Соллогуб, Владимир Александрович

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Соллогуб.

Владимир Александрович Соллогуб
Дата рождения	8 (20) августа 1813
Место рождения	Санкт-Петербург, Российская империя
Дата смерти	5 (17) июня 1882 (68 лет)
Место смерти	Гамбург, Германская империя
Гражданство (подданство)	Российская империя
Образование	Тартуский университет
Род деятельности	либреттист, драматург, писатель, дипломат, прозаик, переводчик, поэт
Язык произведений	русский
Награды
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе
Цитаты в Викицитатнике

Граф Влади́мир Алекса́ндрович Соллогу́б (8 [20] августа 1813, Санкт-Петербург — 5 [17] июня 1882, Гамбург) — русский прозаик, драматург, поэт, мемуарист из литовского рода Соллогубов. Младший брат дипломата Льва Соллогуба.

Выросший в аристократический семье и получивший прекрасное домашнее образование, В. А. Соллогуб хорошо знал представителей высшего света и часто изображал их в своих произведениях. Первоначальную известность получил как автор светских повестей, в которых создал галерею лощёных дам и кавалеров пушкинского времени. Подпав под влияние Гоголя, в 1840-е годы разделял художественные принципы так называемой натуральной школы. В более поздний период своего творчества Соллогуб главным образом работал в области драматургии, писал водевили и лишь в конце жизни взялся за роман.

Оценки творчества писателя современниками кардинально расходились: одни приветствовали в нём многообещающий талант, другие высмеивали его произведения как дилетантские и подражательные. Современные литературоведы констатируют, что светские повести Соллогуба стали заметным явлением в русской литературе 1830-х и 1840-х годов.

Биография

Происхождение

Александр Иванович и Софья Ивановна Соллогубы

« От отца моего я наследовал впечатлительность, причинившую мне много горя, от матери — чутьё истины, создавшее мне много врагов. Оттого в моей литературной карьере всегда перепутывались две стихии. »

— В. А. Соллогуб

Соллогуб происходил из весьма богатой высшей аристократии, приближенной ко двору. Его дед Ян Соллогуб, адъютант польского короля и крупный литовский магнат, увеличил своё состояние до 80 тысяч душ благодаря браку с дочерью царского родственника Л. А. Нарышкина. Александр Соллогуб (1787—1843), отец писателя, довольно быстро растратил свою долю отцовского состояния. Он имел придворный чин церемониймейстера, но более всего был известен светскому Петербургу как образцовый денди. Так, именно о нём говорит черновая строчка I-й главы «Евгения Онегина» А. С. Пушкина — «Гуляет вечный Соллогуб». Его любовь к театру, музыке и живописи сказалась на воспитании сына.

Матери писателя, Софье Ивановне (в девичестве Архарова; 1791—1854), оказывал благоволение император Александр I, любивший подолгу беседовать с нею. Именно ей, более сдержанной и серьёзной, любительнице отечественной словесности, были адресованы «Письма графине С. И. С. о русских поэтах» П. А. Плетнёва. Бабушкой Соллогуба по матери была Екатерина Александровна Архарова, «хранительница старомосковских традиций», а дедом — легендарный московский градоначальник И. П. Архаров. Таким образом, семья будущего писателя имела отношение и к чиновно-придворному Петербургу, и к барской Москве с её патриархальным укладом. На писателя в детстве оказал влияние сам факт свойства с семейством А. Н. Оленина, президента Академии художеств, который приходился двоюродным братом Е. Архаровой. Визиты в его дом познакомили юного Соллогуба с рядом известных писателей, таких как И. А. Крылов, Н. И. Гнедич, А. С. Пушкин и А. С. Грибоедов; именно здесь он «начал уважать искусство».

Детство и учёба в Дерпте

Обучение, которому родители уделяли очень большое значение, Соллогуб первоначально проходил на дому. При этом в число его преподавателей входили П. А. Плетнёв как учитель словесности и протоиерей И. С. Кочетов как законоучитель. Гувернёром юного Соллогуба был Эрнест Шаррьер (Шарьер), французский драматург, историк и поэт, будущий переводчик «Записок охотника» И. С. Тургенева на французский. Он пробудил любовь к литературе у будущего писателя. Зимой будущий писатель в основном находился в Петербурге, а летом — в Павловске. Пребывание в обоих городах позволяло ему общаться со сверстниками, принадлежавшими к придворно-аристократическому кругу. Владимир, несмотря на то, что был «тогда очень дурен собой», выделялся своей бойкостью и остроумием и был часто зван в гости, ибо «умел оживлять и веселить». Среди развлечений было участие в придворных спектаклях (а также участие в любительских спектаклях и живых картинах, устраиваемых его отцом, где последний также выступал актёром и певцом). В 1819—1820 годах Соллогуб совершил вместе с родителями и своим братом Львом путешествие в Париж. Летом 1822 года мальчик совершил поездку в имение матери Никольское Симбирской губернии, которая обернулась открытием нового для него мира русской провинции. Управлял имением в то время В. И. Григорович, отец Д. В. Григоровича, общавшегося с писателем в 1840—1860-е годы.

Главное здание Тартуского (бывший Дерптского) университета

Желая связать дальнейшую жизнь с дипломатической карьерой, будущий писатель в 1829 году поступает на философский факультет Дерптского университета. Ввиду понижения материального благополучия семьи, быт Соллогуба-студента был весьма скромен, однако будущий писатель был не прочь поучаствовать в студенческих игрищах, подражая во многом поэту Н. М. Языкову, также учившемуся прежде в Дерпте. Здесь будущий писатель общается с В. А. Жуковским, семейством Карамзиных, особенно с Андреем Карамзиным (в то время также студент), П. А. Вяземским, будущими хирургами Н. И. Пироговым и Ф. И. Иноземцевым и юристами П. Г. Редкиным и П. Д. Калмыковым, И. Ф. Золотарёвым, Ю. Арнольдом. Соллогуб становится посетителем ряда литературно-музыкальных салонов: ландрата К. Г. Липгардта, профессора В. М. Перевощикова и И. Ф. Мойера. Помимо учёбы граф занимался музыкой, сочинительством, участвовал в любительских спектаклях, «… как подобает настоящему буршу, бражничая, фехтуя, волочась за бюргерскими дочками».

Учёба и пребывание в Дерпте оставили след в судьбе поэта, найдя отражение в ряде произведений (повести «Два студента», «Аптекарша» и рассказ «Неоконченные повести») и повлияв на будущее сближение с Н. М. Языковым. Местом проведения летних вакаций были избраны те же Петербург и Павловск. Именно здесь в 1831 году судьба сводит его с Н. В. Гоголем, который на тот момент являлся гувернёром слабоумного графа В. А. Васильчикова, который приходился Соллогубу двоюродным братом. В том же году будущий писатель знакомится и с А. С. Пушкиным. Университет он окончил в 1834 году лишь «действительным студентом» вместо «кандидата». Причины этого сам Соллогуб видел в неудаче на экзаменах и конфликте с одним из профессоров.

Начало служебной и литературной карьеры

После окончания Дерптского университета Соллогубу присвоили чин губернского секретаря. Сначала он поступает на службу в Министерство иностранных дел и состоит в качестве атташе при русском посольстве в Вене. Однако из-за отсутствия склонности к службе дипломатом он возвращается в Россию и 19 января 1835 года, после возвращения на родину, начинает карьеру уже при Министерстве внутренних дел как чиновник особых поручений (при тверском губернаторе). Во время частых командировок в провинцию — Харьков, Смоленск, Витебск, Тверь — основной задачей Соллогуба было описание губерний; поездка в Тверь, кроме того, имела своей целью разыскивание сведений о раскольниках.

М. А. Бакунин о службе Соллогуба в Твери

Граф Соллогуб много времени проводил не на службе, а в своём имении близ Твери. Бакунин так описал один из эпизодов сей жизни:
Глаз на глаз с Соллогубом провёл целую неделю в старом его доме, в ста верстах от Твери. Мы читали вместе Гофмана, пили по три бутылки вина в день, фантазировали, а когда надоедало, так опять пускались в путь в другую деревню графа…

Бакунин. Письмо к А. П. Ефремову от 10 декабря 1835 года

В начале 1838 года Соллогуб посвятил своё время занятиям при канцелярии министра. 19 апреля он получил задание составить полное статистическое описание Симбирской губернии, которое с перерывом было завершено в сентябре 1839 года и хранится в Российском государственном историческом архиве. 26 февраля 1839 года, прервав составление описания, ему поручили расследовать незаконную вырубку казённых лесов в Устюжском и Весьегонском уездах, с чем он справился к 12 апреля того же года. В конце мая состоялась новая поездка в Устюжну и вернулся, скорее всего, в июле — августе. В письме Андрею Карамзину Соллогуб охарактеризует данный период так: «Вот моя жизнь … большая дорога, по которой часто приходится ездить в тележке». Однако Соллогуб не оставляет в стороне и светскую, и литературную жизнь, в которых активно участвует во время частого времяпрепровождения в Петербурге. Он добивается известности своим остроумием, а также как прекрасный танцор, однако некоторые, как то А. Я. Панаева и Д. В. Григорович, отмечали двойственность поведения молодого человека то в свете, то среди литераторов.

Первые шаги в литературе относятся ко времени 15-летия Соллогуба. Им свойственны дух салонного дилетантизма и черты откровенной подражательности, традиционные эпитеты и отсутствие конкретики в образах. К этим первым опытам относятся стихотворения на русском и французском языках, куплеты для домашних и студенческих спектаклей, эпиграммы, элегии, шуточные стихи, перевод в прозе «Stances for music» Дж. Г. Байрона. Наиболее крупным, по свидетельству литературоведа А. С. Немзера, текстом является романтическая поэма «Стан». Вхождение в салон Карамзиных, посетителями которого были Пушкин, Вяземский, Жуковский, А. Тургенев и позднее М. Ю. Лермонтов, позволило ему и далее укреплять литературные связи. Именно здесь «Вольдемар», «Вово» Соллогуб, как называли его в переписке сами Карамзины, читал свои первые литературные опыты с жалобами на ничтожность большого света. Первые же светские повести Соллогуб, не публикуя, также читал в салонах и друзьям.

К первой половине 1830-х годов, то есть ещё до литературного дебюта Соллогуба в «Современнике» с рассказом «Три жениха» (1837), относятся первые упоминания о нём у литераторов старшего круга. Так, ещё в 1832 году в числе возможных участников нового журнала, предлагаемого Жуковским, последний называет и Соллогуба. Также в числе возможных участников в 1836 году он упоминается для «Русского сборника» А. А. Краевского и В. Ф. Одоевского и альманаха Вяземского «Старина и новизна», который не вышел. Кроме того, известна попытка писателя в 1835 году написать либретто для оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя», которое, однако, композитору не понравилось.

В. Ф. Одоевский, проза которого оказала влияние на молодого Соллогуба

Исследователи считают, что именно в первой половине 1830-х годов вышло за рамки чисто светского знакомство Соллогуба и Пушкина и что будущее активное участие писателя в «Отечественных записках» не было случайным. Несмотря на последующую смерть поэта, Соллогуб как литератор остался вхож в «пушкинский круг». Об этом свидетельствуют публикации его прозы в «Современнике» («Два студента», 1838, т. IX), «Литературных прибавлениях к „Русскому инвалиду“» («Сережа», 1838, № 15; понравился многим, включая В. Г. Белинского), обновлённых «Отечественных записках». Он входит в число постоянных посетителей салонов Карамзиных и В. Ф. Одоевского. Именно влияние прозы последнего, как музыкальной, так и светской, специалисты отмечают в повести Соллогуба «История двух калош». Она была опубликована в 1839 году в «Отечественных записках» (№ 1) и имела у читателей большой успех, позволив графу войти в первый ряд беллетристов и стать «удачным посредником между аристократией и демократизирующейся литературой». В свою очередь, посещение салона Карамзиных также имело своё влияние: видимо, в начале 1839 года именно здесь и происходит сближение Соллогуба с М. Ю. Лермонтовым. В то же время писатель стал вхож в круг Виельгорских, который стал для него третьей школой и научил «понимать» искусство. Со временем Соллогуб стал там «запевалой»: он привносил в этот дом «русский дух, русскую речь и интерес к русской литературе». Для знакомого с литературными обстоятельствами Соллогуба переход конца 1830-х годов из мельчавшего плетнёвского «Современника» в «Отечественные записки» А. Краевского, Одоевского и Белинского был, по определению В. Э. Вацуро, актом «литературного самоопределения», и вскоре имя писателя стало прочно ассоциироваться с этим журналом.

