в прирейнских городах в период первых крестовых походов, истребление евреев во второй половине XII веках в Англии и Северной Франции, широко распространяются обвинения в ритуальных убийствых, кампании по сожжению Талмуда и погромы в XIII века, изгнание евреев из большей части европейских стран в XIV—XV веках[37].

Канадский исследователь, профессор университета Альберты (Эдмонтон) А. Гау показывал взаимосвязь между подъёмом и обострением христианских эсхатологических страхов и распространением и нагнетанием антиеврейской враждебности. Обращение к источникам, созданным на границе народной и учёной культур, привело Гау к выводу, что антисемитские представления переносились из верхнего культурного слоя в нижний. Трансформация социальной и этнической фобии по отношению к евреям в химерический антисемитизм была произведена образованной элитой европейского общества[37]. В XIV—XV веках сочинения об антихристе и конце времён всё в большей степени наполняются антисемитскими элементами; наиболее пугающие образы представлены в немецких текстах. Ряд схоластов пытался доказать несостоятельность представления о евреях как потенциальных слугах антихриста, но господствующим осталось представление, ассоциирующее иудеев с образами Апокалипсиса[37].

В средневековой Европе евреям было запрещено участвовать в общественной экономической деятельности и состоять в гильдиях, в результате чего они с молчаливого согласия суверена нередко находили работу в качестве ростовщиков или сборщиков налогов. Несмотря на то, что евреи обычно не преобладали ни в одной из профессий, они стали ассоциироваться с этими профессиями и, следовательно, с суверенной и финансовой властью. Политические оппоненты обвиняли правителей в том, что они стали «иудействующими». Так, Саймон де Монфор обосновал праведность своего восстания против Генриха III в Англии тем, что король поддерживал экономическую деятельность евреев. По мнению Ниренберга, это основывалось на учении святого Августина о том, что евреев следует терпеть лишьл как отрицательных пример того, что ожидает приверженцев проигравшей и испорченной веры. Сторонник Де Монфора теолог XIII века Роберт Гроссетест в отношении своих оппонентов утверждал, что «такие лорды, подобно евреям, пьют кровь своих подданных»[18].

Мощные антииудаистские настроения способствовали массовому изгнанию или насильственному крещению еврейского населения европейскими монархами. Обширные территории Европы стали зонами, свободными от евреев. Однако это расширило масштабы и диапазон западного антииудаизма, поскольку граница между евреями и неевреями стала размытой. Инквизиция в Испании, направленная на борьбу против тайных иудеев, привела к обвинениям в «еврейских наклонностях» даже за отказ купить яблоко в субботу или кивание головой во время молитвы. В Европе, почти свободной от евреев, каждый потенциально мог быть обвинён в том что он является евреем или «иудействующим»[18].

События из жизни Иисуса, связанные распятием и описанные в Евангелиях, были преобразованы и включены в христианский ритуал и в конечном итоге нашли свое отражение в мистериях и страстных пьесах, ставших популярными общественными мероприятиями в христианских общинах по всей Европе. В свою очередь, эти религиозно-обрядовские пьесы оказали свое влияние на школьные драмы, преподававшие религиозные уроки, и масленичные пьесы (фастнахтшпиль), из которых постепенно развились более современные формы драмы. Эти драматические представления содержали в себе антисемитские предрассудки, имея тенденцию подчёркивать коллективную вину евреев за распятие Иисуса, очернять евреев или традиционных еврейских персонажей, которые выступали в качестве сценического типа, и прямо пропагандировали антисемитское поведение или антисемитские взгляды. Леонард Свидлер[en] и Джерард С. Слоян в своих комментариях к страстной пьесе Обераммергау[en] в отношении образа евреев и иудаизма определяют «проблемные места», «антисемитски заряженные элементы», которые сохраняются в современных версиях этого по-прежнему популярного произведения. Они отмечают литературные формулировки, которые посредством обобщения поощряют обвинение всех евреев как I века, так и всех последующих времён за их неприятие Иисуса и его распятие[38].