Художник Г. Г. Гагарин в конце 1830-х годов

31 августа 1839 года Соллогуба откомандировали в Симбирскую губернию; выехал он в середине сентября. К концу сентября — началу октября 1839 года относится отправка в Казань Соллогуба и художника князя Г. Г. Гагарина, составивших творческий тандем. Кузен художника князь И. С. Гагарин в письме Вяземскому от 30 сентября 1839 года характеризует его так: «союз романиста и художника для использования couleur locale», что, по сути, отражает первоначальный замысел будущего издания. Уже зимой 1840 года работа вынесена на обсуждение в петербургские светско-литературные салоны, например, Одоевского и Карамзиных. Текст Соллогуба в «пушкинском кругу» получил скептическую оценку. Тем не менее, семь глав из «Тарантаса» были опубликованы в 1840 году в «Отечественных записках» (№ 10) с пометкой редакции об выходе отдельной книги.

В конце 1839 года Соллогубу был пожалован чин камер-юнкера (перед этим титулярного советника). В 1842 году Соллогуб занимает должность столоначальника (коллежского асессора) в Государственной канцелярии. В том же году по переименованию стал экспедитором. Писатель не остался в стороне, когда дело коснулось хлопот об освобождении А. И. Герцена из ссылки в Новгород. В 1843—1844 годах Соллогуб вместе с семьёй жены совершает поездку в Европу (Германия, Париж, Ницца). Пребывание в Баден-Бадене (июль — август 1843 года) и Ницце (осень 1843 — зима 1844 года) ознаменовалось общением с А. О. Смирновой-Россет и Н. В. Гоголем. Последний после прочтения незавершённого варианта «Тарантаса» дал автору ряд литературных советов. Возможно, именно Гоголь оказал влияние на переработку повести.

Великая княжна Мария Николаевна, по чьему заказу был написан «Большой свет»

В 1840 году в «Отечественных записках» (№ 3) выходит его повесть «Большой свет», которая была написана, по воспоминаниям самого Соллогуба, писавшего водевили и куплеты для двора, по заказу великой княгини Марии Николаевны и посвящена ей. В качестве прототипа одного из героев был предложен Лермонтов из-за его выходки на маскараде (в ночь на 1 января 1840 года) в отношении великих княжон или императрицы, а в качестве темы — любовь самого писателя к фрейлине императрицы С. М. Виельгорской. Соллогуб взялся за написание повести в январе — апреле 1839 года, а уже в мае первая часть была отослана В. Ф. Одоевскому для поиска подходящих эпиграфов к главам. Она же предварительно читалась императорской семье весной 1839 года. Вторая часть появилась почти через год.

1841 год для Соллогуба-писателя ознаменовался выходом в Санкт-Петербурге сборника «На сон грядущий. Отрывки из вседневной жизни» (I часть), вторая часть сборника была издана в 1843 году. В сборник вошли созданные за небольшое время около 20 повестей и рассказов. Ввиду большого успеха в 1844—1845 годах вышло переиздание со включением «Неоконченных повестей», что было необычным для того времени. Переиздание первой части сборника «На сон грядущий» высоко оценил в своём отзыве Белинский. И. В. Киреевский характерными чертами произведений сборника назвал «вкус и неподдельное чувство», написав в рецензии про сами повести: «необыкновенно увлекательны, язык простой и верный, рассказ живой, чувства в самом деле чувствованные». Повесть «Аптекарша» удостоилась высокого отзыва от В. Г. Белинского в 1842 году: «Давно уже мы не читали по-русски ничего столь прекрасного по глубоко гуманному содержанию, тонкому чувству такта, по мастерству формы…». Именно середина 1840-х годов стала для Соллогуба периодом наибольшей популярности. Он, по воспоминаниям И. И. Панаева, «сделался самым любимым и модным беллетристом».

В 1842 году выходит статья писателя «О литературной совестливости», во многом направленная против «коммерческого» направления в литературе того времени и первоначально более резкая, чем в окончательном, печатном варианте. Ответом на статью стал отзыв о ней Ф. В. Булгарина, с этого момента — противника Соллогуба.

Помимо светской повести, Соллогуб в данный период пробует себя в физиологическом очерке («Медведь»), водевиле («Лев», 1841 год), лирической исповеди («Приключение на железной дороге», 1842 год).

П. Д. Боборыкин о Соллогубе

В своих воспоминаниях Боборыкин так отозвался о писателе:
В таких людях, как гр. Соллогуб, надо различать две половины: личность известного нравственного склада, продукт барски-дилетантской среды с разными «провинностями и шалушками», и человека, преданного идее искусства и вообще, и в области литературного творчества. В нём сидел нелицемерный культ Пушкина и Гоголя; он … способен был поддержать своим сочувствием всякое новое дарование

Боборыкин. За полвека (Мои воспоминания)

Мемуаристы, наряду с аристократической манерностью Соллогуба и иногда даже высокомерием, отмечали в нём такие черты, как сильная любовь к литературе и повышенный интерес к новым талантам. «Бедные люди» Ф. М. Достоевского и «Свои люди — сочтёмся» А. Н. Островского были высоко оценены им, хотя впоследствии об Островском он был невысокого мнения, о чём писал графине С. А. Толстой. Так же хорошо были восприняты им Тургенев и А. К. Толстой. В целом все крупные писатели его времени удостоились в мемуарах хороших отзывов (например, о «блистательном поприще» Некрасова). В декабре 1850 года в Москве состоялось знакомство с Л. Н. Толстым, а в августе 1866 года — посещение Ясной Поляны. В 1846 году в результате инициативы Соллогуба было основано благотворительное Общество посещения бедных под попечительством герцога Максимилиана Лейхтенбергского. Соллогуб часто бывал в Нижнем Новгороде, останавливаясь у Н. В. Шереметева.

Осенью 1844 года датируется написание либретто для оперы А. Ф. Львова «Ундина». Либретто основано на переложении Жуковского сказки Ф. де Ла Мотт Фуке. Постановка состоялась в 1848 году и была возобновлена в 1860 году.

1844 год ознаменовался для Соллогуба сдвигом в деле опубликования «Тарантаса». Так, Жуковскому в конце сентября этого года он написал: «Тарантас проехал через цензуру, хотя и задел немного колёсами». В октябре А. В. Никитенко, первоначально выдвинув на рассмотрение цензурного комитета ряд мест произведения, тем не менее, выдаёт цензурное разрешение. Повесть под названием «Тарантас. Путевые впечатления» вышла в 1845 году в Петербурге в виде роскошного издания тиражом 5000 экземпляров. За выходом книги последовал огромный успех среди читателей. Что касается критики, то здесь разгорелась полемика, во многом из-за сложности авторской позиции. Однако, несмотря на саму противоположность отзывов, они повлияли на успех книги и укрепили литературный авторитет писателя

В 1845—1846 годах в двух книгах публикуется сборник «Вчера и сегодня», составителем которого выступил Соллогуб. Во «Вчера и сегодня» были включены произведения Лермонтова, Жуковского, стихотворения Вяземского, Языкова, графини Ростопчиной, Бенедиктова, А. Н. Майкова и других, проза А. К. Толстого. Сборник включал также и повести самого Соллогуба: 1-я книга «Собачку» (посвящена М. С. Щепкину), а 2-я — «Воспитанницу» (посвящена Гоголю). Оба произведения представляют собой цикл «Теменевская ярмарка».

В. Г. Белинский в 1843 году

Сезон 1845—1846 годов в плане драматургии был отмечен для Соллогуба постановкой в Александринском театре т. н. «шутки» «Букеты, или Петербургское цветобесие» (1845). Несмотря на общий успех, пьесой остался недоволен цесаревич Александр Николаевич. Белинский в своей рецензии скептично отнёсся к произведению, хотя в то же время признал авторский талант. По мнению Немзера, если рассматривать эту рецензию вкупе с отзывами на «Тарантас», то можно сделать вывод о том, что Белинский рассматривал Соллогуба как тактического союзника «натуральной школы». Несмотря на дистанцированность писателя от круга Белинского, в составе «Петербургского сборника» Некрасова в 1846 году выходит и стихотворение Соллогуба «Мой Autographe». Исследователи расценивают этот шаг писателя, возможно, самого популярного на то время, как знак его солидарности с «натуральной школой».

В 1846 году выходит ряд повестей Соллогуба, таких как «Две минуты», «Княгиня», «Бал». Все они построены на прежних с вариациями мотивах. Они остались незамеченными, о чём свидетельствует неупоминание их Белинским в его «Взгляде на русскую литературу 1846 г.». Успеха не имели «Метель» и «Старушка» — последние повести Соллогуба. В 1847 году Соллогуб начинает публиковаться в газете «Петербургские ведомости», выпуская постоянно публицистические и литературно-критические статьи , в том числе с обозрениями текущих событий города.

В этот период Соллогуб пробует себя в новых жанрах: народном рассказе («Нечистая сила»), фельетоне («Записки петербургского жителя»), фельетонах и заметках о музыкальной жизни. Большого успеха, однако, эти произведения не имели. Получив в 1845 году чин надворного советника, а в 1848 году — коллежского, и выйдя в том же году в отставку по неизвестной причине, писатель на год переселяется в село Никольское, иногда бывая в Москве. В это время им ведётся работа над трагедией «Местничество», опубликованной в 1849 году. Пьеса посвящена эпохе царствования Феодора Алексеевича, и Соллогуб надеялся на успех, который всё-таки состоялся.

Во время своего пребывания на Сергиевских серных водах в Оренбургской губернии в июне 1848 года писатель встречался с И. С. Аксаковым и обсуждал с ним трагедию. Уже в феврале 1849 года в доме А. И. Кошелева он прочитывает её. Несмотря на то, что славянофилы с пренебрежением относились к предыдущим произведениям автора и «Местничество» не приняли, они положительно отозвались о некоторых особенностях трагедии. В целом вторая половина 1840-х годов ознаменовалась для Соллогуба тем, что современники уже, по выражению А. Л. Осповата, перестали ощущать его в литературе.

Служба на Кавказе и поездки в Европу

М. С. Воронцов, при котором служил на Кавказе Соллогуб

Во второй половине 1850 года Соллогуб возвращается на службу в Министерство внутренних дел — на этот раз при наместнике кавказском и генерал-губернаторе новороссийском князе М. С. Воронцове (в центральном статистическом комитете). Прибытие на место службы датируют февралём или мартом 1851 года. В 1852 году граф получает чин статского советника. Во время пребывания в Тифлисе Соллогуб взял на себя организацию русского театра, развернув также активное сотрудничество с газетой «Кавказ». В это время он публикует этнографические очерки (позднее — цикл «Салалакские досуги») и стихотворения («Тифлисская ночь», «Дышит город негой ночи…» и прочие — 1854 год). В 1854 году выходят главы повести «Иван Васильевич на Кавказе», которая, судя по всему, не была окончена. В 1855 году Соллогуб с Е. А. Вердеревским выпускают «закавказский альманах» «Зурна» со своей пьесой «Ночь перед свадьбой, или Грузия через тысячу лет». Разбору альманаха он посвящает статью «Несколько слов о начале кавказской словесности» (1855), где ратует за «настоящее просвещение края». В 1857 году Соллогуб публикует этнографическую «Ночь в Духане. Драматический очерк закавказских нравов». Активная деятельность в общественной жизни (кроме упомянутого, устроение благотворительных вечеров и спектаклей на им же написанные пьесы) помогла стать писателю в Тифлисе «центральной личностью».

По поручению Воронцова Соллогуб берётся за написание «Биографии ген. ‹П. С.› Котляревского», которую опубликует с посвящением своему начальнику. Книга была написана с опорой на документы; она описывает, среди прочего, положение в Закавказье во время Персидского похода 1796 года, русско-персидской войны 1804—1813 годов, а также Грузии в 1801 году, накануне присоединения к России, и в более позднее время. В 1852—1853 годах в Тифлисе под редакцией писателя были изданы первая и вторая книги «Записок Кавказского отдела Императорского Русского географического общества»

На начало Крымской войны (1853—1856) Соллогуб откликнулся патриотической одой-симфонией «Россия перед врагами» (оканчивалась гимном «Боже, царя храни…»), написанной совместно с Вердеревским и опубликованной в 1854 году, сочинением солдатских песен, используемых как листовки. Личные наблюдения во время службы Соллогуб воплотил в публицистических циклах «Кавказ в восточном вопросе, ещё вопрос парижским биографам Шамиля» (1855), «Год военных действий за Кавказом» (1857).

После того как на Кавказ был назначен новый наместник Н. Н. Муравьёв (Карсский), не расположенный к Соллогубу, последний по его воле вернулся в Петербург. Именно его пригласили организовать праздник при дворе, когда стало известно о прибытии королевы Нидерландской. За два дня писатель сочинил несохранившуюся пьесу о Петре I и русском флоте и сыграл в самой постановке с актрисой Самойловой. В 1856 году писатель поступил на службу чиновником особых поручений при Министерстве императорского двора и вскоре ему присвоили звание камергера и чин действительного статского советника. Именно на Соллогуба как придворного историографа первоначально было возложено составление официального описания коронации Александра II, но планам помешала смерть тестя 28 августа 1856 года, накануне церемонии.

Н. Ф. Павлов и Н. А. Добролюбов, критика которых повлияла на литературную судьбу Соллогуба

К 1856 году относится комедия «Чиновник», поставленная в том же году в Александринском театре. Пьеса вызвала в обществе хоть и непродолжительный, но всё же сильный резонанс. Как любительский спектакль комедия была поставлена на домашней сцене великой княгини Марии Николаевны и была удостоена просмотра императором. Александр II одобрил пьесу, содержавшую «очень много смелых вещей о безнравственности, то есть о воровстве … властей». И публикацию, и сам спектакль со стороны критиков ожидали противоречивые отзывы. Помимо резкой критики фразёрства главного героя со стороны Н. М. Львова, комедию ждал ещё более жёсткий «Разбор комедии … „Чиновник“» Н. Ф. Павлова, которого поддержали Н. Г. Чернышевский, Тургенев (со слов Н. А. Мельгунова), Герцен. По мнению исследователей, именно из-за «Разбора…» Павлова Соллогуб оказался вне современной ему высокой литературы. В 1855—1856 годах выходит пятитомное «Сочинения» Соллогуба. Н. А. Добролюбов в своей статье «Сочинения графа Соллогуба» продолжил линию Павлова, дискредитировав уже всё творчество писателя как литературный анахронизм. Как показала сверка «Сочинений» с первыми публикациями, Соллогуб провёл правку текстов — большей частью стилистическую, в то время как существенные изменения и дополнения он вносил, как правило, лишь в повторные публикации, выходившие до собрания сочинений.

Затем к Соллогубу поступает предложение от нового кавказского наместника князя А. И. Барятинского, знакомого с писателем с отрочества, и он в надежде на должность губернатора снова приезжает в Тифлис. Однако вскоре из-за разрыва с Барятинским Соллогуб оставляет Кавказ.

Получив поручение от министра императорского двора графа В. Ф. Адлерберга, Соллогуб отправляется в поездку по Европе для знакомства с обстоятельствами театрального дела. Приезд в Париж обернулся для писателя знакомством с литераторами (А. Дюма, А. Мюрже, Э. Скриб и прочие), композиторами (Дж. Россини, Дж. Мейербер) и артистами. В 1859 году в парижском театре «Gymnase» состоялась премьера постановки пьесы Соллогуба «Une prevue d’amite» («Доказательство дружбы»), написанной на французском языке. За перевод повестей писателя на французский берётся К. Мармье (издавались в 1856, 1857, 1864 годах). В 1861 году в Париже выходит перевод «Дворянского гнезда» Тургенева, выполненный Соллогубом совместно с А. де Колонна. Отзывом на парижские музыкальные дискуссии стала брошюра «Les’ musiciens contre musique» (1860). Кроме Парижа, Соллогуб побывал в Вене, Лондоне, Берлине. В 1859 году Соллогуб возвращается в Россию. Итогом поездки стала докладная записка о реформировании императорских театров. В 1868 году писатель также публикует в «Антракте» статью «О русском театре», отстаивающую необходимость открытия в России частных театров.

Мыза Карлово в 2010 году

В 1858 году в честь столетия русского театра состоялся конкурс на лучшую пьесу, на котором победила комедия Соллогуба «Тридцатое августа 1756 года». Для постановки пьесы были отведены юбилейные дни в Петербургском Большом театре.

В 1859 году Соллогуб перебирается в Дерпт, находясь на службе чиновником особых поручений при остзейских генерал-губернаторах. Местом жительства становится т. н. мыза Карлово на окраинах города, бывшая летняя резиденция Ф. Булгарина. При этом он совершает частые поездки в Петербург, Москву и Европу (Германия и Париж). Будучи в Риге, Соллогуб пишет статью «О квасном патриотизме» (1861), в которой сравнивает русские и остзейские строгие порядки, отдавая предпочтение последним. В планах было опубликовать статью в «Северной пчеле», где должен был также быть полемический ответ на неё. Однако к публикации статья не была допущена Санкт-Петербургским цензурным комитетом и Главным управлением цензуры: они не пожелали портить отношений с остзейскими немцами.

Последние годы жизни

В 1860-е годы формируется противостоящее новой словесности содружество, куда входили Соллогуб, Одоевский, М. П. Погодин, С. А. Соболевский и Вяземский. Целью содружества, периферийного в отношении прочих, было сохранить традиции литературных салонов 1830-х годов с чтением произведений и обсуждением их. В 1861 году состоялся юбилей Вяземского, и Соллогуб, среди прочих, принял активную деятельность в подготовке его празднования. Непосредственно во время торжества 2 марта ему доверили читать приветственные куплеты. Как автор Соллогуб отозвался на это событие отчётом о нём и брошюрой «Юбилей 50-летней литературной деятельности акад. кн. П. А. Вяземского». Куплеты были опубликованы Н. Гречем в «Северной пчеле» в том же году.

Д. Д. Минаев, автор пародий на В. А. Соллогуба

Реакция молодых радикальных литераторов на юбилей и в первую очередь на куплеты Соллогуба была резко негативной. Рупором стал журнал «Искра»: именно здесь выходят оскорбительные для юбиляра и самого графа пародия Вас. С. Курочкина («Стансы на будущий юбилей русско-французской водевильной и литературной деятельности Тараха Толерансова») и высмеивающая их «Праздная суета. Стихотворение великосветского поэта графа Чужеземцева» Д. Д. Минаева, снабжённая издевательским посвящением писателю и пометкой «пер. с франц.».

Ответом на скандал со стороны Вяземского стало стихотворение «Графу Соллогубу». Однако для критиков «Искры» и прочих радикальных изданий Соллогуб уже превратился в постоянный объект для насмешек, в частности, за свою галломанию и французские пьесы.

13 марта 1865 года, по предложению М. П. Погодина, Соллогуба избирают действительным членом Общества любителей российской словесности при Московском университете. Именно здесь 28 марта 1865 года он прочитал «Из воспоминаний о Пушкине и Гоголе», чем положил начало своей мемуарной линии. На воспоминания резким возмущением ответила «левая» пресса: примером служат стихотворение Минаева «В кругу друзей у камелька» («У камелька») и пародия «Литературные воспоминания Маслогуба» (опубликована в «Будильнике»). Череду мемуаров Соллогуб продолжил произведениями «Воспоминание о кн. В. Ф. Одоевском» (как речь прочитана 13 апреля 1869 года, включена в сборник «В память о кн. В. Ф. Одоевском», 1869), «Пережитые дни, рассказы о себе по поводу других» (1874), «Воспоминания» (вышли посмертно; 1886), а также статьями «Пушкин в его сочинениях» (как речь прочитана 15 апреля 1865 года), «О значении кн. П. А. Вяземского в российской словесности» (прочитана как речь 27 февраля 1866 года). В газете «Голос» Соллогуб размещает обращение к Краевскому, пытаясь наладить мирные отношения с новой литературной средой, но успеха не добился.

Соллогуб и Погодин, смотря на «нынешнее пренебрежение литературы», планировали издавать совместно журнал «Старовер», о чём последний писал Вяземскому в сентябре 1865 года. Однако цель так и не была достигнута. В 1866 году выходит «литературный и политический» сборник Погодина «Утро», в котором Соллогуб разместил свою поэму «Нигилист». Рассматривавшая «новых людей» (возможно, Белинского и Чернышевского) в иронично-негативном ключе, поэма превратилась в объект для новых поношений, таких как пародийная поэма Минаева «Нигилист», размещённая в «Искре» с эпиграфом «Не в свой „тарантас“ не садись» и написанная как продолжение поэмы.

Антинигилистическая линия была продолжена Соллогубом в пьесе «Разочарованные» (1867), статье «Молодость и будущность» («Голос», 1869) и комедии. Ни содержания, ни даже названия последней неизвестно: известно только, что она была прочитана в октябре 1875 года Тургеневу и М. Е. Салтыкову-Щедрину; последний воспринял её резко отрицательно. Слухи же приписывали размолвку якобы существовавшему пасквилю Соллогуба на Салтыкова.

В октябре 1869 года Соллогуб получил командировку в Египет для участия в торжествах по случаю открытия Суэцкого канала. Свои впечатления от пути и от торжеств в Порт-Саиде писатель изложил в книге «Новый Египет» (1871), получившей отрицательный отзыв в «Отечественных записках». К 1871 году относится последняя поездка Соллогуба на Кавказ. На этот раз на него была возложена организация торжеств в Кутаиси по случаю приезда Александра II и великих князей, будущего Александра III и Владимира Александровича. В рамках подготовки Соллогуб написал также приветственные стихи («С времен, давным-давно отжитых…»; рефрен «Аллаверды»), сокращённая версия которых позднее стала известной застольной песнью. В 1877 году был направлен в роли историографа в императорскую штаб-квартиру действующей армии. Итогом стало составление «Дневника высочайшего пребывания за Дунаем императора Александра II в 1877 г.». Обширное предисловие к книге, ставшей последней опубликованной при жизни автора, содержит описание причин русско-турецкой войны 1877—1878 годов, исторических задач России, частично затронут «славянский вопрос», а сам «Дневник…», помимо описаний торжественных завтраков и вручений наград, яркие пейзажные наброски и сцены из жизни штаб-квартиры. «Дневник…» был опубликован небольшим тиражом в начале 1858 года как роскошное издание и в продажу не поступил. Кроме нескольких стихотворений Соллогуб публикует главу из так и не оконченной повести «Посредник».

Ещё с начала 1860-х годов Соллогуб уделяет много внимания пенитенциарным вопросам («тюрьмоведению»). Им были опубликованы брошюры «Об организации в России тюремного труда» (1866) и «Титовские казармы. Описание тюрьмы» (1867), статья «Тюрьмы и театры» (1867). Как председатель Комиссии для исследования недостатков тюремного заключения в России и изыскания способов к их устранению, он в 1870 году отправляется в командировку в Европу для изучения местного опыта. По возвращении Соллогуб написал «закрытое» исследование «История и современное положение ссылки» (1873; для публики опубликовано посмертно в 1883 году). После этого писатель становится директором московского попечительного комитета о тюрьмах и с 1875 года комиссии о преобразовании тюрем в России, попеременно бывая в Москве, Германии и Франции.

В 1878 году заключил новый брак с В. К. Аркудинской, бывшей на 25 лет моложе писателя, это обстоятельство вызвало многочисленные сплетни и насмешки, что обусловило дальнейшее усиление одиночества Соллогуба. Историю последней любви писатель отразил в посмертно, в 1885 году, изданном романе «Через край».

Последние годы своей жизни Соллогуб из-за разных болезней посвятил в основном лечению за границей и в Крыму. Граф скончался 5 июня 1882 года в Гамбурге, где был на минеральных водах, и был похоронен в Москве в Донском монастыре рядом с братом Львом и матерью.

Творчество

В разное время Соллогуба-писателя относили «к либералам и консерваторам, к салонным беллетристам и демократической „натуральной школе“, к романтикам и реалистам». Столь противоречивые мнения исследователи объясняют как самой эпохой с её социальными и литературными противоречиями, так и принадлежностью самого автора к аристократическому кругу и одновременно «всё более демократизировавшейся литературе».

Первый период

Исследователи делят литературную деятельность Соллогуба на два периода: 1837—1849 годы и 1850—1882 годы. В первый период как жанр преобладает светская повесть, содержащая в качестве ключевого мотива мезальянс. Последний выступает как своего рода испытание главного героя. Доминирующими элементами повестей о светском обществе, проявившимися также в «Двух студентах» и «Трёх женихах», являются «бытописание и установка на создание типов». К светским произведениям Соллогуба относят повести «Большой свет», «Серёжа» и «История двух калош» (частично более позднее произведение «Старушка»), наряду с «Тремя женихами» развивавшие реалистическое направление в этом жанре. В то же время в лучших повестях Соллогуб сочувствует демократическим героям. Помимо очевидного реализма, светские повести автора отличаются «стремлением развенчать возвышенный ореол героя светской повести романтического толка».

Литературовед А. С. Немзер писал:

Несмотря на свой аристократизм, которым Соллогуб гордился, он обличает неподлинность («поддельность») «света», его опустошающие душу лицемерие и расчёт, мелочность и «бесцветность» светских разговоров, продиктованные многочисленными условностями — неписанным кодексом светского поведения. Тщеславие составляет основную пружину «действия» светского человека, светской женщины….

В целом выбор для первых произведений жанра светской повести неудивителен: помимо моды, сам Соллогуб был непосредственно знаком с нравами и бытом русской аристократии.