Еврейские сценические персонажи традиционно использовались почти исключительно как напоминание о еврейском зле, проявлявшемся в нечестном ростовщичестве, осквернении гостии или убийстве христианских детей в еврейских ритуальных целях. Они изображались злодеями, пособниками дьявола, воплощениями антихриста или мишенями заслуженного христианского гнева или юмора. Позитивные еврейские персонажи на сцене или в поэтических произведениях до XVII века были невозможны, учитывая теологическую цель христианского антисемитизма и более жестокий и репрессивный курс этого антисемитизма после крестовых походов. Само слово «еврей» рано стало проклятием в европейских языках. Вплоть до XIX века простое упоминание еврея имело оскорбительный, осуждающий смысл. Поэтому упоминание еврейства персонажа в любом литературном контексте может означать пренебрежение по отношению к этому персонажу, если только другие литературные свидетельства в том же контексте не противоречат такому пониманию[38].

См. также: Антисемитизм в средневековой Руси

Произведения церковной письменности Киевской Руси содержат полемику с иудейским учением, актуальную как для византийского, так и для русского православия[33]. Антииудейские тенденции усматриваются в наиболее раннем известном оригинальном древнерусском литературном произведении «Слове о законе и благодати» Илариона середины XI века[39]. Наличие резких антииудейских пассажей, по мнению Л. Мюллера, может свидетельствовать, что Слово могло служить собранием материалов для антииудейского полемического документа, но само по себе таковым не являлось, поскольку автор считал, что ушедший в прошлое иудаизм неактуален («иудейство бо преста, и закон отъиде», «Июдея млъчит»)[40].

В Московской Руси на церковных соборах 1488 и 1490 и др. годов состоялось осуждение так называемой «ереси жидовствующих». Большинство «еретиков» были церковными реформаторами различных воззрений, но противники обвиняли их в «жидовстве». Один из наиболее последовательных противников «ереси» новгородский архиепиископ Геннадий поручил большой группе переводчиков под руководством Дмитрия Герасимова выполнить полный перевод Библии с латыни, который был окончен в 1498 году. Затем были переведены западные антииудейские памфлеты «Иудейское безверие» Николая Делира (1501) и «Учителя Самоила Евреина на богоотметные жидове обличительно пророческими речами» (1504). Православными реформистами было спровоцировано появление в XVI веке обширной полемической литературы, включая инвективу Максима Грека в отношении некоего «Исаака Жидовина, волхва и чародея и прелестника» (1517), большое число памфлетов Иосифа Волоцкого и др. Страх перед «ересью», которая якобы исходит от евреев, и традиционный христианский антииудаизм длительное время определяли враждебное отношение русского православия к евреям. Церковь подталкивала власти к антиеврейским акциям, включая поголовное истребление не желавших креститься евреев в завоёванных Иваном Грозным городах, а также к принятию указов, которые запрещали евреям въезд на территорию Московской Руси[33].

Новое время[править | править код]

«Корабль дураков» Себастьяна Бранта 1494 года отражает восприятие англичан раннего Нового времени «еврейства» христианской торговли, как и «Венецианский купец» Шекспира (1598) или «Мальтийский еврей» Кристофера Марлоу (1589)[18].

Члены Баптистской церкви Вестборо с антисемитскими плакатами («Евреи убили Иисуса», «Бог ненавидит евреев» и др.) пикетируют еврейский общественный центр (2010)

Мартин Лютер в своей полемической работе «Иисус Христос родился евреем» (1523) пришёл к выводу, что католическая версия христианства «даже хуже», чем иудаизм, поскольку сосредоточена на плоти и лицемерна. Он обвинял своих оппонентов-папистов в «фарисействе» и пытался убрать еврейское влияние из Слова Божьего. Позднее он занял более жёсткую линию по отношению к реальным евреям («О евреях и их лжи», 1543), что, предположительно, связано с влиянием попыток католиков обвинить в «иудействовании» его самого. Эта линия Лютера привела к насильственному изгнанию евреев к 1570-м годам из большинства немецких земель. Лютер стремился своих оппонентов изобразить ещё большими «евреями», чем сами евреев, обвиняя их в «извращении» таинств и других «еврейских преступлениях». Лютер перевёл дебаты вокруг толкования Священного Писания и слова Божьего на осуждение собственно евреев, превратив призрак иудаизма в «реальную» угрозу[18].

В XIX веке Русская православная церковь ввиду своего традиционного антииудаизма не поддерживала идею предоставления евреям гражданского равноправия. Мыслители, принадлежавшие к русскому религиозному возрождению конца XIX — начала XX века преимущественно продолжали традицию христианского филосемитизма, восходившую к Владимиру Соловьёву. Однако позиция православных мыслителей нередко включала традиционные антииудаистские мотивы[33].

Интерес к идее «колена Данова» снижается в XXI веке вместе с падением социологически фиксируемого антисемитизма[16].

Влияние на светский антисемитизм[править | править код]

В период секулярности теологический христианский антииудаизм не исчез, но продолжил развитие[41]. В условиях распространения всеобщего образования и развития средств коммуникации конспирология получила значительное развитие. Утрата прежнего порядка и крупные революциями порождали новые страхи. Средой для конспирологии стали синкретические религиозные культы, сочетавшие христианство, неоязычество и восточные духовные традиции. В том же направлении действовали светские организации[14]. Происходит смещение дискурса из области богословия в сферу расовой идеологии, переход от христианского антииудаизма к антисемитизму в узком смысле. Расовый, этнический антисемитизм с конца XIX века представляет собой новое явление, сформировавшееся на основе этнического национализма, когда негативное отношение к евреям становится квинтэссенцией для всех модерных ксенофобий. Это отношение получило оформление вначале в Европе, а затем оттуда, в первую очередь, из Франции, было импортировано в Россию, где нашло почву в среде популярной околоправославной апокалиптики[42]. В последней трети XIX века церковная пропаганда в разных странах, широко использующая прессу, обращается к антиеврейской риторике и смешивает темы обвинения евреев, которые вышли из старого христианского антииудаизма с идеями расистской юдофобии, сформировавшимися к этому времени[43]. Определение еврея в качестве «великого мастера лжи» связывает наследие средневекового антииудаизма, христианского или мусульманского, с тематикой «Протоколов сионских мудрецов». Еврейский заговорщик воспринимается как преемник преобразившегося Сатаны, «сионские мудрецы» — как продолжатели его дела. Имеющий корни в средневековом антииудаизме негативный стереотип «вредоносности», сатанинский стереотип, ложится в основу обвинительной схемы, как «ревизионистской», так и «негативистской». Евреи, или, на языке эвфемизмов, представители «мирового сионизма» обвиняются в создании «легенды» о Холокосте — об их собственном уничтожении нацистами[44].

Историк Леон Поляков (1996) отмечал, что христианский антииудаизм не исчез с наступлением эпохи науки. С появлением антисемитизма «для неискоренимых чувств и ресентимента христианского Запада потребовалось быть выраженными в новом словаре». По мнению Жанны Фавре-Саады, причина сохранения этой враждебности заключается в сохранении поддерживавшей её культуры — комплекс представлений и христианских обычаев относительно евреев, распространявшихся и передаваемых на протяжении девятнадцати столетий посредством различных средств коммуникации: богословия, литургии, закона, предикативности, катехизиса, семейного воспитания, частных мнений. В эпоху науки церковь посещает меньше христиан, но религиозные представления продолжают влиять на массовое сознание[45].

Историк и политолог Вальтер Лакер писал, что переход от религиозного антисемитизма к расовому был достаточно плавным. По мнению Лакера, расовый антисемитизм мог быть воспринят в основном теми, чьё образование веками базировалось на антисемитской религиозной доктрине с акцентом на обвинении евреев в распятии Христа[46]. Стивен Баум[en] отмечает связь между расовым антисемитизмом и средневековым инквизиционным принципом «чистоты крови[en]»[47].

Историк Уриэль Таль[de] в книге «Иудаизм и христианство во Втором рейхе» делил расовый антисемитизм на «христианский» и «антихристианский». По мнению Таля, христианство было основой антисемитизма даже для отошедших от религии немцев. Таль писал, что «возникло определённое наследственное развитие христианской антисемитской традиции, а, с другой стороны, в нём существовало некое сопротивление самому христианству, которое само опиралось на еврейские источники»[48][49].

Антисемитская идеология нацизма заимствовала многие элементы из христианского антииудаизма, вписав их в рамки тоталитаризма[50].

Некоторые авторы считают, что нацистский антисемитизм с его программой уничтожения евреев вдохновили в том числе антиеврейские проповеди Иоанна Златоуста. Стивен Кац интерпретирует тексты Златоуста как «решающий поворот в истории христианского антииудаизма, поворот, окончательным уродливым последствием которого стал политический антисемитизм Адольфа Гитлера»[28]. Во время Второй мировой войны нацистская партия в Германии использовала тексты Златоуста для оправдания геноцида евреев в глазах немецких и австрийских христиан. Его работы часто цитировались и переиздавались[51][30]. Стивен Джейкобс[en] считает, что подлые насмешки над евреями, искажения, казуистика и даже богохульство в словах Златоуста, о которых ранее писал англиканский священник Джеймс Паркс[en], продолжались до XX века, включая также проповеди исламских имамов[30].