Повести «Два студента» и «Три жениха» Соллогуб посвящает одной теме, а именно выбору пути молодым человеком, но для повествования выбирает различный бытовой фон: в «Двух студентах» это тихий немецкий городок и студенческая жизнь, а в во втором произведении — губернский город и яркие образы его жителей и полковых офицеров. Рядом с ними помещают повесть «Серёжа», герой которой в поисках смысла жизни отторгает светское общество, в то время как «романтика провинциальной непосредственности оказывается ложной». По мнению же Е. И. Кийко, темой «Аптекарши» является превосходство демократических героев над светским обществом. Романтическая составляющая повествования и идеальные герои, ставшие жертвами безучастного общества, отличают «Историю двух калош» и, по мнению исследователей, роднят её с прозой Марлинского. Для данной повести характерна связь «обыденности и поэтичности», высоких мечтаний и грубой реальности, при этом они сочетаются автором без традиционного противопоставления; всё романтическое подвергается переосмыслению и «снижению» с комизмом, и произведение является уже шагом к социально-психологической повести. Новелла «Бал» представляет собой «попытку взглянуть на мир глазами своих героев», о чём говорит подзаголовок: «Из дневника Леонина».

В «Серёже» Соллогуб открывает тип «доброго малого» и далее развивает его в своих повестях, на что первым указал Белинский и что далее было поддержано в литературоведении В. А. Грехнёвым, В. Э. Вацуро, А. С. Немзером. Отличительными чертами этого типа, ставшего центральным для творчества автора и постепенно эволюционировавшего, являются безволие и сама обыкновенность его для «света».

Особое внимание Соллогуб сосредотачивает на прорисовке именно типа светской женщины. Например, героиня «Истории двух калош» пассивно протестует против порядков света, не желая выносить нравственное насилие и отстаивая право на собственные чувства. В целом в преимущества «большого света» автор записал такие свойства, как «лоск образованности», «непринуждённость» и хороший тон. В то же время современному «свету» он противопоставляет симпатичный ему патриархальный быт дворян-провинциалов (бабушка Леонина и детский дом Наденьки в «Большом свете»). Однако в «Серёже» писатель придал этому юмористически-сатирические оттенки.

Проза Соллогуба направлена на последовательную дискредитацию романтической традиции. Попытки подобного пересмотра канонов светской повести, сложившихся в эпоху романтизма, можно наблюдать в первых произведениях писателя, в частности «дегероизацию» личности, идущей против «света»; тема непризнанного гения для Соллогуба не более чем средство для выражения своей темы — «чужого человека». В «Трёх женихах» при переосмыслении типов героев «из света» вовсе использована ирония. «История двух калош» представляет собой трансформацию романтической «повести о художнике». В ней присутствуют «мотивы противостояния „гения“ и „толпы“, обречённости чистой любви, одиночества художника, а также трагический финал», и в то же время исследователи отмечают в их описании мягкую иронию, переплетённую с сочувствием героям. При этом ирония призвана указать на «естественную» несправедливость мира. Романтические порывы Леонина из «Большого света» вовсе оказываются напрасными. Дискредитация романтической составляющей касается и повестей «Серёжа» (гвардейский щёголь, «добрый малый» с романтическими иллюзиями) и «Аптекарша» (главная героиня Шарлотта). Герой «Медведя», опубликованного в 1842 году, после неудачной любви к княжне вовсе покидает свет, предпочитая море с прежним одиночеством. Сопоставление «человека света» и «человека естественного», по мнению В. Э. Вацуро, нашло в «Медведе» обнаженно-контрастное воплощение.

Однако и в водевиле «Лев» и «Приключении на железной дороге», не принадлежащих к светской повести, исследователями отмечаются «слабый, неспособный на поступок (перерождение) герой, печальный, иногда с комическими обертонами, финал и глубокий скепсис автора, убеждённого в фиктивности любых исключительных событий и их „роковых“ развязок, в жёсткой подчинённости человека социальному положению — важной грани незыблемости бытия».

В случае Соллогуба конфликт находит позитивное завершение лишь в водевиле. При этом последний является фактически пародией на поэтику прозы самого автора, и, по мнению литературоведа Немзера, это вряд ли является бессознательным действием. Примером такого водевиля служит «Ямщик, или Шалость гусарского офицера», вышедший в 1842 году и высветивший аристократические предрассудки автора. Когда на рубеж 1840—1850-х годов писатель ощутил, что исчерпал свой прозаический потенциал, он выбрал для себя именно лёгкий жанр водевиля.

По мнению литературоведа Немзера, характерными чертами повестей Соллогуба являются высокая наблюдательность (постоянное обращение к «модным» приметам своего времени) и проведённый со всей тщательностью психологический анализ человека, лишенного воли, который иногда предстаёт симпатичным, иногда — комичным. При этом выводимые в произведении «ироническая повествовательная манера, сочетание шутливости и лиризма точно соответствуют „антисобытийному“ сюжетопостроению». В заурядных героях Соллогуба исследователь видит предсказание «лишних людей» И. С. Тургенева, а в неразрешимых конфликтах его произведений и неоднозначной оценке автора — предсказание поэтики романов «Кто виноват?» А. И. Герцена и «Обыкновенной истории» И. А. Гончарова.

«Светские» персонажи Соллогуба, пустые и порочные носители страданий, сами не способны на достижение счастья и проявление своей воли, на совершение поступка. Для всех героев характерна «общая печать бездействия», а для самого писателя — постоянная вариация истории о несовершённом поступке. Отсюда интерес его не к сюжету, а к процессу повествования, к поиску «наиболее точного „слова“ о хорошо известном … мире». Исследователи объясняют внешний вид героев Соллогуба, которых он не судит, и их мысли и безволие обстоятельствами и эпохой написания. Безальтернативный мир прозы Соллогуба приводит к её бессобытийности, для которой, по мнению того же Немзера, можно проследить связь с фрагментарностью повествования и самого мира.

В последних повестях — «Метели», по мнению исследователей, одном из лучших произведений писателя и, возможно, лучшем образце его психологизма, и «Старушке» — писатель ставит точку в исканиях, выбирая покой вместо бурь. Несмотря на то, что «Метель» посвящена любви, в переживаниях героев, принадлежащих уже к одному сословию, исследователи не находят ни силы, ни глубины, а в самом повествовании — трагизма. Для автора важна не грусть о неудачной любви героев, а наслаждение «поэтичностью их встречи, вся прелесть которой для него — в её кратковременности». «Старушка» стала отражением консервативных взглядов автора: подняты темы утраты родственных связей и необходимость отведения главной роли дворянству. Именно они не позволили писателю довести конфликт сословий, вновь ставший центральной проблемой, до естественной развязки. «Старушка» стала последней написанной повестью Соллогуба.

Натуральная школа и физиологизм

В середине 1840-х годов Соллогуб испытывал существенное влияние эстетической составляющей натуральной школы, но при этом он остаётся самостоятельным, используя свой материал и являясь лишь приблизительно относящимся к направлению. «Приближенным» к школе считали его и литературоведы А. Г. Цейтлин и В. И. Кулешов. По мнению литературоведа, сближающей чертой (как в сильном отношении, так и в слабостях) стала социальная определённость героев Соллогуба. Слабостью для автора, как и для представителей ранней «натуральной школы», было психологическое содержание.

М. С. Щепкин, вдохновитель «Теменевской ярмарки» Соллогуба

Основой для цикла «Теменевская ярмарка», изданного в это время, послужили устные рассказы актёра Щепкина. По мнению исследователей, обе повести являются удачным продолжением темы провинциальной «натуры» в творчестве автора, близкого «к идейным и художественным принципам натуральной школы». Так, «Собачка» представляет собой полотно, яркими красками на котором нарисованы будни бродячей труппы, быт (в том числе чиновничий) и нравы провинциального городка начала XIX века, где царит круговое взяточничество, произвол и обход закона (здесь автор частично следует за гоголевскими «Мёртвыми душами» и «Ревизором») . Темой же «Воспитанницы» стало столкновение бродячей провинциальной труппы и чиновничества. Несмотря на новую тему, сложившаяся художественная система Соллогуба осталась прежней: стабильность остаётся той чертой, что выделяет миры и нового цикла, и прежнего «Большого света». Какие бы «невероятные» события не имели место, они не имеют развития, они «фиктивны». В то же время С. А. Розанова противопоставляет произведения цикла светским повестям автора («с их однообразием материала, повтором коллизий, характеров, мотивов, заданностью финала»), считая их более сильными в художественном отношении.

Новизна «светских повестей» Соллогуба состояла в его угле зрения, методе анализа. Сам светский человек, писатель подверг «физиологическому» анализу мир русских аристократов, выделяя социальные группы и характеры с присущими только им чертами. Так, он во «Льве», выделив в «большом свете» «льва» и «фешенебля», различает и описывает их по роли в свете, манере одеваться и поведению. В «Медведе» анализу прозаик подвергает уже «медведей», добровольно отвергнувших свет. Вацуро включает в эту группу даже описание типа армейского офицера из «Трёх женихов». Исследованию подвергнуты «не столько индивидуальности, сколько „типы“». Одно время Соллогуб предполагал даже участие в издании физиологических очерков А. П. Башуцкого «Наши, списанные с натуры русскими».

«Большой свет»

В повести «Большой свет» Соллогуб сделал попытку по-новому представить традиции великосветского общества — как конфликты, так и различные ситуации. Исключив из произведения даже традиционную дуэль (вместе с тем и противопоставление герой-бунтарь — общество) и приведя всё к благополучной развязке, автор этим свидетельствует об идеализации самим собой дворянской составляющей: и быта, и героев. «Большой свет», по мнению литературоведов, стал «симптомом начинающегося отмирания светской повести» вообще и возвращением Соллогуба к высмеиваемым им прежде героям и отношениям в частности. А. Л. Осповат же предполагает «пародийное „снижение“ излюбленного образа светской повести» автором.

Повесть широко обсуждалась ещё среди современников и вызвала многочисленные споры среди исследователей. Помимо отсылок к Лермонтову, это было вызвано тем, что «Большой свет», по словам Вяземского, вообще содержал «много петербургских намёков и актуалитетов». Так, герою Сафьеву приданы черты С. А. Соболевского и друга Лермонтова А. А. Столыпина (Монго), графине Воротынской — графини А. К. Воронцовой-Дашковой, Армидиной — Е. А. Сушковой. В Щетинине, выступающем как самый объёмный персонаж, угадывается сам автор. Придав персонажам второстепенные черты портретного сходства с прототипами, Соллогуб в то же время не поставил перед собой задачи сделать их и психологически узнаваемыми. Кроме того, психологическая разработка образов в повести вообще подверглась критике — по выражению С. П. Шевырёва, это были «профили», а не «характеры». Несмотря на обвинения в антилермонтовской направленности, повесть, по сути, явилась отражением истории любви Соллогуба к своей будущей жене, Софье Михайловне Виельгорской (1820—1878), прототипу Наденьки.

Тарантас

«Тарантас». Издание 1843 года. Титульный лист

Пытаясь представить читателям всестороннее описание жизни в империи, Соллогуб облёк повествование в форму путевых очерков и построил его на конфликте суждений и точек зрения главных героев (согласно другой точке зрения, на их сопоставлении и взаимодействии). Путешествие героев, типичных для русского общества того времени, длится от Москвы до Мордас, что охватывает практически всю центральную Россию. Главной целью автор поставил «определить национальную сущность жизни его родины». При этом художественное исследование разных сторон жизни не было поставлено самоцелью. В положительные стороны повести исследователи включают правдивое изображение русского быта вкупе с сатирической насыщенностью, красочностью сцен, самим стилем повествования, отмечая при этом непоследовательное следование реализму («… не вскрывал истинных причин…»). При этом иронию автор проявляет и в отношении своих собственных взглядов.

Начало написанию «Тарантаса» было положено в эпоху складывания западников и славянофилов. Повесть стала выражением иронии автора в отношении идеологической борьбы, захватившей его сверстников (например, братьев Гагариных). Идеологическим противником проевропейски настроенному Ивану Васильевичу, направленному на поиски идеальной русской народности, воплощению «абстрактного, книжного взгляда на Россию», является не лишённый практичности патриархальный помещик Василий Иванович. Выступая насмешливым скептиком в отношении мечтаний и идей своего спутника-идеалиста, постоянно по пути имеющего дело с грубостью российской реальности, Василий Иванович в то же время сам воплощает «ограниченность „здравого смысла“». В целом к идеологической составляющей повести Соллогуб, по сравнению с предыдущими произведениями, подошёл более серьёзно. Среди причин, толкнувших его на это, исследователи называют рост внимая общества к проблемам национальной самобытности, дальнейшее размежевание западников и славянофилов, споры, вызванные появлениям «Мёртвых душ» Гоголя и «России в 1839 г.» А. де Кюстина. В итоге в разговорах героев затрагиваются такие темы, как сословные проблемы купечества и чиновничества, роль дворянства и проблема частной жизни данного сословия, история России, Россия и Европа, раскол и прочее. Последняя глава «Сон», являющаяся утопией, построена на утверждениях от противного и показывает Россию как бы «наизнанку», свидетельствуя одновременно о скептицизме автора в отношении настоящего и надежде на будущее страны. Малоизвестное продолжение «Иван Васильевич на Кавказе», скорее «корректирующая реплика», отражает уже «превращение» прежнего идеалиста Ивана Васильевича в своего здравомыслящего оппонента.

Критика восприняла «Тарантас» по-разному. Булгарин счёл её безделушкой, резко отрицательным был отзыв Ю. Ф. Самарина. Положительно о книге в письмах Соллогубу отозвались Гоголь и Жуковский, а в рецензиях — крайние охранители (И. Н. Скобелев, П. Шарш). По мнению последних, повесть была удачной и выдержанной в духе «официальной народности». Промежуточное положение заняли Некрасов, в своей рецензии сочетавший похвалы и упрёки, и Белинский. Последний, тем не менее, в своём обзоре «Русская литература в 1845 г.» поставил, хотя и с оговорками, «Тарантас» на первое место среди вышедших книг. Именно он, по мнению А. С. Немзера, обнаружил наиболее глубокое понимание книги. Отмеченное почти всеми рецензентами написание «Тарантаса» в духе натуральной школы упрекалось как шествие по пути Гоголя и его последователей, в то время как Белинский посчитал это основным достоинством. Причём критик разделял несовпадавшие изобразительный строй произведения и взгляды самого Соллогуба и рассматривал первый без учёта последних.

Второй период

Во второй этап творчества Соллогуб-прозаик отходит на второй план и снижает активность. С резким отзывом о «снижении» его таланта выступил ещё в 1851 году безымянный критик в «Современнике»; о том же писал и М. П. Погодин. Теперь он становится «любителем литературы» и литератором по случаю, пишущим водевили и альбомные стихи. Причину кризиса творчества Соллогуба, обнажившегося во второй половине 1840-х годов, одни исследователи советского периода во многом видели в самом авторе, перешедшем на правые позиции: гуманизм и вопросы социального неравенства в творчестве писателя либо исчезают, либо уступают место рассмотрению «с дворянско-аристократических позиций». А. Л. Осповат считал причиной кратковременного успеха Соллогуба его избрание для своих произведений материала или форм, отходивших в литературное прошлое. Так, в светских повестях автора исследователь видит «кризис данной внутрижанровой разновидности», а в «Истории двух калош» — использование отмиравшей романтической темы непризнанного художника, в итоге приходя к выводу: «Природа подобного успеха не предполагает его длительности». Е. И. Кийко видит причину быстрого успеха и такого же быстрого забвения Соллогуба в бурном развитии реализма в русской литературе 1840-х годов. Н. И. Якушин считал, что писателя быстро предали забвению и его произведения стали анахронизмом, и объяснял это его ограниченным мировоззрением и постепенным переходом «от критического отношения к русской действительности в сторону „благонамеренного“ либерализма». А. С. Немзер, помимо самоповторений и небрежности Соллогуба как автора, видит причину утраты контакта с читателем в дальнейшем развитии литературы, в то время как писатель остался на месте.

Драматургия

Обратившись к театру, Соллогуб очень быстро определился с жанром, избрав дворянский водевиль. Большинство своих многочисленных произведений Соллогуб-водевилист написал в период с 1845 по 1856 год, при том что Бакунин называл его мастером в этом жанре ещё в 1839 году. Однако водевилей того времени, написанных, скорее всего, для любительских постановок, не сохранилось. Помимо водевилей, Соллогуб-драматург пробовал себя и в других жанрах: историческая драма, комедия-пословица, опера. Сохранилось 17 опубликованных пьес писателя, составляющих лишь малую часть от написанного.

« Я ненавижу мой маленький талант, но я страшно люблю театр, сцену, рампу… … Драма есть самая высшая форма литературы, но ей нужна сцена, также как для проповедей — кафедра. … Я думаю, что в искусстве следует идти вслед за искусством, а не управлять им, так как искусство — вне нас и сильнее нас. »

— В. А. Соллогуб

Несмотря на расцвет в 1840-е года мещанского водевиля, Соллогуб пытается в это и последующее десятилетия занять отдельную нишу, избрав в качестве основы свой стиль, а именно стиль дворянского водевиля. Для этого писатель, сознательно избирая архаизм, прибегает к забытым традициям дворянской комедии и дворянского водевиля 1810—1820-х годов. Как считает М. Белкина, драматургия Соллогуба восходит к А. А. Шаховскому. С современными Соллогубу водевилями его пьесы сближали сильная запутанность интриги и характер куплетов и каламбуров, в то время как с произведениями 1810—1820-х — тематика, образы, идейная направленность, а также некоторые приёмы и язык.

В основу водевилей Соллогуб обычно закладывал любовную интригу, тематическим фоном для которой служила какая-нибудь шутка. При этом непременной чертой произведений этого жанра писателя была их злободневность. Так, в 1844 году на «меломанию» и «цветобесие» сезона 1844 года Соллогуб ответил водевилем «Букеты или петербургское цветобесие», на моду 1846 года пускать в гостиных мыльные пузыри — водевилем «Мыльные шары». Ответом на «всеобщее увлечение гимнастикой вследствие открытия заведения де Рока» стали «Модные петербургские лечения» (1847); увлечение фотографией автор обыгрывает в 1850 году в водевиле «Дагеротип или знакомые все лица». «Мастерская русского живописца» посвящена увлечению итальянской живописью и написана в 1854 году.

М. Белкина о Соллогубе-водевилисте

Замечательный мастер анекдотического сюжета, Соллогуб с большим искусством развивает такие сюжеты на фоне большого города с его подвижной жизнью, подверженной всяким случайностям и дающей … пищу обильную пищу для водевильных ситуаций. … Но обладая художественным тактом и вкусом, автор развивает интригу весело, бойко, занимательно. … У Соллогуба мы можем поучиться уменью создавать образ, хотя и ограниченный узкой средой, но социально типичный блестящему применению всех водевильных приёмов, уменью вести интригу и развивать действие.

М. Белкина. Водевиль Соллогуба

За основную тему первого водевиля, «Букеты или петербургское цветобесие», Соллогуб взял увлечение петербуржцами итальянской оперой и традицию забрасывания её артистов цветами. Используя это как фон, автор эксплуатирует тему бедного и забитого чиновника. Николай Иванович Тряпка, из-за ряда коллизий, связанных с букетами, лишённый и работы, и невесты, является бледным и непоследовательным образом, что исследователи объясняют отсутствием сочувствия к герою и взглядом на него с позиций аристократа. Темой водевиля «Горбун или выбор невесты», написанной вместе с Вердеревским в 1855 году, стали русско-турецкая война и экспансия русского капитала на восток. Проработанность персонажей в пьесе довольно поверхностна, однако автор, используя приём заблуждения, добивается успехов «в умелом развитии интриги, в живости и большой быстроте действия».

Наибольший интерес представляют водевиль «Беда от нежного сердца» и «пословица в двух отделениях» «Сотрудники, или Чужим добром не наживёшься». «Беда…», признаваемый исследователями лучшим водевилем, была опубликована и поставлена в Александринском театре в 1850 году и продолжала оставаться на сцене и в 1860—1870-х годах (до 1882 года). В этом водевиле Соллогуб использовал практически все приёмы водевильной техники: путаницу, неожиданные встречи, случайные подслушивания, узнавания, намеренное коверканье французских слов, каламбуры и комические фамилии. При этом писатель проявил «удивительный художественный такт. Он сумел увеличить благодаря этим приёмам живость, и быстроту действия, и комизм всей пьесы». От большинства подобных произведений того же периода этот водевиль отличает соблюдение наряду со внешним и внутреннего комизма, проявление вкупе с комизмом положений комизма характеров. По изображённому быту и проработке характеров пьеса, основная тема которой — любовь, близка к бытовой комедии. Простой и лёгкий язык водевиля согласуется с лёгкими хорошими стихами для куплетов.

В «Сотрудниках», опубликованных в 1851 году, исследователями отмечается «некоторая дидактичность», и жанр «пословицы…» определяется как проверб. В произведении автор иронизирует над модой на драматические «пословицы» и над коллективно сочинёнными водевилями. Откликаясь на злободневные темы, Соллогуб применил многое из водевильной практики: от любовной интриги до qui pro quo и записок не в те руки, при этом присутствуют и отличия от водевилей — отсутствие куплетов и наличие морали. Признаками же жанра драматической пословицы являются фабула-иллюстрация к заглавной пословице и «игра в чувство» как важный элемент интриги. Комизм произведения основан на случайностях и является комизмом положений, внешним, с признаками «типично салонного остроумия»; в языковой картине видны черты эпиграмматического мышления, причём эпиграмма выступает как авторская характеристика героя. В пьесе были выведены как типы славянофил (Олегович) и западник (Ухарев), в которых исследователи видят К. С. Аксакова и И. И. Панаева. Помимо обид прототипов, данный водевиль породил толки среди представителей славянофильского круга. Свои отклики на него оставили А. А. Григорьев и А. В. Дружинин («Письмо иногороднего подписчика»). Для С. Т. Аксакова водевиль предстал пасквилем. Позицию И. Аксакова, навесившего на водевиль ярлык пресмешного и глупого фарса, исследователи в целом оценивают всё же как благожелательно-примирительную.

Почти все водевили Соллогуба признаны оригинальными в отличие от большинства пьес этого жанра того времени. М. Белкина видит причину этого в том, что Соллогубу-прозаику с его светскими повестями, имевшими любовную интригу, было легко шагнуть к новому жанру с теми же героями и бытом. В водевилях Соллогуба с их легко разрешаемыми конфликтами и мнимыми неприятностями герои в отличие от повестей автора достигают своей цели и делают это быстро:

Происходящее столь «игрушечно», что порою кажется, будто Соллогуб нарочно утрировал мажорность своих водевилей, смеясь и над собой, и над избранным жанром.

В комедии «Чиновник», занимающей промежуточное место между дворянской салонной комедией и новой «проблемной пьесой», Соллогуб выводит нового для себя героя — богатого чиновника-аристократа, не подверженного взяточничеству и противящегося продажности, — и идеализирует его. В комедии автор сочетал салонную комедийность с лиризмом, что свойственно для жанра «драматических пословиц», и злободневную тему с богатым набором шаблонных ходов. Важны речевые характеристики героев: по ним можно проследить их культурную и социально-психологическую градацию.

«Через край»

Посмертно, в 1885 году, изданный роман «Через край» отразил в себе историю последней любви писателя и некоторые прочие автобиографические черты. Написание самого произведения датируют концом 1870-х — началом 1880-х годов. Воссоздание лишь важных и кульминационных моментов жизни главного героя свидетельствует о некоторой фрагментарности «мирообраза» романа, который в то же время обладает внутренним единством. Эта целостность обеспечивает художественную завершённость произведения. Помимо единства соллогубовского замысла и позиции, такому восприятию способствуют использованные связующие средства — сквозные образы и мотивы, инициальные фразы с отсылкой к предыдущим главам. В романе Соллогуб подверг анализу тип «лишнего человека», усложнив его комплексом «кающегося дворянина». Эволюция автора к жанру реалистического романа была обусловлена изменениями в русской прозе его времени.

Прочие произведения

Для Соллогуба как стихотворца характерно культивирование салонного дилентатизма. Примером служит его сборник «Тридцать четыре альбомных стихотворения», вышедший в Тифлисе в 1855 году. В начале сборника писатель как бы извиняется перед читателями за свои стихотворные опыты, называя их «лоскутками»:

Стихи не в моде уж давно,
Стихи плохие — и подавно

Данный сборник содержит множество комплиментарных посланий, из которых А. Немзер выделяет два: «Княгине Ю. С. Г…ной» («Нет, не люблю я вас / Да и любить не стану…») и «Старая песня» («Забыли вы и не сдержали слово…»). Вспоминая Соллогуба в своём письме Г. П. Данилевскому от 16 марта 1851 года, Я. П. Поклонский показательно описывает отношение упоминаемого к стихосложению: «Он … уверен, что лирическое стихотворение вздор, потому что его легко писать…». Литературовед А. С. Немзер считает, что Соллогуб, отрицая, имел в виду собственное сочинительство, его внешнюю лёгкость, выражая настоящую любовь к поэзии.

За время своей службы на Кавказе в 1850—1856 годах граф публикует в газете «Кавказ», кроме корреспонденций, и поэтические опыты. Слава Соллогуба-писателя меркнет, и именно желанием его напомнить о себе литературовед Е. И. Кийко объясняет издание пятитомного собрания его сочинений (1855—1856).

Вообще остроты, каламбуры и экспромты Соллогуба имели достаточную известность. Так, по сохранившимся свидетельствам, ещё в 1868 году саркастические куплеты с рефреном «Благодарю, не ожидал», принадлежавшие перу писателя и имевшие хождение по Москве, применялись к случаю. Писатель часто публиковался в газетах. Предметом его остроумных очерков выступала столичная жизнь, а свои отчёты он посвящал музыкальным концертам и спектаклям. Также Соллогуб писал на французском языке: кроме стихов и пьес, опубликовал в заграничных газетах много статей. В частности, в своих зарубежных статьях он вёл полемику с французскими музыкантами: предметом споров выступала защищаемая им система музыкального обучения Шеве.