Преодоление[править | править код]

Католики и протестанты «сняли» с иудеев «вину» за распятье Христа и исключили любые антиудейские намёки из своих богослужебных текстов, тогда как в русском православии ситуация остаётся неоднозначной. В марте 1993 года в Афинах состоялась встреча православных священнослужителей с раввинами, на которой обсуждался вопрос антииудейских материалов в литургических текстах православной церкви. Это событие вызвало резкую негативную реакцию у православных фундаменталистов, которые увидели в этом святотатство и признак апостасии[52].

После Второй мировой войны христианские церкви осудили использование нацистами произведений Златоуста, объяснив его слова ссылкой на исторический контекст. Вальтер Лакер отмечает, что в IV веке общий дискурс был жестоким и агрессивным и что в то время, когда христианская церковь боролась за выживание и признание, милосердие и прощение не были востребованы[51].

Примечания[править | править код]

  1. ↑ 1 2 3 4 Gelber, 1985, p. 4.
  2. ↑ Gelber, 1985, p. 3—5.
  3. ↑ 1 2 Gelber, 1985, pp. 3—4.
  4. ↑ Favret-Saada, 2014, pp. 335—336.
  5. ↑ Favret-Saada, 2014, p. 335.
  6. ↑ Favret-Saada, 2014, pp. 337—338.
  7. ↑ Favret-Saada, 2014, p. 337.
  8. ↑ Favret-Saada, 2014, p. 338.
  9. ↑ Favret-Saada, 2014, pp. 335—340.
  10. ↑ Favret-Saada, 2014, pp. 336—337.
  11. ↑ 1 2 Gelber, 1985, p. 3.
  12. ↑ Дудаков, 1993, с. 14—15.
  13. ↑ 1 2 Gelber, 1985, pp. 4—5.
  14. ↑ 1 2 Глухов, 2023, с. 197.
  15. ↑ Агаджанян, 2018, с. 351—352.
  16. ↑ 1 2 Агаджанян, 2018, с. 352.
  17. ↑ 1 2 Gelber, 1985, p. 5.
  18. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Smith, 2014.
  19. ↑ Поляков, 1997, с. 23—24.
  20. ↑ Лунева, 2018, с. 31—32.
  21. ↑ Harrington, 2000, p. 78.
  22. ↑ Antisemitism: a historical encyclopedia, 2005, p. 168—169.
  23. ↑ Wilken, 2004, p. xv.
  24. ↑ Encyclopaedia Judaica, 2007.
  25. ↑ Wilken, 2004, p. 113.
  26. ↑ Джонсон, 2001, с. 189—190.
  27. ↑ Brustein, 2003, p. 52.
  28. ↑ 1 2 Katz, 1999, p. 52.
  29. ↑ Stroumsa, 1999, p. 139.
  30. ↑ 1 2 3 Jacobs, 2020, p. 1.
  31. ↑ Чайковский, 1994, с. 128.
  32. ↑ Джонсон, 2001, с. 189.
  33. ↑ 1 2 3 4 Православие — ЭЕЭ.
  34. ↑ Linder, 1987, p. 280—283, 307—308.
  35. ↑ Стоу, 2007, с. 41—42.
  36. ↑ Дмитриев, 2011, с. 11.
  37. ↑ 1 2 3 Дмитриев, 2021.
  38. ↑ 1 2 Gelber, 1985, p. 6.
  39. ↑ Розов, 1987.
  40. ↑ Мюллер, 2000.
  41. ↑ Тагиефф, 2011, с. 265.
  42. ↑ Агаджанян, 2018, с. 353.
  43. ↑ Тагиефф, 2011, с. 124.
  44. ↑ Тагиефф, 2011, с. 284—285.
  45. ↑ Favret-Saada, 2014, p. 336.
  46. ↑ Лакер, 2000, с. 50.
  47. ↑ Баум, 2009, с. 182—183.
  48. ↑ Михман, 2001, с. 78.
  49. ↑ Кошелев, 2004.
  50. ↑ Favret-Saada, 2014, p. 339.
  51. ↑ 1 2 Laqueur, 2006, p. 47—48.
  52. ↑ Шнирельман, 2017, с. 536.

Литература[править | править код]

Источник — https://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=Христианский_антисемитизм&oldid=137164823