Воспоминания

Важным произведением второго этапа творчества стали воспоминания Соллогуба, которые являются неоконченными. Начало мемуарам положили устные рассказы графа, прекрасного рассказчика и любителя этого дела. Ещё в 1840-х годах он поведал о дуэли Пушкина А. Никитенко. В начале 1850-х годов рассказы Соллогуба о Пушкине услышали П. В. Анненков и симбирский помещик В. П. Юрлов. Через несколько лет писатель поведает П. Д. Боборыкину «целую серию рассказов … о Пушкине, … Одоевском, Тургеневе, Григоровиче, Островском», Гончарове. Затем последовал доклад в Обществе любителей российской словесности, касавшийся знакомства с Пушкиным, Лермонтовым и Гоголем и опубликованный П. И. Бартеневым в «Русском архиве» и отдельным оттиском («Гоголь, Пушкин, Лермонтов», 1866). В 1869 году опубликован мемуарный очерк Соллогуба «В память о князе В. Ф. Одоевском». Первый вариант мемуаров Соллогуб, предварительно прочитав в «небольшом кружке», опубликовал в 1874 году в газете «Русский мир». Неоконченные воспоминания вышли уже после смерти автора в 1886 году в «Историческом вестнике» и в 1887 году отдельным изданием.

« Много у меня материалов, много воспоминаний об иностранной и русской жизни, о Кавказе, о войне и мире, об искусстве и художниках, о коловороте стремлений, личностей, событий, в которых я двигался в течение полувека. »

— В. А. Соллогуб

Мемуары писателя служат источником ценных сведений о Пушкине, Гоголе, М. Глинке, Лермонтове, Тургеневе, Достоевском, Григоровиче, Некрасове, Панаеве наряду со многими прочими литераторами, музыкантами и политическими деятелями, источником сведений о которых стали само личное знакомство автора с описываемыми людьми и непосредственное участие в литературной жизни. Особенности эпохи обусловили то, что в мемуарах автор много внимания уделяет описанию литературных кружков, салонов и просто гостиных, таких как салоны Карамзиных, Ростопчиной, Одоевского, Виельгорских. Именно музыкальная составляющая последнего позволила рассказать о представителях русского музыкального искусства. Не остались в стороне и великосветские салоны Петербурга, принадлежавшие Воронцовым-Дашковым, Хитрово, Юсуповым, Демидовым, Барятинским. Интерес представляют также мемуарные очерки общественной, литературной, художественной и театральной жизни Парижа периода 1860-х годов. Взяв за основу рассказы старших современников, Соллогуб создаёт портреты Потёмкина, генерала Ланжерона, графа Ю. А. Головкина, Архаровых, Нарышкиных, княгини Н. П. Голицыной и прочих.

По мнению Е. И. Кийко, основным достоинством этих воспоминаний является «верность исторического колорита»; И. С. Чистова же делает акцент на плотной насыщенности фактическим материалом, обилии сведений в противовес наименее интересной, по её мнению, субъективной составляющей мемуаров. Автор «выразительно и достоверно» описывает литературно-бытовую обстановку 1820—1840-х годов, иногда с элементами идеализации. Противопоставление прошлого современности у Соллогуба полемично, при этом им признаются и успехи современной ему литературы, и положительные последствия социально-политических реформ. В то же время для воспоминаний о середине 1850-х — конца 1870-х годов, написанных «с раздражением откровенного неудачника», характерны «политический консерватизм, негативное отношение к переменам в русском обществе, …необъективность самооценки».

Ценность мемуаров, первоначально встреченных иронически, была признана исследователями уже в конце XIX века. Достоверность воспоминаний как полноценного исторического источника была подтверждена сопоставлением с прочими источниками, в первую очередь эпистолярным наследием. Так, фактической наряду с интерпретационной достоверностью обладает ряд воспоминаний о Пушкине. В то же время воспоминания, касающиеся Лермонтова, были признаны фрагментарными, и ряд из них был подвергнут сомнению либо вовсе отвергнут.

Стиль

В повести «Большой свет» использован популярный в 1830-е годы приём — «условный документализм» в виде письма в теле произведения. В центр произведения, по мнению В. Э. Вацуро, перенесён символический мотив маскарада, взятый из романтической традиции. Герои представляют собой «маскарад чувств — условных, холодных, поддельных, за которыми прячется оскорблённое подлинное чувство или расчётливый порок». Мотив маскарада использован и во «Льве», но «в снижено-пародийном плане». В целом приём противопоставления, которому в своих светских повестях отводил принципиальное место автор, идет от романтической традиции этого жанра. Мотив «несостоявшегося счастья» Соллогуб многократно использовал сначала для выработки характера, а затем уже для формирования сюжета («Метель»).

Как бедный на сюжеты прозаик, Соллогуб часто прибегает к «возвращениям»: использованию ранних схем с более полным их раскрытием. Пытаясь устранить недостаток в своих произведениях психологического содержания, Соллогуб прибегает к прямому авторскому комментарию или вовсе применяет традиционную для светской повести психологию.

Светские повести Соллогуба написаны языком, во многом близком салонному «causerie», или непринуждённому разговору в свете. В то же время для воспоминаний писатель избрал неторопливый и ясный стиль рассказа со сменой литературных портретов анекдотами, отступлений авторами живыми сценками, лирических пейзажа описанием реальности.

Среди приёмов, использовавшихся Соллогубом, исследователи также отмечали рассказ от лица условного автора и от лица героя произведения («Собачка» и «Воспитанница»), циклизацию рассказов для обеспечения сюжетного «сцепления» («Тарантас»), специфичные речевые обороты с целью сплести разнородное (физиологизм в «Тарантасе»), переход героев из произведения в произведение (Щетинин «Большого света» в «Медведе» и т. д.), финалы скороговоркой ввиду иронии автора над понятием «развязка» и как следствие «принципиальная смазанность» концовки, заблуждение и приём с письмом из «Ревизора» («Горбун или выбор невесты»), постоянные тавтологии в речах героев из низшего общества («Метель»). Особый тон прозе Соллогуба придают непринуждённые разговоры о знакомых и автору, и читателю предметах, игра аллюзиями и авторские намёки на общих знакомых, что помогало найти общий язык с читателями. Эту же цель преследовали характерные для большинства произведений писателя посвящения, которые писались, судя по черновикам, ещё до построения основной композиции. Интерес не к сюжету, а к процессу повествования обусловил использование смены ракурсов, внимание к оттенкам и психологическим тонкостям.

Песни

Лишь несколько стихотворений из собрания сочинений Соллогуба относились по жанру к песне или романсу. В их число включают стихи «Казацкая песня», «Три серенады» и «Старая песня» («Забыли вы и не сдержали слово…»), первоначально опубликованного в сборнике «Тридцать четыре альбомных стихотворения». Также Соллогуб являлся автором популярной среди студентов песни «Отчего же сон не может…».

На музыку были положены следующие произведения Соллогуба:

• «Старая песня» («Забыли вы и не сдержали слово…») — А. А. Алябьевым (1860), С. А. Зыбиной, К. И. Кеппеном (1872);
• «Где ты, радость…» — Е. Тарновской (1864);
• «„Как хорошо“, — сказал старик» — П. А. Козловым (1870);
• «Россия перед врагами» («Что отуманилась чёрными тучами…») — Г. Шенингом, исполнение состоялось в Тифлисе 2 апреля 1854 года;
• «Серенада» («Под твоим окном я тебе пою…») — А. Рубинштейном (1849), В. Кашкиным (1887), Г. О. Коргановым (1889), С. А. Зыбиной (как «Утренняя серенада», 1880);
• «Скажи, о чём в тени ветвей…» (Романс Марии Петровны из водевиля «Беда от нежного сердца») — Н. П. Де-Витте (1839), А. А. Дерфельдтом (1861), С. А. Зыбиной (1861), О. К. Клемом (1876), Ф. М. Толстым (1851), П. И. Чайковским (1885);
• либретто «Ундина» — А. Ф. Львовым (опера, премьера 8 сентября 1848 года в Мариинском театре);
• «Песня Ундины» («Водопад — мой дядя») — М. А. Остроглазовым (1904);
• «Цыганка» («Опять хмельных знакомых теша..») — П. П. Булаховым (1854), М. В. Бегичевой (1873);
• «Я знаю, я вижу — ты любишь меня» — П. А. Козловым (1878), Б. А. Фитингоф-Шеллем (1858), В. Щербачевым (1869);
• «Я не сказал тебе, что я тебя люблю…» — А. С. Аренским (1885), К. К. Бахом (1891), В. А. Зирингом (1913), Е. А. Любавской, В. С. Муромцевским, А. Ригельманом;
• «Песня старика» («Ты помнишь, брат…») — А. А. Алябьевым;
• «Бабушка-зима» — Н. Брянским;
• «Аллаверды» — Г. Гонсиорским.

Псевдонимы

Соллогуб использовал следующие псевдонимы: Брадатый; Г. В. С.; Гр. В—ъ С—ъ; Гр. В. А. С—б; Гр. Вл. С—б; Граф В. С—б; Сологуб, Гр.; *** и гр. С. (криптоним, неучтённый И. Ф. Масановым).

Судьба рукописного наследия

Подавляющая часть рукописного наследия Соллогуба не сохранилась. В начале 1960-х в Государственной библиотеке СССР им. Ленина хранились черновые наброски лишь некоторых произведений автора, например, «Аптекарши» и небольшого отрывка из «Тарантаса». Кроме того, по данным 1994 года, там же, в фонде Веневитиновых (РГБ. Венев. 65.12. лл. 57—55 об.), находилась на хранении черновая тетрадь Соллогуба с ранними редакциями статей, очерков и повестей («Взяточник», «Именины» и прочие) и записями услышанных от разных лиц рассказов (в том числе анекдот Пушкина о Павле I). Заполненная в обратном порядке тетрадь датирована серединой 1840-х годов. Также в Российской государственной библиотеке, ф. 622, к. 1, № 31, сохранилась рукопись одного из первых его стихотворных опытов, поэмы «Стан».

В середине XX века в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в архиве В. Ф. Одоевского был обнаружен белый лист бумаги из тетради, на котором рукою Соллогуба написано совместное стихотворение с Лермонтовым и записка. Там же хранятся письма самому Одоевскому. Также часть наследия хранится в Российском государственном архиве литературы и искусства, Институте русской литературы и Российском государственном историческом архиве. В личных фондах Рукописного отдела Пушкинского дома имеется ряд материалов, связанных с Соллогубом (письма и альбомы с его стихами).

Переводы

Некоторые произведения В. А. Соллогуба были переведены на европейские языки. Так, повесть «Большой свет» вышла в 1851 году в Лейпциге под названием «Vornehme Welt» и в 1854 году в Париже под заглавием «Le grand monde russe». «Аптекарша» была переведена на французский писателем К. Мармье и опубликована в книге «Au bord de la Newa» (Париж, 1856). В свою очередь, «Медведь» был переведён на немецкий язык и опубликован под названием «Der Bär» в книге «Erzählungen aus Russland von Wolfssohn» (Дессау, 1851). На немецкий также был переведён водевиль «Беда от нежного сердца»: под заглавием «Das empfindsame Herz oder keine Wahlohne Qual., von P. Ragotzky» его издали в Дерпте в 1855 году путём литографии. На три языка — немецкий (1847), английский (1850) и чешский (1853) — был переведён «Тарантас».

Оценка

Уже в 1843 году в своей статье в «Отечественных записках» Белинский напишет, что Соллогуб является «первым писателем в современной русской литературе». Относя писателя к традиции Пушкина и Гоголя, критик писал, что для его повестей «простота и верное чувство действительности составляют неотъемлемую принадлежность». В середине 1840-х Белинский напишет:

Граф Соллогуб занимает одно из первых мест между писателями новой школы. Это талант решительный и определённый, талант сильный и блестящий. Поэтическое одушевление и теплота чувства соединяются в нём с умом наблюдательным и верным тактом действительности.

В недатированном письме, относящемся, возможно, к осени 1845 года, Жуковский пишет об истинной любви Соллогуба к России и благословляет того на «русский роман», но без героев онегинско-печоринского типа. В письме Жуковскому от 17 ноября 1845 года Вяземский, отмечая «остроумие и дарование» Соллогуба, в то же время пишет, что он сильно подражает Гоголю, не имея ничего «самородного» и «задушевного», и не возлагает дальнейших надежд на писателя. В декабре 1846 года Гоголь писал Плетнёву о Соллогубе, что это «бесспорно есть нынешний наш лучший повествователь»:

Никто не щеголяет таким правильным, ловким и светским языком. Слог его точен и приличен во всех выраженьях и оборотах. Остроты, наблюдательности, познаний всего того, чем занято наше высшее модное общество, у него много. Один только недостаток: не набралась ещё собственная душа автора содержанья более строгого, и не доведён он ещё внутренними событиями к тому, чтобы строже и отчётливей взглянуть вообще на жизнь.

В 1851 году М. П. Погодин, отмечая литературные неудачи Соллогуба, характеризует в то же время его талант как «живой, игривый, разнообразный, острый, приятный…». В 1854 году «L’Illustration, Journal universel» в одной из статей развёл по разные стороны Соллогуба-патриота и Соллогуба-прозаика с «антирусскими» произведениями. Ответом стало «Письмо редактору „Journal de St-Petersbourg“» (1854), где Соллогуб выступил с опровержением положений французского журналиста о своих повестях и дворянстве и обоснованием своего патриотизма. Дружинин, Некрасов и Тургенев откликнулись на это в коллективном неподцензурном «Послании к ‹М. Н.› Лонгинову»: «Европе возвестил известный Соллогуб, / Что стал он больше подл, хотя не меньше глуп». Панаев, считая Соллогуба неспособным «ни к какой самостоятельной мысли, ни к какой серьёзной деятельности, ни к какому выдержанному труду», писал о нём:

…с барскою небрежностию обращался со своим талантом, не заботился о его развитии и, несмотря на свои первые блестящие успехи в литературе, остался навсегда литературным дилетантом, хотя такая роль мала удовлетворяла его самолюбие….

По мнению литературоведа Е. И. Кийко, вхождение лучших повестей Соллогуба в прогрессивное направление русской литературы 1840-х годов обеспечили «правдивость изображения жизни, злободневность ряда затронутых проблем» и гуманизм. А. Л. Осповат считает, что Соллогуб-прозаик в лучший его период творчества являлся органичной частью истории формирования русского реализма. По мнению И. С. Чистовой и В. Э. Вацуро, хоть автор и не стал эпохальным для истории литературы, его проза заняла прочное место в ней, и «… говоря о предыстории русского классического реалистического романа, мы не можем обойтись без имени Соллогуба». Продолжая, В. Э. Вацуро пишет, что наследие наиболее плодотворного периода Соллогуба сохранило своё значение: «Многое в них [лучших повестях Соллогуба] стало достоянием истории, но многое и осталось — и пафос социальной критики, и гуманизм, и своеобразная, но несомненная демократическая направленность, и, наконец, незаурядное художественное мастерство, которое в своё время выдвинуло Соллогуба в первые ряды русских писателей». Расценивая Соллогуба как писателя «интересного и самобытного», оставившего заметный след, Н. И. Якушин выделял в его произведениях «умение по-своему взглянуть на многие явления русской действительности», увидев незамеченное другими авторами, и «ярко, свежо и оригинально» воплотить это в слове. М. Белкина считает, что Соллогуб был и «талантливым драматургом, пьесы которого не сходили со сцены русских театров в течение многих лет». Литературовед А. С. Немзер пишет, что «проза Владимира Соллогуба человечески и художественно значительна и непохожа на прозу его великих предшественников и современников». Он также считал:

Тонкое понимание законов «света», детальное знание его быта и нравов сделало светские повести Соллогуба одним из наиболее значительных достижений жанра.

Личность писателя

П. Д. Боборыкин о внешнем виде писателя

Боборыкин познакомился с Соллогубом во время учёбы в Дерпте во второй половине 1850-х годов и стал частым гостём у него:
Наружностью он походил ещё на тогдашние портреты автора «Тарантаса», без седины, с бакенбардами, с чувственным ртом, очень рослый, если не тучный, то полный; держался он сутуловато и как бы умышленно небрежно, говорил, мешая французский жаргон с русским, — скорее деланным тоном, часто острил и пускал в ход комические интонации. … Таким он оставался и позднее…

П. Д. Боборыкин. За полвека (Мои воспоминания)

В высказываниях современников конца 1830—1840-х годов Соллогуб предстаёт отнюдь не привлекательным. В нём отмечались такие черты, как легкомыслие, слишком большое внимание к этикету и нормам света и в то же время нарушение их, постоянная ирония на грани с цинизмом и презрение к «званию литератора». В то же время А. С. Немзер считает, что дендизм и литературный дилетантизм автора выступали определённой маской. В. А. Инсарский в своих «Записках» негативно отзывается о Соллогубе, упоминая его «падение» в домашнем быту, далеко не нравственную жизнь, отсутствие деловых качеств и «твёрдых правил», игру в карты вкупе с долгами; при этом всё это, по его мнению, соседствовало с «замечательным литературным талантом, богатым воображением, самым изящным вкусом во всём, где требовался вкус…». Намёки на временами непристойное поведение писателя оставил в своём «Дневнике» А. В. Дружинин, прямо относя его к своим «разнообразно-блистательным» знакомым «с каким-нибудь грешком» и считая, что «… о Соллогубе нельзя говорить очень приветливо; несмотря на многие качества, этот господин заслуживает критики сильной…». Гоголь, написав о прочтении «Тарантаса» Соллогуба, дополняет, что книга «гораздо лучше его самого». В то же время Лев Толстой отзывается о нём как необыкновенном, даровитом и блестящем человеке.

« Я был светским человеком между литераторами и литератором между светскими людьми, и от этого я навлекал на себя не раз негодования обоих лагерей. »

— В. А. Соллогуб

И. И. Панаев, вспоминая о Соллогубе и его литературной судьбе, писал: «У него недоставало воли остановиться на чём-нибудь, избрать себе какое-нибудь определенное поприще, какую-нибудь специальность… Ему хотелось в одно и то же время достичь какой-нибудь важной административной должности, иметь значение при дворе, играть роль в большом свете и приобрести литературный авторитет, не употребляя для этого, впрочем, никаких усилий. Беспечно гоняясь за всем, он ни на одном из этих поприщей не приобрёл никакого значения и остался немножко литератором, немножко придворным, немножко светским человеком и немножко чиновником».

А. Я. Панаева оставила ряд воспоминаний о манерах и характере Соллогуба. Так, в начале 1840-х он поддался всеобщей моде на ношение «стёклышка в глазу» и делал это «закинув голову назад и смотря на всех величаво, презрительно». Соллогуба, отличавшегося небрежностью, «растягиванием слов и рассеянным видом», Панаева в то же время считает отнюдь не глупым человеком:

Если бы Соллогуб не ломался, то был бы приятным собеседником. Но часто он был невыносим, вечно корча из себя то дерптского студента, то аристократа. В светском обществе он кичился званием литератора, а в литературном — своим графством. … Он, в сущности, был добрый человек; если его просили похлопотать о ком-нибудь, то он охотно брался за хлопоты и радовался в случае успеха. В характере Соллогуба была хорошая черта, — он никогда не передавал никаких сплетен, тогда как многие литераторы лишены были этого хорошего качества. Соллогуб после женитьбы ударился в другую крайность: он сделался студентом-буршем, не стыдился уже говорить о своих плохих средствах к жизни.

Хотя большинство современников Соллогуба имело о нём не лучшее мнение, для писателя отмечалось такое качество, как отсутствие недоброжелательности и ревности не только к литераторам, но и вообще к людям творческим. Так, это признавали люди и не из числа любителей автора. Панаев писал:

Появление всякого нового замечательного таланта в русской литературе было праздником для Соллогуба. В Соллогубе не было ни малейшей тени той литературной зависти или того неприятного ощущения при чужом успехе, которые, к сожалению, нередко встречаются в очень талантливых артистах и литераторах.

Соллогуб и А. С. Пушкин

А. С. Пушкин в 1836 году. Портрет П. Ф. Соколова

Первая встреча Соллогуба с Пушкиным состоялась в театре, когда последний «дружелюбно кивнул отцу». Начало общения сам Соллогуб датирует летом 1831 года, когда проживал с матерью, братом Львом и бабушкой в Царском Селе. Чисто светским знакомство Соллогуба с Пушкиным перестало быть ещё в первой половине 1830-х годов. Так, однажды Пушкин посчитал, что писатель бестактно вёл разговор с его женой (из-за неверно переданных ему слов Соллогуба к Наталии Николаевне на балу в конце 1835 года), и между ними вспыхнула ссора, которая датируется январём 1836 года. Дело даже шло к дуэли (Пушкин уже послал вызов «обидчику» и в начале февраля 1836 года шла подготовка к поединку). Однако служебные поездки Соллогуба в Тверь и Витебск сыграли свою роль, и дуэль была отложена, а переговоры стали вести по почте. 1 мая Пушкин для встречи с Соллогубом приехал в Тверь, но не застал его и вёл переговоры с его секундантом Козловским. Уже 5 мая в Москве между писателями произошло примирение, посредником при этом выступил секундант Пушкина П. В. Нащокин. К осени 1836 года отношения переросли в близкие и доверительные. Соллогуб по этому поводу так писал в своих воспоминаниях: «Он поощрял мои первые литературные опыты, давал мне советы, читал свои стихи и был чрезвычайно ко мне благосклонен…».

Осенью 1836 года Соллогуб возвратился из служебной поездки в Тверь. 4 ноября 1836 года А. И. Васильчикова, тётка Соллогуба, и ряд других знакомых Пушкина получили по почте «Диплом ордена рогоносцев». Нераспечатанный конверт с данной бумагой был передан Соллогубом поэту, и через несколько дней писатель вызвался в секунданты. И в то же время он много усилий приложил, чтобы не допустить поединка. Именно Соллогуба как секунданта Пушкин просит обговорить условия дуэли с секундантом Дантеса Д’Аршиаком. Однако 17 ноября писатель смог в итоге повлиять на отмену поединка. Также Соллогуб принял участие в попытках отменить и последнюю дуэль Пушкина, но безрезультатно.

У книжной лавки А. Ф. Смирдина Соллогуб сочинил экспромт «Коль ты к Смирдину войдёшь…», который вышедший из магазина Пушкин закончил строкой «Иль в Булгарина наступишь». Помимо собственноручно написанных воспоминаний о поэте, Соллогуб оставил ряд устных воспоминаний, записанных П. В. Анненковым. По мнению исследователя В. Э. Вацуро, именно мемуары Соллогуба представляют наибольшую ценность из воспоминаний о последнем годе жизни поэта, и отличительная их черта состоит в «проницательности общего взгляда и точности расставленных акцентов». Упор Соллогуб-мемуарист сделал, в отличие почти ото всех остальных, на предыстории последней дуэли Пушкина. Также сохранилось 2 письма поэта к Соллогубу и четыре письма писателя к Пушкину.

Соллогуб и М. Ю. Лермонтов

М. Ю. Лермонтов в 1839 году. Портрет А. И. Клюндера

К началу 1839 году относится сближение Соллогуба с поэтом: оба были авторами «Отечественных записок» и посещали встречи у Е. М. Хитрово, Карамзиных, В. Ф. Одоевского и М. Ю. Виельгорского. В течение года они становятся приятелями. К этому году исследовательница Р. Заборова относит совместное сочинение авторами стихотворения «О, как прохладно и весело нам…». Кроме того, вероятно, в период с февраля по апрель 1839 года Лермонтов оказывал помощь коллеге в исправлении его стихотворения, посвящённого Е. М. Хитрово, и перевёл его на французский язык. Именно Соллогуб представил творчество Лермонтова императрице Александре Фёдоровне.

В «Большом свете» под именем Леонина писатель изобразил «светское … значение» Лермонтова (по иному мнению, изобразил «в творческий плане»). По мнению В. Э. Вацуро и А. С. Немзера, Леонин, характеризуемый как ординарный, безвольный, нуждающийся, вобрал в себя от Лермонтова стремление попасть в «большой свет», стремление 1834 года, но никак не 1838 года, когда поэт уже не имел нужды покорять круги высшего общества.

Повесть долго определяли как антилермонтовский пасквиль (причём эта репутация сложилась не сразу, а с течением времени). Однако ряд исследователей считает, что оснований для такого вывода нет, приводя в качестве аргумента отсутствие разрыва или охлаждения отношений между поэтом и Соллогубом; последнему Лермонтов перед своей ссылкой на Кавказ в 1841 году предлагал в будущем издавать вместе журнал. Их отношения даже более укрепились; по воспоминаниям А. Н. Струговщикова, Лермонтов продолжал бывать в доме писателя. Литературоведы И. И. Кийко и В. Э. Вацуро добавляют, что критики и сам поэт восприняли произведение совершенно нормально: так, Белинский счёл повесть «прекрасной» и писал о том, что Лермонтов был того же мнения. В марте 1840 года состоялось посещение Соллогубом арестованного за дуэль с Э. Барантом Лермонтова, находившегося на Арсенальной гауптвахте. Лермонтов прочёл писателю своё стихотворение «Соседка». Тем не менее, оценку повести как пасквиля поддерживали Э. Г. Герштейн и С. А. Розанова, выделявшая, помимо пародии на внешность Лермонтова, попытки Соллогуба пародийно передать присутствующие в тексте образы и идеи лирики поэта. Одно время считалось, что Лермонтова ответил на «пасквиль» стихотворением «Как часто, пестрою толпою окружён…», но исследователи, в том числе П. С. Рейфман, считают, что для такого вывода нет оснований.

В то же время касательно стимулов для написания «Большого света» исследователи не исключают личный фактор — ревность писателем Лермонтова к своей будущей жене С. М. Виельгорской, которой поэт, возможно, даже посвятил ряд стихотворений (Виельгорская считала себя адресатом стихотворения «Нет, не тебя так пылко я люблю…»).

Соллогуб занимался собиранием стихов поэта, продолжив и после его смерти (автограф «Ребёнку», списки «Молитвы» и «А. О. Смирновой», немецкий перевод «Даров Терека» и прочие), и опубликовал в своём альманахе «Вчера и сегодня» его 11 произведений. Иногда в полемике был не прочь прибегнуть к имени Лермонтова. Помимо собственноручно написанных воспоминаний о поэте, Соллогуб оставил ряд устных воспоминаний, записанных П. А. Висковатым. Мотивы «Демона» Лермонтова были использованы Соллогубом при написании в 1860-х годах либретто для оперы Б. А. Фитингофа-Шеля «Тамара», поставленной в Мариинском театре в 1886 году.

Семья

Софья Михайловна Соллогуб на портрете Пимена Орлова

Софья Михайловна Виельгорская (1820—1878) приходилась дочерью графу М. Ю. Виельгорскому, известному вельможе, меценату, меломану и держателю известного музыкально-артистического салона, и Луизе Карловне Виельгорской (урожденной герцогине Бирон), бывшей фрейлине императрицы Марии Фёдоровны. В своё время салоны Соллогуба и Виельгорского находились в доме последнего, в связи с чем было неизбежным их пересечение.

Помолвка с Виельгорской относится к 19 апреля 1840 года, в то время как бракосочетание было проведено 13 ноября того же года в малой церкви Зимнего дворца. Венчание проводил протоиерей В. Б. Баженов (Бажанов), который был одновременно и духовником императорской фамилии. В роли посажёного отца выступал император Николай I. Вечером к Виельгорским съехался весь двор. Сама Виельгорская, не лишённая музыкального таланта и способности к рисованию, наряду со своими сёстрами Аполлинарией и Анной на тот момент была одним из членов ближайшего окружения дочерей императора, а 1 января 1839 года стала фрейлиной императрицы. После свадьбы молодожёны стали жить в доме Виельгорских на Михайловской площади.

Литературоведом Э. Г. Герштейн была выдвинута гипотеза, согласно которой брак Соллогуба и Виельгорской представлял не что иное, как награду писателю за «антилермонтовский» памфлет. По мнению же А. С. Немзера, гипотеза выглядит необоснованной. В целом брак не принёс супругам счастья. Тот же исследователь Немзер в качестве основного фактора, повлиявшего на это, приводит неуравновешенный характер писателя, бывшего не прочь нарушить «китайский этикет в залах гордой его родни» и тем более досадить своей тёще. Так, А. О. Смирнова-Россет вспоминала о неподобающем поведении Соллогуба и, кроме того, о ссорах самой С. М. Соллогуб, молча терпевшей выходки мужа, со свекровью. Вторым фактором выступили религиозная отрешённость Виельгорской, «не любившей света», и то громадное почтение, которое она оказывала своей властной и вместе с тем чадолюбивой матери. При этом в замужестве своё основное внимание она уделяла детям, которых у супругов было восемь: София (1841—1850), Елизавета (1847—1932; замужем за А. А. Сабуровым), Аполлинария (1849—1850), Мария (1851—1917; замужем за князем А. Е. Гагариным), Матвей (16 декабря 1852 — 10 ноября 1894), Михаил (1854—1888), Анна (1856—1857) и Наталья (1861—1935; в замужестве Чичуа). Непростые отношения супругов не раз становились предметом обсуждения для их друзей.

В 1878 году Соллогуб женился на Варваре Константиновне Аркудинской (ум. в 1893 году; была примерно на 25 лет моложе графа). Их связь началась ещё при жизни С. М. Соллогуб и длилась ко времени женитьбы несколько лет. Будучи женщиной низкого социального положения, Аркудинская к тому времени имела и репутацию авантюристки. Результатом брака стали многочисленные сплетни и насмешки, что обусловило дальнейшее усиление одиночества Соллогуба. Посмертно, в 1885 году, изданный роман «Через край» отразил в себе историю его последней любви и некоторые прочие автобиографические черты.

Влияние

Значительное влияние на Соллогуба, прекрасно знакомого с современной ему французской литературой, оказали традиции французского романа-фельетона и нравоописательного очерка, т. н. «физиологии». В прозе писателя прослеживается знакомство с такими французскими «физиологами» начала 1830-х, как Ж. Жанен, М. Сулье, Поль де Кок, А. Карр, Нодье. В произведениях Соллогуба исследователи также отмечают влияние Пушкина и Гоголя. Так, в период натуральной школы писатель ориентировался на «Станционного смотрителя», «Невский проспект» (вкупе с «Носом» и «Портретом») и лермонтовских «Кавказца» и «Княгиню Лиговскую». На влияние Гоголя указывают приёмы последнего: гротескно-комическое письмо («Лев»), риторический вопрос и лирические отступления, введение рассказчика-балагура («Серёжа»), «низкий быт» и построение диалогов с комедийной направленностью.

Влияние Соллогуба

Послание Аксакова «Графу В. А. Соллогубу», написанное с симпатией к писателю, содержит отсылки к «Зимней дороге», собственной драматической поэме поэта. Перекликаясь с «Тарантасом» и являясь, по сути, художественным противопоставлением трактовкам автора, поэма вобрала его типы и сюжетные мотивы. Сюжет из главы «Перстень» «Тарантаса» применён и в «Огороднике» Некрасова. Это наряду с совпадением ряда других деталей, по мнению В. Э. Вацуро, проведшего сравнительный анализ произведений, может говорить об использовании повести Соллогуба как одного из источников. Соллогуба наряду с другими писателями активно цитируют в повестях 1830-х годов.

Салон Соллогуба

Ф. И. Тютчев, один из самых частых гостей на вечерах Соллогуба

П. Соколов о салоне Соллогуба

Вечера эти всегда были очень оживлённые, и Соллогуб умел придавать им весьма разнообразный и интересный характером… Кроме чтения, пения и музыки, … он придумывал разные сюрпризы, ещё более оживлявшие вечера и придававшие им особенную прелесть… Пели и играли … оперные певцы, драматические актёры читали отрывки из своих ролей. Рассказывались анекдоты в лицах, и чем далее, тем более оживлялся вечер заканчивался великолепным ужином

П. Соколов. Воспоминания

Свой салон Соллогуб, вероятно, создал в середине или конце 1830-х годов. В доме своего тестя графа Виельгорского на Михайловской площади он начал собирать кружок избранных слушателей для знакомства с тем либо иным новым произведением русской литературы. В период с осени 1844 года по 1850 год этот салон становится одним из центров петербургской литературной и музыкальной жизни. Свою деятельность салон прекратил в связи с отъездом Соллогуба на Кавказ. Исследователь Немзер связывает его по типу с салоном Одоевского и определяет как связующее звено «между „большим светом“ и демократизирующейся литературой». В число гостей комнаты за кабинетом Соллогуба, которую он сам же назвал «зверинцем» с разнообразным и развлекательным характером встреч по средам, входили Одоевский, Вяземский, графиня Ростопчина, Гоголь, Ф. И. Тютчев, А. Я. Булгаков, Д. Н. Блудов, И. И. Панаев, Н. А. Некрасов, молодой Тургенев, В. Г. Бенедиктов, В. И. Даль, Д. Григорович, Е. П. Гребёнка, А. Ф. Писемский, И. П. Сахаров, М. Глинка, Ф. Лист, Б. Маркевич, А. Е. Варламов, граф Фредро и однажды Ф. М. Достоевский. Однако литературные отношения ни с кем из «посетителей» не стали достаточно прочными.

Также по «слабости» Соллогуба, желавшего видеть у себя, помимо писателей, музыкантов и художников, также издателей и «вообще людей, близко связанных и с иностранным искусством», у него собирались и представители двора и высшего света, что было объектом для насмешек. Гости, обычно числом от 20 до 25 человек, разъезжались уже после ужина, подаваемого в полночь в столовой графа и состоявшего из одного кушанья, «гомерических размеров ростбива[sic] или 2-3 зажаренных индеек», с простым красным столовым вином. На вечерах Соллогуба практически не бывало женщин, за исключением родственников жены и своих собственных. А. Н. Струговщиков, говоря о «средах» Н. В. Кукольника, упоминал «возлияния Бахусу, от которых были не прочь и друзья Виельгорского, Одоевского и Соллогуба». В то же время исследователи считают салон Соллогуба одновременно высокопоставленным и демократическим, а его целью видят содействие «сближению различных писательских групп, с одной стороны, сближению писателей с неписателями, с другой» с оттенком меценатства.

Салоны, которые для посещения избрал сам писатель, помимо домов Карамзиных и Одоевского, включали в себя «субботы» того же Панаева и Е. П. Ростопчиной, воскресные обеды М. С. Щепкина, «среды» Н. В. Кукольника.

Произведения

Основная статья: Список произведений Владимира Соллогуба

Библиография

• Соллогуб В. А. Повести и рассказы. Кн. 1—3. СПб., 1886 (3-е изд., СПб., 1902—1903)
• Соллогуб В. А. Тарантас. Б., 1922
• Соллогуб В. А. Воспоминания. М.-Л., 1931
• Соллогуб В. А. Водевили. М., 1937
• Соллогуб В. А. Повести и рассказы. М.-Л., 1962
• Соллогуб В. А. Три повести. М., 1978
• Соллогуб В. А. Тарантас. М., 1982
• Соллогуб В. А. Избранная проза. М., 1983
• Соллогуб В. А. Сотрудники…, Чиновник // Русская драма эпохи А. Н. Островского. М., 1984
• Соллогуб В. А. Воспоминания. М., 1988
• Соллогуб В. А. Повести и рассказы. М., Правда, 1988
• Соллогуб В. А. Повести и рассказы. М., Советская Россия, 1988
• Соллогуб В. А. Повести. Воспоминания. Л., 1988

Литература

Рекомендуемые источники

Исследования

• Грехнёв В. А. «Тарантас» Соллогуба // Учёные записки Горьковского института. — 1972. — Вып. 132.
• Грехнёв, В. А. Творчество В. А. Соллогуба в оценке Добролюбова // Статьи и материалы / Н. А. Добролюбов. — Горький, 1965.
• Грехнёв В. А. Творчество В. А. Соллогуба в русской прозе конца 30-х — I половины XIX в. — Горький, 1967.
• Губер, П. К. Граф В. А. Соллогуб и его мемуары // Воспоминания / В. А. Соллогуб. — М.—Л. : «Academia», 1931. — С. 9—123.
• Гуминский В. М. К вопросу о жанре путешествий // Филология. — 1977. — Вып. 5.
• Заборова, Р. Б. Материалы о М. Ю. Лермонтове в фонде В. Ф. Одоевского // Труды Государственной публичной библиотеки. — Л., 1958. — Т. 5 (8). — С. 190—199.
• Кузьминский К. Запутанный вопрос (Об иллюстрациях к «Тарантасу» Соллогуба) // Среди коллекционеров. — М., 1922. — № 1. — С. 48—53.
• Немзер А. С. Повести Соллогуба на фоне романтической традиции // Филология. — 1982. — Вып. 6.
• Поляков А. С. О смерти Пушкина (по новым данным). — Пб.: ГИЗ, 1922. — С. 6—11. — (Труды Пушкинского дома).
• Стасов В. В. Лекция графа Соллогуба [«Об основаниях и применениях русской народной орнаментики»] // Собрание сочинений. — Пб., 1894. — Т. II. — С. 231—236.
• Степанов, Н. Сочинения графа В. А. Соллогуб // Полное собрание сочинений / Н. А. Добролюбов. — Л. : ГИХЛ, 1934. — Т. I. — С. 621—623.

Воспоминания и письма

• Головин К. Мои воспоминания. — Пб., 1908. — Т. I. — С. 185—186.
• Голубцова, М. Письма графа В. А. Соллогуба к А. С. Пушкину по поводу их дуэли // Отчёт имп. Российского исторического музея им. имп. Александра III в Москве за 1913 год. — М., 1914. — С. 107—115.
• Давыдов Н. В. Из прошлого. — М., 1913. — С. 88—89.
• Инсарский, В. А. I // Записки. — Пб., 1898. — С. 297—305.
• Корсаков Д. К. Д. Кавелин. Материалы для биографии, из семейной переписки и воспоминаний // Вестник Европы. — СПб., 1886. — № 11. — С. 179—183.
• Оболенский Д. Д. Наброски из воспоминаний // Русский архив. — М., 1895. — № 1. — С. 357—359.
• Соколова А. И. Встречи и знакомства // Исторический вестник. — СПб., 1911. — № 4. — С. 116—124.

Ссылки

• Соллогуб В. А. (1813—1882), писатель // Энциклопедия «Санкт-Петербург»
• Соллогуб, Владимир Александрович